В самом начале 1973 года Пол начал встречаться с Мартиной Закер — симпатичной немочкой, имевшей годовалую дочь. Она недавно развелась с мужем, сочтя, что брак ограничивает ее свободу, и теперь играла в каком-то маленьком альтернативном театре. Мартина была старше своего юного поклонника на восемь лет и очень ему нравилась. Однако особых причин хранить ей верность Пол не видел. Став известным как «золотой хиппи», он уже успел убедиться в доступности порхавших вокруг него красавиц и по примеру деда не желал останавливаться на одной-единственной.
Пол не ограничивал себя в радостях жизни. Проводил вечера на дискотеках (которые в те годы были более невинным развлечением, чем сейчас), бегал за красотками, покуривал гашиш и изображал из себя гениального, но пока не признанного художника. Он был очень молод, и Гейл смотрела на все это сквозь пальцы, полагая, что со временем сын перебесится и все его причуды останутся в прошлом. Она была уверена в том, что бунт Пола против условностей является проявлением его оригинальности и стремлением быть непохожим на других.
Билл Ньюсом объяснял поведение Пола по-другому. По его мнению, тот «поклонялся в душе своему отцу и страстно желал перещеголять его как хиппи». Однако такое объяснение не очень убедительно, поскольку после того, как его отец переехал в Лондон, Пол виделся с ним крайне редко.
В одном из интервью Пол заметил: «С отцом мы общались лишь посредством поздравительных открыток и случайных, часто бессодержательных телеграмм».
В ночь покушения Марк находился в Сан-Франциско у родителей Гейл, а Эйлин уехала отдыхать с подругами. Гейл с Ариадной и Тарой проводила лето в Оргии. В это воскресное утро она почувствовала какую-то тревогу и решила срочно вернуться в Рим. Там она позвонила в мастерскую, где жил Пол, но ей ответили, что тот ушел прошлым вечером и еще не вернулся.
Это ее немного взволновало, но она себя успокоила, решив, что он остался на ночь у какой-нибудь бойкой девицы. О том, что произошло на самом деле, она узнала лишь под вечер, когда раздался междугородный телефонный звонок и незнакомец с южным итальянским акцентом вежливо поинтересовался, говорит ли он с синьорой Гетти.
После ее утвердительного ответа тот же голос бесстрастно, словно менеджер бюро услуг, сообщил: «Ваш сын, Пол Гетти, находится у нас».
— О чем вы? — спросила она удивленно, но сердце ее замерло. — Он сейчас в Риме.
— Нет, синьора. Он с нами. Мы его похитили и держим в надежном месте. Он пока в безопасности, но для того, чтобы увидеть его живым и невредимым, вам придется выложить кругленькую сумму.
Гейл задрожала и заикаясь пролепетала, что денег у нее совсем немного.
— Тогда попросите их у своего свекра, — продолжал незнакомец. — Он, похоже, скоро загребет все доллары, что имеются в мире.
Придя немного в себя, Гейл поняла, что с нею не шутят.
— Где мой сын? — спросила она уже с нотками гнева.
— Я же уже сказал вам, что он у нас. Он в полном порядке и ждет не дождется, когда вы выплатите нам за него выкуп. Но заранее предупреждаю, чтобы вы не вздумали обращаться в полицию, иначе ему не поздоровится. Даем вам время на обдумывание. Ждите нашего следующего звонка.
После этих слов незнакомец положил трубку, а у Гейл все поплыло перед глазами, и она была близка к обмороку.
В последний момент ей удалось овладеть собой, но ощущение, что мир вокруг нее рушится, ее не покидало. Гейл была женщиной сильной и мужественной, и испугать ее было не просто, но в этот момент она испытала неимоверный ужас, который парализовал ее волю и мгновенно превратил в слабое, беззащитное существо. Все ее мысли были прикованы к ее дорогому мальчику, который с детства был очень ранимым и неуверенным в своих силах. Его вечно преследовали какие-то страхи и гнетущие мысли, и ей было трудно даже представить, что испытывает он сейчас, среди жестоких, циничных негодяев, способных с легкостью причинить ему боль или вообще лишить жизни.
Гейл всегда с симпатией относилась к итальянцам и успела полюбить Италию. Но теперь эта страна неожиданно стала для нее враждебной и чужой. «Я вдруг почувствовала себя здесь ужасно одинокой и молила Господа дать мне силы и разум, чтобы справиться с обрушившимся на меня несчастьем», — вспоминала об этом роковом дне мать Пола.
Сначала она позвонила в Сан-Франциско своим родителям. Те постарались ее успокоить и посоветовали обратиться в полицию. Гейл последовала их совету и позвонила в ближайший полицейский участок на Пьяцца Эуклиде. Сразу же после этого она набрала номер телефона своего бывшего мужа и отца Пола. За последнее время они очень сблизились. Пол по-прежнему в одиночестве горевал по Талите, но уже начал задумываться и о своем будущем. Гейл побывала у него в мае, и после этого они почти каждый день звонили друг другу.
Гейл, рыдая, сообщила Полу о случившемся. Его голос задрожал, и в телефонной трубке послышались его всхлипывания. Однако после того, как она сказала Полу о том, что он должен попытаться выпросить у отца деньги для выкупа, он разволновался еще больше и заявил:
— Я не могу. Он со мной не желает разговаривать.
— Тогда придется это сделать мне, — сказала Гейл, но позвонить в Саттон-Плейс не успела — в дом явились карабинеры.
Корпус карабинеров являлся в Италии чем-то вроде национальной гвардии, которая, несмотря на коррумпированность правящего класса, помогала сохранять порядок и спокойствие в стране. Этот элитарный корпус формировался из людей жестких и решительных, а недостаток у них воображения и логики с лихвой компенсировался циничностью и уверенностью в своей правоте. К живущим в Италии иностранцам, особенно к тем, кого они считали богатыми, карабинеры относились без особых симпатий и в глубине души злорадствовали, когда тех постигала неудача или личное горе.
Тремя прибывшими офицерами командовал полковник Галло. Самодовольный и грубый, он по своим повадкам и даже по внешности напоминал бойцового петуха. К этим четверым вскоре присоединились двое офицеров из уголовной полиции Рима, которые в течение следующих пяти часов беззастенчиво и подробно расспрашивали Гейл о ее личной жизни и отношениях с сыном. Она слово в слово повторила то, что сказал ей по телефону один из похитителей, но, несмотря на это, карабинеры явно сомневались в том, что произошло похищение.
— Мы прекрасно знаем, какую жизнь вел ваш сын, синьора. Скорее всего он сейчас у какой-либо девицы или со своими друзьями-хиппи и через день-другой объявится дома, — изрек полковник.
Карабинеры покинули дом Гейл около одиннадцати часов вечера и пообещали не сообщать о случившемся прессе. Гейл не желала трескотни вокруг имени Гетти и опасалась за судьбу своих остальных детей. Но тем не менее репортеры обо всем узнали, и через двадцать минут о случившемся уже сообщали ведущие телекомпании мира — Эй-би-си в Нью-Йорке, Эн-би-си в Чикаго и Си-би-эс в Лондоне.
Следующим утром на первой полосе римской газеты «Мессаджеро» появилась статья под аршинным заголовком «Розыгрыш или похищение?». В ней излагалась версия карабинеров и в подробностях рассказывалось о характере и образе жизни «золотого хиппи». О телефонном разговоре Гейл с похитителями, потребовавшими выкуп, в статье не было ни слова. Ее автор явно навязывал читателям мысль о том, что юный Пол просто на время «исчез».
Эта публикация заметно повлияла на ход событий. Умолчание о требовании у Гейл выкупа поставило факт киднэпинга под сомнение, преодолеть которое удалось лишь спустя некоторое время, и это привело к осложнению ситуации. Но самым неприятным было то, что после этой статьи имя Гетти замелькало на страницах прессы и стало склоняться в телевизионных новостях. В результате возможность закулисных переговоров с похитителями Пола сразу же отпала.
Падкие до сенсаций журналисты и телерепортеры буквально штурмовали апартаменты Гейл в Париоли, и она вместе с Эйлин, Ариадной и Тарой не могла и шагу ступить из дома. Кроме того, выйти из него она не могла еще и потому, что должна была круглосуточно ждать следующего звонка похитителей сына.
