— Смертным потомкам неберов Натуру, то есть коренным египтянам, иберам.

— Потрясающе!

— Рад, что тебе понятно, — улыбнулся старик.

— Иври, иберы. А если прочесть справа налево, то получится «ыреби», то есть «араби». Ведь в арамейском и современном арабском звук «а» и «е» обозначаются одним и тем же шрихом. А раньше вообще гласные не прописывались.

— Пытаешься в этимологии найти ответы?

— Именно. И кажется, уже нашёл. Но ведь не только поэтому египтяне ненавидели переселенцев иверов?

— Да, разумеется. Ещё и потому, что одни из них верили в кровожадных богов, и их тогда называли «из-верами» или «изуверами» и «извергами»; отсюда и пошло название зверь, то есть человек, который приносит кровавые жертвы, и не только животных. С тех пор всех кровожадных именуют изуверами. А иудеи верили вообще в единого бога, что не свойственно было египтянам. Но именно иудеев египтяне винили в отступничестве своего фараона Аменхотепа IV, то есть Эхнатона, считая, что это они его околдовали и отняли душу, и потому он лишился БА и разума.

— Да, я знаю, что Эхнатон призывал всех верить только в одного Бога Атона, то есть в бога полуденного солнца. Он призывал верить в свет, но не в тьму, чему соответствовал культ Амона-Ра, то есть заходящего сумеречного солнца.

— Да, всё верно, в то время главным божеством египтян был Амон, бог вечернего солнца.

— Ну, их можно понять. Вечернее солнце не так палит, как полуденное. Особенно здесь, в Египте.

— Логично, — охотно согласился Гэбриэл и прилёг у костра.

А Лука вновь задумался:

— Ивры, значит «не неберы», то есть «не неферы», значит, — не боги. Ивры, значит, — люди и звери. Но кто из них люди, а кто — звери? И кто же остальные народности планеты? Или ивры — это просто смертные потомки неберов?

Его взгляд устремился в звёздное небо, будто именно там он мог найти ответы на все свои вопросы.

— Знаешь, я тут вот ещё о чём подумал… — проговорил Лука и замолчал.

— И о чём же?

— «Шурави». Это оскорбительное прозвище советских воинов, данное им афганцами во время Афганской войны восьмидесятых годов XX века…

— Считаешь, это оскорбительное прозвище?

— Вот и я задумался над этим. Уж больно оно схоже по звучанию с другим, очень знакомым нам. И если это не оскорбление, тогда… что же, — иное прочтение слова «русский» в английской транскрипции? Ты это имел в виду или нечто более древнее?

— Возможно, здесь действительно присутствует английский след. «Раш» на английском переводится, как «русский». Если это прочесть справа налево, применительно арабской и ивритской манеры чтения и письма, то получается «шар» или «шур», — добавил Гэбриэл. — Или даже «чур», что было весьма распространено в древней Руси.

— Снова «шур», «чур», «ашур», то есть асур. И он же усур. Отсюда усурийский тигр?

— Молодец, начинаешь видеть и слышать. А главное, начинаешь понимать. По распространению схожих слов можно обозначить границы его употребления, а стало быть, и границы общности, которая здесь проживала.

— Хорошо, пусть так. Значит это ещё одно подтверждение того, что русские являются потомками асуров или усуров и их территория простиралась от нынешней Европы до Тихого океана дальше на юг, к океану Индийскому? Тогда поясни мне ещё и слово «этруски» или «этрусы».

— Что ты пытаешься выяснить?

— Прочти эти слова наоборот. Получается «эксурты» или «эсурты». А это может быть другим звучанием слов асур или ашур. Их могли называть не ашуры, а ашурты. Но сами они называли себя уже не богами или асурами, а просто этрусами.

— Ты хочешь этим сказать, что этруски — прямые потомки асуров? Но ведь именно об этом я тебе и говорил прежде.

— Но дошло до меня это, похоже, только теперь.

Гэбриэл криво усмехнулся, но промолчал.

— Стало быть, и «шурави» может на самом деле означать «асура рави», то есть «мудрец ашура», типа «носитель знания богов» или просто… — Лука удивлённо посмотрел на Гэбриэла. — Или просто «учитель». Потрясающе! Невероятно! Это просто потрясающе! И так просто. Уму непостижимо!

Старик продолжал улыбаться и молчать.

Николас и его напарница встретились на пересечении дорог в Долине Царей. Они обшарили всё, что было можно: каждый уголок пещер и каменных ниш был ими проверен и исследован с помощью теплового сенсора. Они заглянули в каждый овражек и в каждую разграбленную гробницу, доступную неподготовленному искателю приключений. Ничего и никого. Но сигнал продолжал упрямо исходить от этих мест. Со спутника посылалась одна и та же картинка. Это говорило о том, что преследуемые не двигались, не убегали от погони, а находились на одном месте, будто ждали, когда их обнаружат.

С наступлением сумерек Лука и Гэбриэл выбрались из укрытия, достали компас и по нему стали двигаться на восток.

— Сегодня произошло то же крушение цивилизации, что и сотни тысяч лет назад, — вздохнул старик.

— Какое крушение?

— Знания можно давать на самом деле. Но не отдельным избранным, а всем подряд. Но лишь тогда, когда все поголовно будут достойны этих знаний. Если же среди смертных обнаружится хоть один недостойный, то всем твоим стараниям придёт конец. Все усилия будут напрасны, а результаты превратятся в прах. Поэтому прежде чем давать какие-либо знания и умения, землян нужно долго, кропотливо и терпеливо воспитывать, готовить к правильному пониманию, принятию и дальнейшему использованию знания.

Старик тяжело вздохнул и продолжил:

— Наша беда в том, что помимо верности и преданности людей нам захотелось их любви.

— Нам, это люциферам? — уточнил Лука.

— Нет. Это случилось задолго до разделения на асуров и архонтов, то есть на люциферов и грааль. Нам, это значит всем неберам Натуру. Ради этой любви смертных мы и предали свои законы, свои устои, а стало быть, и самих себя.

— Что конкретно ты имеешь в виду? Может, это было не предательство на самом деле, а банальное заблуждение? Ты же говорил, что боги не совершенны. Они могли заблуждаться.

Гэбриэл снова вздохнул, будто раздумывал, отвечать на вопрос Луки или нет:

— Сложно объяснить в двух фразах. Наши предки влезли в такую область эволюции, которая не была изучена ими досконально. Я имею в виду человеческую психику и скорость эволюции смертных. Как известно, к хорошему привыкаешь быстро. Вот и люди стали спекулировать нашим вниманием. Они быстро привыкли к тому, что их оберегают, защищают, не дают погибнуть от нападения диких зверей и голода и перестали эволюционировать, просто стали ждать нашей подачки. Позже, когда смертные получали знания по выживанию, они всё равно продолжали надеяться на нас, но не на собственные силы и умение. Обрели они самостоятельность лишь тогда, когда поняли, что боги навсегда покинули их. Нам не стоило вообще приручать их. Из-за этого все беды и наши, и их. И что самое ужасное: была нарушена программа эволюции, не стало естественного отбора.

— Ну, да, отбор стал искусственный, то есть божественный.

— Да, так и есть.

— Эволюция — это безупречный закон?

— Да. Но есть один парадокс, — Гэбриэл замолчал.

— Ну же!

— Чем выше интеллект, тем ниже способность к деторождению. Это взаимосвязано. И, увы, неизбежно. Так антивещество пожирает вещество, — добавил старик и снова замолчал. Похоже, он что-то вспомнил, и это что-то было нелицеприятным.

— Я не совсем тебя понял, — поморщился Лука.

Гэбриэл снова тяжело вздохнул, надув в раздумье губы, то ли пытаясь что-то вспомнить, то ли побороть собственные сомнения:

— Разум имеет предохранитель. Достигая какого-то уровня, срабатывает предохранитель: резкое снижение рождаемости блокирует распространение и развитие интеллекта, дабы прервать процесс образования опасной энергии разума. Со временем поймёшь, — задумчиво отозвался он, уклонившись от прямого ответа.

— Стало быть, наша цивилизация действительно обречена на вымирание?