Как раз-таки юнкеру Слащёву в этом плане повезло больше всех. Он получил до училища превосходное образование, на базе которого ему было гораздо легче учиться военному делу, нежели бывшим кадетам.
Генерал П.Н. Краснов, также выпускник Павловского военного училища, в эмиграции посвятил ему целую книгу под названием «Павлоны. 1-е Военное Павловское училище полвека назад»:
«В Императорской России было много военных училищ, как общих, так и специальных — кавалерийских, артиллерийских и инженерных. В них поступали юноши, преимущественно окончившие курс кадетских корпусов. Поступала молодёжь одного образования, одного воспитания, в значительной степени вышедшая из той же военной среды — казалось бы, и училища должны были быть одинаковыми… На деле каждое имело свой характер, свои особенности — свою душу. И если понятно, что специальные училища могли отличаться от училищ общих — пехотных, — то уже совсем непонятно, почему 1-е Павловское, 2-е Константиновское и 3-е Александровское училища так различались друг от друга? Каждое имело свою душу — и одинаковые по своим программам, быту, офицерскому и преподавательскому составу — они были разными. Я это чувствовал тогда, когда сам был юнкером, но особенно почувствовал, когда, приводя в порядок свои воспоминания о Павловском военном училище, перечитал «Юнкера» А.И. Куприна. Мы были юнкерами в одно и то же время: — я в 1-м Военном Павловском Училище, А.И. Куприн в 3-м Военном Александровском — всё у нас было так, как описано у Куприна — так — да не так, а временами и совсем не так. Другой дух был у Павловского училища. Над одним училищем реял дух сурового Императора Павла I, над другим — благожелательного, добролюбивого, «либерального» Александра I. Конечно, сказывалось: — Петербург — холодный, замкнутый, строгий, военный, — и Москва — широкая, гостеприимная, радушная, приветливая — интеллигентно-купеческая. Не походили мы и на своих однополчан «Констапёров», — юнкеров 2-го Военного Константиновского Училища. Там царил дух Дворянского полка, более вольный, чем у нас, где была суровая замкнутость Императорского Военно-Сиротского Дома, основанного в 1879-м году Императором Павлом I, переименованного при Императоре Николае I, в 1829-м году, в Павловский кадетский корпус и в 1863-м году в Павловское военное училище. Сказалось, несомненно, на дух училища влияние первых его начальников и батальонных командиров. (…) Дисциплина была твёрдая и суровая. Она перемалывала человека, сгибала, но не ломала».
Вне всяких сомнений, выпуск из училища, описанный Красновым в книге, был точно таким же и у Слащёва: «Громко и отчётливо сказал нам Государь. Каждое его слово запоминалось нами на всю нашу военную службу: — Поздравляю вас, господа, офицерами! Служите России и Мне, как служили ваши отцы и деды. Заботьтесь о солдате и любите его! Будьте ему как старшие братья! Будьте хорошими наставниками. Учите солдат добру, смелости и воинскому искусству. Кому доведётся служить на далёкой глухой окраине — не скучайте, не тоскуйте, помните, что все охраняете Российскую Империю. На вас, юнкера Павловского училища, я всегда надеюсь и верю, что, как были вы прекрасными юнкерами, так будете и образцовыми офицерами моей славной Армии…
Мы закричали «ура». Под восторженные наши крики Государь, сопровождаемый свитой, заслонившей нас от него, прошёл к Константиновскому училищу. Флигель-адъютанты передавали каждому из нас Высочайшие приказы о производстве в офицеры.
Это были толстые тетради сероватой казённой бумаги. Наверху крупными, какими-то казёнными буквами было напечатано:
Высочайший приказ.
По военному ведомству…»
А вот и сцена прощания с училищем:
«У нас в училище не было принято прощаться с офицерами, устраивать прощальные обеды в ресторане. Мы всегда далеко стояли от них… Нижние чины… Мы и они понимали — дальние проводы — лишние слёзы… Мы к ним не заходили. Всё, что нужно было нам сказать, было сказано за два года училищной жизни — торжественные, ресторанные обеды с возлияниями и по большой части неискренними льстивыми речами были совсем не в духе училища.
Я вышел на подъезд, первый раз взял извозчика и поехал. Отъехав, я оглянулся.
Румяное солнце спускалось к заливу. Длинное белое здание было залито жёлтым светом. Ярко блистали золотые буквы на синей вывеске: «1-е Военное Павловское Училище». Защемило сердце. А радость с тем всё шире и шире наплывала на сердце, и всё его заливало ярким блистанием свободы…
Но, как сказал поэт, в этой радости так грусти много.
Она была, как этот предзакатный вечерний свет, заливавший белые стены училища, — неяркая и тихая.
Чистая юность, прощай! Здравствуй, жизнь!..»
Яков Александрович Слашёв Высочайшим приказом от 22 апреля 1905 года был произведён в чин подпоручика и выпущен в лейб-гвардии Финляндский полк.
Нетрудно догадаться, что подпоручик Слащёв окончил училище по первому разряду, иначе в Гвардию он бы не попал…
Лейб-гвардии Финляндский полк квартировал на косой линии Васильевского острова, а на большом проспекте Васильевского острова располагались полковая церковь и полковой госпиталь. Казармы были построены ещё в первой четверти XVIII века.
Из истории полка можно узнать, что он был сформирован в декабре 1806 г. в Стрельне из крестьян окрестных вотчин как батальон милиции. В 1811 г. его переформировали в полк, который принял участие почти во всех войнах России XIX века.
Из воспоминаний очевидцев известно, что когда Слащёв прибыл в полк, то совершенно не выпивал, избегал весёлых офицерских компаний, предпочитая им иные занятия. А ещё молодой подпоручик очень любил сладкое, за что сразу же получил прозвище «красная девица». Тем не менее «положение офицеров лейб-гвардии Финляндского полка среди прочих офицеров гвардии издавна отмечалось особенною их сплочённостью между собою, духом единения и скромностью! — писал историк полка Е. Гулевич. — В полковой офицерской среде, годами последовательного отбора вступивших в неё офицеров и под постоянным влиянием полковой солидарности, выработался особенный характерный тип строго выдержанного, серьёзного, настойчивого, требовательного и к службе и к другим офицерам. Отношение Финляндских офицеров к службе было всегда серьёзное и ретивое. Между собой же, в товарищеской среде, офицеры полка держались всегда замечательно дружно, а при возникновении неизбежных подчас столкновений вызывали удивительное единство мнений — отличительную черту общества офицеров лейб-гвардии Финляндского полка».
В полку Слащёв прослужил всего три года и ещё в чине подпоручика поступил в Академию Генерального штаба. Объяснение тут может быть только одно. Высшее военное образование давало молодому офицеру возможность расти в должностях и званиях, чтобы в конечном итоге стать генералом. По мере карьерного роста офицера росло и его материальное благополучие. Не стоит забывать и про получаемые в академии знания. В любом случае они были соответствующими рангу этого высшего военно-учебного заведения. Словом, в Николаевскую академию рвались многие офицеры, чтобы в корне изменить свою скучную гарнизонную жизнь. Однако поступали туда единицы.
«Продолжительность службы офицеров в полку в среднем была весьма невелика и едва достигала 8—10 лет, — свидетельствовал Е. Гулевич. — Такой краткий срок пребывания офицеров в полку объясняется уходом большинства из них из полка ещё в молодых чинах. Причинами этого были: необходимость оставления строя офицерами, получившими раны, контузии и всякого рода болезни после кампаний, инертность службы в строю и её малая обеспеченность. В 1865 г. один из начальников гвардейских дивизий, в отчёте о полках своей дивизии, доносил следующее:
«Ограниченное содержание офицеров лишает полки наилучших из их среды переводящихся в другие отрасли военной службы и другие ведомства, обставленные лучшими материальными средствами». Таким образом, вышеуказанные причины заставляли офицеров уклоняться от их прямого служебного пути, нормальное происхождение которого за время столетнего существования полка было весьма различно. В начале этого периода субалтерн-офицеры получали роты на 5, 6 и 7-м году службы, в полковники производились на 11 и 12-м году службы. Затем эти сроки постепенно увеличивались, дошли до того, что за последнее время роты стали получаться офицерами по прослужении 13 и 14 лет, производство в полковники оттянулось на 22—23-й год службы, получение же полков отодвинулось до 27-го даже 29-го года службы».
