«26-го вечером, на Николаевской Набережной, у казарм полка, был торжественно отслужен напутственный молебен и состоялся церемониальный марш, — пишет историк полка Д. Ходнев. — Внушительную и красивую для военного глаза картину представлял из себя полк военного состава, со всеми его командами, численностью до 4½ тысячи человек. Под звуки полкового марша вынесено в строй наше Георгиевское Знамя с голубыми Андреевскими лентами. На груди знаменщика — полковой образ: благословение Царской Семьи.
И невольно в памяти воскресали былые бои полка Гейльсберг, Фридланд, Бородино, Красное, Лейпциг, Париж, Варна, Варшава, Горный, Дубняк, Балканы и Филипполь… Права Старой Императорской Гвардии; зачисление в списки полка Особ Императорской Фамилии; Высочайшие благоволения; Георгиевские знамёна; Серебряные и Георгиевские Серебряные Трубы; знаки отличия на каски; полковые нагрудные знаки — всё это Царские награды за доблестную боевую и мирную службу полка!..
Вокруг всё чёрно от собравшихся проводить на войну свой полк «васильеостровцев». На панели — начальство, «старые» финляндцы, дамы полка, родные и близкие…
Гремит музыка, ширится могучее «ура»… На другой день, 27-го июля, — в день Тезоименитства нашего Верховного Главнокомандующего, Великого Князя Николая Николаевича, полк, поэшелонно, — выступил в поход. Наша 2-я бригада 2-й Гвардейской пехотной дивизии — полки Лейб-Гвардии Павловский и Финляндский — первыми из частей Гвардейской пехоты отправились на театр военных действий.
При выступлении в поход никто из чинов полка не знал — куда и для каких операций предназначалась Гвардия и, в частности, Лейб-Гвардии Финляндский полк. Конверт с секретным приказом распечатывался начальниками эшелонов в пути. Только подъезжая к Белостоку, выяснилось, что станцией высадки полка назначена Варшава».
Младший офицер Пажеского корпуса штабс-капитан Я.А. Слащёв вместе с молодой супругой также присутствовал на проводах родного полка. Именно с этого дня он начинает не совсем простую борьбу о своём переводе в гвардейскую часть на фронт. Как и множество русских офицеров, Яков Александрович боялся не успеть на эту войну…
4
Высочайшим приказом от 31 декабря 1914 года Слащёва зачисляют в лейб-гвардии Финляндский полк, и он отправляется на фронт, оставив на последнем месяце беременности молодую жену.
Родившаяся буквально через неделю после его отъезда дочь была названа Верой, став Верой Яковлевной Слащёвой.
Как раз это время, в декабре 1914-го, Гвардию отвели в район Ново-Минск — Гавролин — Седлец, на отдых.
«Во время этой недолгой передышки, — отмечает Д. Ходнев, — Гвардию посетил Государь Император. Какая это была радость, какое счастье и ликование! Но не похож был этот смотр на прежние смотры в Санкт-Петербурге и Красном. Многих офицеров и солдат уже не было в рядах полка. Более половины убито и переранено. Не было прежней красоты и отчётливости, но была зато в глазах у всех беззаветная решимость до конца исполнить свой долг. И это видел Государь, понимал и этому верил. Печально он смотрел на сильно поредевшие ряды Своей любимой Старой Гвардии. Через месяц полк снова ведёт упорные бои с германцами на Млавском направлении, в районе Ломжи, у реки Бобра».
Первую «роту Его Высочества» лейб-гвардии Финляндского полка, в честь Августейшего Шефа полка — Наследника Цесаревича Алексея Николаевича, штабс-капитан Слащёв принял 8 января 1915 года, во время очередного похода Гвардии. Так начинался боевой опыт Якова Александровича, без которого отечественная история вряд ли бы получила того самого генерала Слащёва-Крымского, известного нам со страниц Гражданской войны.
На той, империалистической войне, как её частенько называли в советский период, Яков Александрович был пять раз ранен и дважды контужен. Это произошло 8 февраля 1915 г. под г. Ломжа и 22 июля 1915 г. под г. Холм. Сегодня эти названия мало что говорят, однако в сводках Первой мировой войны они встречаются часто.
Вспоминая те дни, генерал П.Н. Краснов писал в эмиграции:
«Шли страшные бои под Ложей. Гвардейская пехота сгорала в них, как сгорает солома, охапками бросаемая в костёр. Перевязочные пункты и лазареты были переполнены ранеными, и врачи не успевали перевязывать и делать необходимые операции. Отбирали тех, кому стоило сделать, то есть у кого была надежда на выздоровление, и бросали остальных умирать от ран за невозможностью всем помочь».
Лето 1915 года Слащёв также запомнит на всю оставшуюся жизнь, пережив его со своими однополчанами на полях сражений. Об этом Д. Ходнев запишет следующее:
«Снова переброшенный с северо-западного фронта на юго-западный, полк вёл упорные бои с германскими частями генерал-фельдмаршала Макензена. Бои отличались жестокостью, бывали очень кровопролитны. Такие бои пришлось выдержать полку южнее Холма, на реке Вепрж, под Куликом 19–20 июля и под Верещиным 22–23 июля 1915 года.
Здесь Лейб-Гвардии Финляндский полк встретился с прусской Гвардией и, в частности, с 8 гвардейским пехотным полком (8-й немецкой против 8-го русского). Громадные потери нёс тогда полк. Масса раненых солдат и офицеров убыло из строя; неоднократно полк сводился в трёх- и двухбатальонный состав. Бои кончались, и от батальонов оставались лишь жалкие по численности остатки. Ротами командовали не только прапорщики, но и фельдфебели».
За эти бои штабс-капитан Слащёв был награждён двумя боевыми наградами подряд:
Высочайшим приказом от 18 июля 1916 г. — орденом Святого Георгия 4-й степени:
«За то, что 20.07.1915, командуя ротой в бою у д. Кулик, оценив быстро и верно обстановку, по собственному почину бросился во главе роты вперёд, несмотря на убийственный огонь противника, обратил части германской гвардии в бегство и овладел высотой, имевшей столь важное значение, что без овладения ею удержание всей позиции было бы невозможно».
И Высочайшим приказом от 26 сентября 1916 г. — Георгиевским оружием:
«За то, что 22.07.1915 в бою у д. Верещин, командуя батальоном и лично находясь на позиции под сильнейшим огнём противника, видя отход соседней части, по собственному почину бросился во главе своего батальона в атаку и обратил противника в бегство, чем восстановил положение и предотвратил возможность потери позиции».
К слову сказать, всего в полку Георгиевским оружием было награждено 14 офицеров, а орденом Святого Георгия 4-й степени — 11.
В феврале 1916-го Гвардию снова перебросили на северо-западный фронт... 11 июля лейб-гвардии Финляндский полк, пройдя станцию Рожище, занял позиции у реки Стоход, возле д. Немер, сильно разрушенной артиллерией противника. Возле деревни финляндцы обнаружили совсем свежие братские могилы гвардейцев Преображенского и Лейб-Егерского полков. Уже на 15 июля была назначена общая атака, конечной целью которой являлось взятие г. Ковеля.
Д. Ходнев об этих боях напишет:
«В ночь с 14-го на 15-е июля из окопов основной линии вышли в параллели батальоны, назначенные на прорыв.
Полковой священник, о. Михаил Семёнов (кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст.), обошёл роты, осеняя всех св. крестом. За ночь окопы углубили и сделали навесы.
Наступило утро 15-го июля, — день Владимира Святого. Атака была назначена ровно на 13 часов, а за полчаса раньше лейб-егеря должны были захватить находившуюся против их правого фланга колонию «Переходы». На Лейб-Гвардии Финляндский полк возлагалась атака д. «Ясеновка», а на Лейб-Гвардии Преображенский колонии «Рай-Место».
Артиллерийская подготовка началась только в 11 часов, а ожидалась она гораздо раньше. Мы знали, что при весеннем Луцком прорыве наша артиллерия стреляла тяжёлыми и химическими снарядами по позициям и тылам противника почти двое суток, а подготовка самой атаки велась непрерывно в течение шести часов. Мы знали, что это был действительно «ураганный» огонь, — огонь, который всё смёл, который всё до основания разрушил!
Совсем не та картина была у нас… За два часа ураганной подготовки батареи не дали «ураганного огня», не вселили в пехоте уверенность, что путь вперёд — открыт!..
Командующий 1-м батальоном штабс-капитан Слащёв неоднократно по телефону просил усилить огонь по проволоке, но это исполнено не было…
Во время этой двухчасовой подготовки противник упорно молчал: с его стороны не раздался ни один выстрел. Всё ушло в убежища так солидно и искусно, что разрушить их не удалось.
Ровно в 13 часов батальоны пошли в атаку. Их встретила буря огня… Роты шли вперёд — по «гвардейски»: цепь за цепью; мерно, настойчиво; упорно… Чувствовалась сила и мощь. Впереди офицеры, в золотых погонах, с полковыми знаками на груди. За ними солдаты с отличительными кантами на защитных рубахах. Шли, умирали, а за ними также доблестно волнами перекатывались резервные роты… Но мало оказалось проходов в проволоке, затягивало болото, — сотнями гибли храбрецы по всей линии!
На участке роты Её Величества, атаковавшей позицию противника правее колонии Ямно, проволока оказалась не разбитой: проходов не было! Командующий 2-й ротой поручик Облеухов II, выхватив шашку, начал ею рубить проволоку и бросать ручные гранаты. Потери были ужасны. Немцы, поднявшись на бруствер, расстреливали наших раненых и ещё оставшихся в живых, залёгших под проволокой. Раненный в обе ноги, подпоручик Облеухов выхватил револьвер и стал отстреливаться. Успел он сделать четыре выстрела, когда сражённый сразу тремя пулями упал и уже больше не шевелился… Так и подобран он был, судорожно сжимавший в правой руке «Наган». Ночью его вынес денщик. На трупе было восемь пулевых ранений! (…)
Разве можно забыть подвиг командующего 1-м батальоном штабс-капитана Слащёва?! — Ровно в час назначенный для атаки, минута в минуту, он встаёт во весь свой рост, снимает фуражку, истово крестится и с обнажённой шашкой идёт вперёд, ведя роты на смерть или победу…
Это была изумительно красивая, но жуткая картина! Пример начальника имеет в бою колоссальное значение; за таким офицером солдаты всегда пойдут хотя бы и на верную смерть. Такого начальника солдаты и уважают и любят и всегда придут к нему на помощь в тяжёлую минуту. В этом же, например, бою, когда, выполняя приказание командира полка, генерала барона Клодт фон Юргенсбурга, штабс-капитан Слащёв встал и пошёл в штаб полка в основные окопы, между ними и немцами вдруг выросло несколько солдатских фигур во главе с унтер-офицером Баландиным (4-й роты). На вопрос единственного оставшегося от батальона командующего 4-й ротой поручика фон Зигеля (контуженного), — зачем он поднялся — Баландин ответил: «Прикрыть Его Высокоблагородие штабс-капитана Слащёва!»».
