Мы уже видели, и мы еще в этом удостоверимся, что режим Террора был плодом нечистого Бинера.
Поистине загадочное и ошеломляющее, это длительное исступление самого благородного и самого цивилизованного из народов, сбивало с толку проницательность всех историков. Кто не потерялся бы в бессильных догадках при виде этих периодических разливов национальной крови, куда Франция, превращаясь в вакханку, с наслаждением погружается с этими исступленными и в то же время величественными возгласами, которые словно бы несут на себе отпечаток лихорадочной восторженности, исполненной бешеной радости и отчаяния?
Для того чтобы пролить внезапный свет на эту странную эпоху, столь богатую катаклизмами, достаточно будет нескольких строк аббата Констана (Элифаса Леви): «Мы помним о странной речи, с которой обратился к самому Казотту, осуждая его на смерть, председатель революционного Трибунала, его собрат и товарищ по посвящению. Страшная разгадка 93-го года по-прежнему сокрыта в самом темном святилище тайных обществ: адептам доброй воли, желавшим освободить народы[446], другие адепты из противоположной секты, связанной с более древними традициями, оказали страшное сопротивление с помощью средств, аналогичных средствам их противников; они сделали невозможным практическое применение великого аркана, разоблачив теорию. Толпа ничего не поняла; но она не доверяла никому и в унынии пала в пропасть еще большую, чем высота, на которую ее желали поднять. Великий аркан остался еще более неизвестным, чем когда бы то ни было; однако адепты, нейтрализовав друг друга, не могли проявить силу ни для того, чтобы подчинить себе других, ни для того, чтобы освободиться самим: поэтому они взаимно осуждали друг друга как изменников и обрекали друг друга на изгнание, самоубийство, кинжал и эшафот»[447]
Оставим пока в стороне Казотта и его процесс; мы скоро уделим этому эпизоду всё внимание, которого он заслуживает: радуясь тому, что можем представить интересующимся подробности неоспоримой подлинности, которые, обладая необычайной важностью, тем не менее, обычно игнорируются.
Приберегая на потом, но не теряя из виду эту столь показательную сцену большой революционной драмы, обратимся к автору одной интересной и добросовестной работы, вышедшей в 1819 году под названием: «О тайных обществах Германии, секте иллюминатов, тайном Трибунале и т. д.»[448].
Этот очеркист — который не может обладать осведомленностью аббата Констана в вопросе Иллюминатов, — предъявляет всем адептам один и тот же упрек. Ему неведомы никакие различия между двумя школами.
Однако поразительно наблюдать, как он пишет за сорок лет до публикаций знаменитого оккультиста фразы в таком духе: «Чтобы отыскать ключ к Революциям, начиная с казни Карла I и заканчивая казнью Людовика XVI, необходимо всегда возвращаться к этой неуступчивой секте… Красный колпак, который, как мы видели, в 1793 году стал эмблемой Якобинцев, был украшением британских Индепендентов, когда Кромвель пришел к власти. Чтобы не ходить далеко, не странно ли, что в самый разгар нашей Революции первые роли исполняли Паши, Мараты, Клотцы, Лазуские, Буонаротти и Миранды — швейцарские, немецкие, польские, итальянские и испанские Иллюминаты!.. (стр. 179).
Мы уже видели, что в Ордене Иллюминатов было три степени. Самым высоким был ранг Великого Магистра; герцог Орлеанский был облечен им во Франции за несколько лет до Революции… (стр. 226).
Императоры Иосиф II и Леопольд, проникшие в тайны Иллюминатов, стали жертвами Aqua Toffana. Решения о повстанческих движениях 5 октября, 20 июня и 10 августа были приняты на собраниях адептов и посвященных, в ложе Общественного договора, на улице Кок-Эрон: я знаю это со слов очевидца. Робеспьер играл определенную роль, но он не был посвященным[449]: поэтому его свергли.
Он хотел изолировать себя от секты, орудием которой выступал: и его голова упала на эшафот…
Никогда еще Иллюминаты не ощущали себя такими могущественными; в 1793 году они распоряжались топором палача… Гений, достоинство, таланты, добродетели, богатство — всё сравнялось с роковым уровнем гильотины: в одной связке оказались Бальи и Кюстины, Малербы и Делаборды, Лавуазье и Вестерманы, Элизабеты и Верньо. Не щадили никого: под косой торжествующих Иллюминатов исчезало всё величественное и возвышенное; оставалась только черная шайка…
По поводу этой гипотезы меня могут спросить, почему Великий Магистр Парижского капитула[450] и его приспешники, свергнув короля с престола, сами погибли на эшафоте! Я приведу в ответ достоверный факт: после своей победы иллюминаты разделились[451]; одна часть ушла к Якобинцам, а другая — в Конвент: Якобинцы властвовали вплоть до 9 термидора; тогда-то Камиль Демулен, Эбер, Шомет, Клотц и Великий Магистр Капитула были отправлены на казнь. Напрасно последний отрекался от своего отца с трибуны Якобинцев и торжественно заявлял, что его мать занималась проституцией; они знали, к чему вели его признания: это было предательством секты; его отдали в руки палача… (стр. 181–183).
Земля представляла бы собой огромную груду обломков и руин, если бы Провидение не породило вдруг одного человека… которого судьба призвала к высшей участи и чье падение, каким бы желанным оно ни было, вновь ввергло Европу в бесконечную череду Революций. Славный день 18 брюмера нанес страшный удар по секте Иллюминатов; она увидела, как дело пятидесяти лет было уничтожено за один день силами одного солдата (стр. 184).
Падение Буонапарте, вызванное, по большей части, Иллюминатами, возродило их влияние во всех отношениях; за несколько лет оно подвело нас к той ложной ситуации, которую мы принимаем за покой (стр. 203).
Эта лига Иллюминатов, невидимых ясновидцев, как никогда угрожает нашему благоденствию и нашей жизни; кровавая книга раскрыта, в ней записаны имена, и сто тысяч убийц, поклявшихся не щадить ни своих родителей, ни друзей, находятся в движении. Несчастный Фуальдес уже пал под их ударами (стр. 256)».
Простят ли нам эти длинные цитаты? Они были необходимы. Мнение, высказанное публицистом 1819 года — своеобразная гарантия правдивости утверждений, сделанных Элифасом Леви в 1855 году. А если добавить к ним разоблачения Каде де Гасикура, датируемые 1796 годом («Гробница Жака Моле», год V), то сомневаться больше не приходится.
Впрочем, сами события Революции несут на себе «тамплиеровский» отпечаток и подтверждают наш тезис.
Название Якобинцы происходит от Якобуса Молэ, а вовсе не от церкви монахов-якобитов, как обычно считают — места собраний, которое оккультная секта Масонов должна была, по причине номинального совпадения, предпочесть всем остальным. Эти заговорщики прежде основали на улице Платьер ложу Жан-Жака Руссо, в доме этого известного публициста, теории которого должна была претворить в жизнь партия Робеспьера. К моменту возникновения этой знаменитой ложи Якобинство давным-давно получило свое название. Но это знаменательное наименование было известно только магистрам. Послушаем Каде де Гасикура:
«Стремясь посвящать в свои замыслы только надежных людей, они (Неотамплиеры) изобрели обычные масонские ложи, носившие имена св. Иоанна и св. Андрея. Они были известны во Франции, Германии и Англии; несекретные общества, служившие лишь для того, чтобы раздавать поручения и знакомить истинных масонов с людьми, которые могут присоединиться к их большому заговору. Эти ложи, которые я мог бы назвать подготовительными, имеют чисто утилитарную цель; она посвящены благотворительности; они связали различные народы необычайно ценными узами братства; поэтому мы видели, как самые добродетельные люди усердно разыскивали подобные общества. Истинные тамплиеры, или якобинцы, не держат лож; их собрания называются капитулами. Существует четыре Капитула, по одному в каждом городе, указанном Жаком Молэ[452], и каждый из них состоит из двадцати семи членов. Их пароль — Иахин, Воаз, Мак-Бенак, Адонаи 1314, начальные буквы которого совпадают с Jacobus Burgundus Molay beat anno 1314»[453].
