Должно быть, она ошиблась. С чего бы столь могучему воину так страдать?

Стоя перед Фоко на коленях, Лионесс снова прижала ладонь к мужской щеке и погладила его губы кончиком большого пальца.

— Как ты представляешь себе любовь? Неужели ты никогда никого не любил? Разве твои родные не любят тебя? Возможно ли, чтобы ты не отвечал на их чувства?

— Я горжусь своей семьей. Я уважаю их. Я забочусь о них.

— Разве это не любовь?

— Речь не о семье. Я говорю о бесполезных чувствах меж мужем и женой.

— А разве муж и жена — это не семья? Как же их чувства друг к другу могут стать бесполезными? — озадаченно нахмурилась Лионесс.

Фоко попытался увернуться от ее пальцев, но Лионесс протянула руку и снова повернула к себе его лицо.

— Рис, ты хоть раз в жизни кого-нибудь любил?

Он замер. Едва Фоко попытался встать, Лионесс обняла его ладонью за шею и запустила пальцы ему в волосы.

— Сядь, Рис.

Он беспрекословно ей подчинился, и это развеселило Лионесс.

— Если уж я решу выйти за тебя, между нами не должно быть недомолвок. Что заставляет тебя считать любовь бесполезной?

Он зыркнул на Лионесс:

— Тут нечего решать. Выйдешь за меня и точка.

Он что, решил принудить ее?

— Не увиливай. Ответь мне.

— Нет у меня ответа.

Лионесс едва не впилась ногтями в его шевелюру.

— Граф Рис Фоко, разве нужно напоминать вам, что именно я пленила и удерживала в своей крепости Могучего Сокола? Вам больше не удастся запугать меня яростными взглядами или злобным голосом. Поберегите их для тех, кто слабее меня.

На миг, когда лицо его превратилось в каменную маску, она, было, решила, что зашла слишком далеко. Наверно от подобного взгляда воины застывали как вкопанные. Лионесс возблагодарила бога, что она не воин.

Именно так — после всего, что было между ними, после всех его речей и ошеломительных поцелуев она поняла: вреда ей Фоко не причинит. Лионесс не лгала: она его не боялась. Она неподвижно сидела, не сводя взгляда с Фоко.

Наконец — Лионесс показалось, что минул не один час — он успокоился и рассмеялся:

— Да, Лионесс… умеешь ты иногда донять.

— Пришлось давеча научиться. — Она шутливо взъерошила Рису волосы и встала: — Тебе пора идти.

Они направились из сада по узкой дорожке, останавливаясь на каждом шагу и рассматривая то одно, то другое растение. Всякий раз, когда Лионесс рукой или бедром задевала Фоко, ее охватывал непонятный трепет.

Лионесс не отрицала: едва она увидела этого человека, он пробудил в ней определенные чувства. Даже когда Фоко был пойман, словно загнанный олень, он своим видом и мощью внушал страх. А ухаживая за его ранами, она не могла не замечать тепла его кожи, жара, проникавшего через кончики пальцев в ее кровь.

Что ни говори, а Рис пробуждал в Лионесс греховные чувства. Но, конечно же, для доброго брака вожделения и желания мало. Она, безусловно, знала, что Фоко — человек страстный. Искал ли он справедливости, защищал ли честь — он отдавался этому всей душой. Если уж Рис так поглощен этими поисками, то почему бы ему не отдаться с такой же страстью заботам о жене?

Не в силах более сдержать любопытства, Лионесс рискнула спросить:

— Ты любил свою жену и ребенка? Ты почитал и оберегал их?

Она ждала, что Рис разозлится или уйдет. Вместо этого он немного помолчал, повернулся к ней и положил руки Лионесс на плечи.

Его лицо исказилось от боли. Об этом свидетельствовали глубокие морщины у него на лбу, нахмуренные брови, сурово сжатые губы и тусклые, равнодушные глаза.

Лионесс захотелось забрать свой вопрос обратно. Но еще больше ей захотелось изгнать боль из сердца Фоко.

— Я не убивал жену.

Лионесс коснулась, было, его щеки, но Рис отвернулся, и она отдернула руку.

— Я уже поняла.

— И ребенка ее я тоже не убивал.

— Ее ребенка, говоришь?

Он медлил с ответом. Лионесс изучающе посмотрела на Риса и поняла, что он убит горем. Тяжело вздохнув, Фоко ответил:

— Так и есть. Младенец, что умер вместе с ней, не был моим.

— Откуда тебе знать!

— Я тоже сначала так подумал. Элис утверждала, что никогда мне не изменяла, и я верил ей, пока не взглянул на ребенка.

Лионесс доводилось видеть новорожденных. Красные и сморщенные, они ничуть не напоминали собственных отца или мать.

— Рис, младенцы часто несхожи с родителями.

— Достаточно сказать, что этот ребенок не мог быть плодом моих чресел.

— Ты счел ее изменницей и не убил? — изумленно спросила Лионесс. Много ли мужчин в состоянии перенести такой позор и унижение, не превратив жизнь повинной в этом женщины в ад? Неудивительно, что Фоко считал любовь никчемной. Если он и был неравнодушен к жене, это чувство, скорее всего, умерло вместе с ней.

Риса вспомнил гибель Элис. Он крепко-накрепко удерживал это в глубине сознания, но теперь чувства вырвались на свободу. Рис отшатнулся от Лионесс и от той боли, что до сих пор терзала его.

— Как она умерла?

Он ответил не сразу — в горле словно застрял комок, он рос и мешал Рису говорить.

— Прыгнула с башни вместе с ребенком.

— Как она решилась на такое? Погубить себя и невинное дитя? Зачем?

Рис отвернулся:

— Довольно, Лионесс. Хватит.

Бесконечные «почему» и «зачем» почти каждый день не давали ему покоя. Ответ был всегда один и тот же, и Рис оказался не в силах его изменить. Почему? Потому что ему хватило глупости привязаться к Элис, полюбить ее, а она… ее тошнило от одного его вида. Он вручил своей жене душу и сердце, а она опозорила Риса и забрала его дар с собой в могилу.

Он больше этого не допустит.

Рис заглянул в глаза Лионесс и понял, какие вопросы она хочет задать. Однако ему нечего ей ответить.

— Спрашиваешь, зачем? Не знаю. Неужели ты думаешь, что я не задавался тем же вопросом снова и снова? Ответа нет. Единственный, кто мог ответить, мертв.

Она смутилась и помрачнела:

— Не понимаю.

— Здесь нечего понимать, — Рис обнял Лионесс за шею и притянул к себе. Она не сопротивлялась. — Давай оставим прошлое в прошлом.

Лионесс спокойно прижалась к его груди. Ее дыхание согревало шею Риса. Эта девушка пахла свежестью и солнцем. Ее близость, ее аромат неуклонно подтачивали сковывавшие сердце Фоко вериги.

Поцеловав Лионесс в лоб, Рис слегка отодвинул ее от себя:

— Лионесс, мне пора. Нужно разыскать самозванца. Некогда мне с тобой время терять.

— Понимаю, — она поцеловала Фоко в подбородок. — Однако этим ты не завоюешь моей руки.

— Если ждешь велеречий и любезностей, поищи Гийома. Мне нечего тебе предложить.

Лионесс вырвалась у него из рук и наградила осуждающим взглядом.

— Пусть так. Возможно, я тебя послушаюсь. Может, когда ты вернешься, Гийом наговорит мне столько комплиментов, что я забуду о тебе.

Она просто дразнила его, поэтому Рис уступил:

— Если этим ты хочешь вызвать у меня ревность, поищи другой способ.

— Мне незачем вызывать твою ревность. — Она скрестила перед собой руки и вздернула бровь: — Запомни, выбор за мной. Ты не можешь принудить меня к браку.

Рис засмеялся и прижал Лионесс к себе.

— Возможно, у меня нет в запасе велеречий и любезностей. Однако я стану защищать и поддерживать тебя, заботиться о твоем замке, твоих вассалах и о тебе самой. — Он легонько поцеловал ее: — Я не дам тебе скучать днем и заставлю пылать от страсти ночью.

Он поглаживал ее шею большим пальцем до тех пор, пока Лионесс не затрепетала. Рис приподнял ее подбородок и заглянул в наполненные слезами глаза.

— Я всегда буду тебя оберегать.

Он склонился к ее губам, мгновенно убедив Лионесс откликнуться на поцелуй.

Лионесс вытерла руки о подол. После ухода Риса она решила заняться прополкой сорняков и таким образом унять разгулявшееся воображение.

Не помогло. Она чувствовала себя выжатой и натянутой, словно тетива лука, до предела. Что с ней творится? Фоко всякий раз заставлял ее трепетать в предвкушении очередной встречи.