Храбрость и военные таланты Якова Александровича, во всю ширь проявившиеся в годы Первой мировой войны очень скоро сделали его самой настоящей живой легендой гвардейского полка. Приказом от 28 сентября 1916 г. его производят в чин «капитана», а приказом от 10 октября 1916-го в чин «полковника», минуя чин «подполковника». Кроме ордена Святого Георгия 4-й степени и Георгиевского оружия, полковник Слащёв за боевые отличия был награждён: орденом Святой Анны 4-й степени, орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом (приказом по 12-й армии № 79 от 30 марта 1915 г.), орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (приказом по Юго-Западному фронту № 71 от 15 января 1916 г.), орденом Святой Анны 2-й степени с мечами (приказом по 1-й армии № 1534), орденом Святого Станислава 2-й степени с мечами (приказом по Северо-Западному фронту № 39) и орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами (приказом армии и флоту от 3 октября 1917 г.).
Командир лейб-гвардии Финляндского полка генерал-майор барон П.А. Клодт фон Юргенсбург оценивал своего офицера не иначе, как с огромной душевной любовью, теплотой и особым уважением, которого не смог скрыть даже на бумаге:
«Безгранично храбрый, но не храбростью самозабвения или слепою храбростью рядового, а сознательною храбростью начальника, Яков Александрович соединял с этим драгоценным качеством все таланты крупного военачальника: любовь к воинскому делу, прекрасное военное образование, твёрдый, решительный характер, поразительное уменье схватывать обстановку и т.д. В своей скромной роли ротного, батальонного командира Яков Александрович положительно предугадывал ход военных событий; было ясно, что он владеет тайной военного искусства, что позволяет ему обычные способы суждения о событиях дополнять каким-то внутренним чутьём их.
Скобелев говорил, что нет человека, который не боялся бы опасности, и что храбрость состоит в умении владеть собою и сохранять способность «смотреть» и «видеть», «слушать» и «слышать». Яков Александрович обладал этой способностью в такой превосходной степени, что по временам казалось, вопреки мнению Скобелева, что он не понимает опасности. Думаю, что он её отлично понимал, но при этом обладал несравненным даром самообладания».
Словом, неординарность полковника Слащёва, его исключительные и, если хотите, выдающиеся таланты уже тогда были замечены и признаны не только солдатами и офицерами лейб-гвардии Финляндского полка, но особо отмечены его командиром.
5
Наступил 1917 год… Как рассказывает историк С.В. Волков в книге «Трагедия русского офицерства»: «События 27–28 февраля и последующее отречение императора Николая II от престола открыли дорогу потоку ненависти и насилия и стали началом Голгофы русского офицерства. На улицах Петрограда повсеместно происходили задержания, обезоруживания и избиения офицеров, некоторые были убиты. Когда сведения о событиях в столице дошли до фронтов, особенно после обнародования пресловутого «Приказа № 1» Петроградского совета, там началось то же самое. Какое влияние это оказало сразу же на боеспособность армии, свидетельствует телеграмма главкома Северного фронта начальнику штаба Главковерха от 6 марта: «Ежедневные публичные аресты генеральских и офицерских чинов, производимые при этом в оскорбительной форме, ставят командный состав армии, нередко георгиевских кавалеров, в безвыходное положение. Аресты эти произведены в Пскове, Двинске и других городах. Вместе с арестами продолжается, особенно на железнодорожных станциях, обезоружение офицеров, в т.ч. едущих на фронт, где эти же офицеры должны будут вести в бой нижних чинов, товарищами которых им было нанесено столь тяжкое и острое оскорбление, и притом вполне незаслуженное. Указанные явления тяжко отзываются на моральном состоянии офицерского состава и делают совершенно невозможной спокойную, энергичную и плодотворную работу, столь необходимую ввиду приближения весеннего времени, связанного с оживлением боевой деятельности»».
События на флотах и сухопутном фронте действительно происходили трагические:
«Цензура часто перехватывала солдатские письма такого вот содержания: «Здесь у нас здорово бунтуют, вчера убили офицера из 22-го полка и так много арестовывают и убивают». В 243-м пехотном полку, убив командира, солдаты устроили массовое избиение офицеров, в одном из гусарских полков были убиты предварительно арестованные генерал граф Менгден, полковник Эгерштром и ротмистр граф Клейнмихель. Очевидец описывает это так: «Двери карцера были взломаны, и озверелая толпа солдат бросилась на арестованных. Граф Менглен был сразу убит ударом приклада по голове, а Эгерштром и Клейнмихель подняты на штыки и потом добиты прикладами». Убийства происходили и в тыловых городах, так, в Пскове погиб полковник Самсонов, в Москве — полковник Щавинский (его труп толпа бросила в Яузу), в Петрограде — офицер 18-го драгунского полка князь Абашидзе и др. Не в силах вынести глумления солдат, некоторые офицеры стрелялись. Вот типичная сценка тех дней: «…поручик Дедов что-то сказал, озлобленные солдаты его окружили, грозили. Дедов, припёртый к стене, выхватил револьвер и застрелился».
В апреле — мае было уволено огромное число командующих генералов. За несколько недель было устранено 143 старших начальника, в т.ч. 70 начальников дивизий. Высшее военное руководство было терроризировано, и многие из оставшихся на постах не решались противодействовать развалу. К середине мая, после окончания гучковской «чистки», из 40 командующих фронтами, армиями и их начальников штабов только 14 имели мужество открыто бороться с «демократизацией», тогда как 15 её поощряли и 11 оставались нейтральны. Впоследствии (с 1918 года) 19 из них сражались в белых армиях (в т.ч. 10 боровшихся против демократизации, 7 нейтральных и 2 поощрявших), 14 не участвовали в борьбе (3, 4 и 7 соответственно) и 7 служили у большевиков (в т.ч. 1 противник демократизации и 6 поощрявших её)».
Лейб-гвардии Финляндский полк в это время находился на фронте. Д. Ходнев так описывает те дни:
«2-го марта 1917 года состоялось отречение Государя Императора Николая Александровича. 8-го марта находившийся ещё в Ставке Государь обратился к войскам с прощальным приказом… Но приказ этот не сделался известен войскам: военный министр Временного Правительства Гучков воспретил печатать и распространять его! Но за известный «приказ № 1» по революционным войскам был объявлен и распространялся повсюду.
Вспыхнувшая революция и отречение Государя Императора встречены были действующим Лейб-Гвардии Финляндским полком с тяжёлым и горестным чувством: все понимали, что это — начало конца… Но бросить самовластно фронт и идти наводить порядки — полк, конечно, не мог. Гвардия оставалась верна Государю и умоляла Его приехать в её распоряжение; была готова умереть за Него…
События шли с головокружительной быстротой. На фронте, в полках Гвардии, тоже начался вскоре развал. К тому времени командира полка генерал-майора барона Клодт фон Юргенсбурга заменил полковник Моллер I. В Армии появились комитеты, комиссары, начались собрания и митинги, — эти прелести «свободы» и «углубления революции»…
Всё это шло из далёкого тыла, и во многом были повинны г.г. члены Временного Правительства. Тем не менее полковник Моллер I и офицеры полка принимали все усилия, чтобы сохранить боеспособность полка и тем выполнить последнюю волю Государя Императора. Полк продолжал нести боевую службу и всегда выполнял даваемые ему задачи.
В течение лета 1917-го года Лейб-Гвардии Финляндский полк участвовал в боях под Эмильювкой, 23-го июня, в этом, — известном под именем «Июньского» — наступления и прорыве германских позиций…
Далее полк дрался под Хоростецом, 4—5-го июля…
7-го июля — через день после славного боя Финляндцев под Хоростецом, — Ставка Верховного Командования выпустила следующее сообщение: на юго-западном фронте, при малейшем артиллерийском обстреле, наши войска, забыв долг и присягу перед Родиной, покидают свои позиции. На всём протяжении фронта только в районе Тарнополя полки Преображенский и Семёновский исполняют свой долг». В сводке Ставки от 12 июля, а также и в газете «Киевская мысль» от 13 июля 1917 г. № 170, сообщалось и особо подчёркивалось, что «гвардия самовольно оставила свои позиции под Тарнополем и без всякого давления со стороны противника отошла в восточном направлении».
Это утверждение, оставленное почему-то без надлежащего протеста, и таким образом уже вошедшее в исторические материалы, — не соответствует действительности…
Обвинение, воздвигаемое против Гвардии, особенно против 2-й Гвардейской пехотной дивизии и 2-й бригады 1-й Гвардейской дивизии — несправедливо. Доказательством тому могут служить действия хотя бы только Лейб-Гвардии Финляндского полка».
