Но случилось обратное. В 1962 году из песков Аравии в Соединенные Штаты вернулся Гордон. Бизнесом отца он уже был сыт по горло и возвращался в родной Сан-Франциско. Там в одном из баров он познакомился с высокой русоволосой Энн Джилберт, дочерью фермера из Уитленда, что недалеко от Сакраменто. Ему было двадцать восемь, а ей двадцать три года. Они полюбили друг друга и в 1964 году поженились. В последующие шесть лет Энн подарила Гордону четырех сыновей — Питера, Эндрю, Джона и Уильяма. Поэтому, в отличие от Пола, все дети его брата Гордона росли настоящими американцами.
Еще на Клэйтон-стрит Гордон мечтал о своем собственном доме и счастливой семье и поэтому, в отличие от отца, оказался преданным и заботливым мужем и отцом, а его счастливая и долгая супружеская жизнь стала в семействе Гетти редким исключением.
Причиной тому стало, возможно, и то, что Гордон и Энн дополняли друг друга. Энн во многом была пуританкой, поскольку воспитывалась в семье, верной принципам фундаменталистской баптистской церкви. Тем не менее, она не выросла закомплексованной, была очень общительна и практична и начисто лишена аскетизма ее родителей. Ее никогда не привлекала перспектива прожить, как и ее мать, всю жизнь среди ореховых рощ Сакраменто-Вэлли. Ее манила городская жизнь, и поэтому встречу с Гордоном и свое замужество она считала огромной удачей.
Гордон после встречи с отцом и знакомства с нефтяным бизнесом в песках Аравии очень изменился и стал похож на рассеянного ученого. Не исключено, что подобный имидж служил для него своего рода защитной броней от повторного вмешательства отца в его жизнь. «Часть меня словно живет в прошлом столетии», — как-то признался Гордон, а Пенелопа заметила: «Гордон из-за своего стремления казаться чересчур интеллигентным выглядит немного свихнувшимся». Таким же сын Гетти, похоже, казался и большинству приятелей миллиардера, бывавших в Саттон-Плейс. Однако неприкаянность Гордона была лишь кажущейся. Когда дело касалось интересов его семьи или его самого, он становился необычайно прагматичным. Он был полон решимости избавить своих сыновей от тех проблем, что терзали его в детстве и в юности. Гордон был очень покладистым и во всем подчинялся Энн. Поэтому, шутили некоторые из соседей, брюки в их доме должна носить Энн, а не Гордон.
Однако под обликом мягкосердечного и немного рассеянного чудака в Гордоне скрывался удивительно целеустремленный и даже упрямый субъект. И в этом скоро смог убедиться его отец.
В семье Гордона родились не только наследники трастового капитала Сары Гетти, но и вызов ее горячо любимому единственному сыну — Полу-старшему. Гордон, являясь отцом четырех сыновей и мужем еще молодой женщины, которая вряд ли была готова к самоотречению, вскоре стал ощущать недостаток денег. Это показалось ему совершеннейшей нелепостью.
Его отца считали самым богатым человеком в стране. В трастовую копилку бабушки Сары, которую она создала, чтобы обеспечить жизнь внуков, непрерывным потоком текли деньги. А он был вынужден временно жить с женой в небольшом мотеле и постоянно думать, где раздобыть очередные несколько тысяч долларов.
Для того чтобы заставить невероятно скаредного отца приоткрыть для него эту огромную копилку, Гордон обратился в суд.
Многие считали, что инициатором такого решения была Энн, однако друг Гордона судья Ньюсом считал, что невестка Гетти тут ни при чем. Предсказать результат было несложно: тихий Саттон-Плейс затрясло от ярости Пола Гетти, словно от девятибалльного землетрясения. И хотя Гордон пытался представить свой судебный иск как безобидную и вполне законную попытку разобраться в финансовом состоянии фонда, для его отца эта попытка была чем-то вроде битого стекла в чашке с кофе либо куска колючей проволоки в постели. Интерес Гордона к состоянию фонда грозил помешать Гетти уклоняться от налогов, а это для него было ужаснее всего.
«Что бы там ни говорили о Поле Гетти, — заметил как-то судья Ньюсом, — в приумножении и сохранении своего капитала он был искуснее других». Помещая свои накопления в трастовый фонд, он освобождал себя от бремени налогов. (Имеющиеся в налоговом ведомстве США сведения свидетельствуют о том, что Гетти в течение многих лет платил в качестве налога не более 500 долларов в год.) С годами увеличение капитала фонда стало для Гетти главной целью в жизни. Являясь главным доверенным лицом фонда, он тщательно следил за тем, чтобы дивиденды, полагающиеся наследникам фонда, да и ему самому, никогда не выплачивались наличными. При такой выплате дивидендов налоги весьма значительны, и поэтому Гетти предпочитал выплачивать дивиденды акциями.
Во-первых, это способствовало увеличению процента акционерного капитала у наследников и, во-вторых, не рассматривалось как получение ими прибыли и поэтому не облагалось налогами.
Для скупого Гетти это был прекрасный способ увеличения и своего личного капитала. Его богатство росло, а налоговые службы не имели никакой возможности до него добраться. И пока Гордон не обратился в суд, чтобы вытребовать себе из фонда относительно небольшую сумму наличными, копилке Гетти ничто не угрожало.
И дело было вовсе не в выплате Гордону дивидендов наличными, которые осчастливили бы его семью. Все было намного сложнее и опаснее. Как наследник фонда, Гордон имел право на получение до 6,666 процента годовых от прибылей отца, полученных за счет фонда. До этого времени он этих денег ни разу не получал, и теперь, в случае удовлетворения иска сына в суде, Полу Гетти пришлось бы выплатить Гордону наличными дивиденды за все годы существования фонда, начиная с 1936 года.
Если бы Гордон добился своего в суде, то все хитрости его отца были бы раскрыты и трастовой компании Сары Гетти грозил бы неминуемый крах.
Гордон и его адвокат Билл Ньюсом понимали это не хуже самого Пола Гетти и надеялись, что это заставит старого скрягу найти иной способ оказать финансовую помощь своему сыну. Но Гетти оказался не тем человеком, которого легко прижать к стенке, и шантаж не удался.
Судебная тяжба сына с отцом, то стихая, то вспыхивая с новой силой, продлилась почти семь лет и в результате закончилась тем, что Верховный суд штата Калифорния признал требования Гордона необоснованными.
Одержать победу над сыном Гетти помог нанятый им адвокат Мозес Ласки, который в 60-х годах считался одним из лучших в Соединенных Штатах.
После смерти отца Гордон стал одним из основных наследников фонда, и такое решение суда уже оказалось для него весьма выгодным. Но семь лет судебных разбирательств отца с сыном не могли не наложить отпечатка на отношения между членами семьи Гетти и существенно повлияли на судьбы наследников миллиардера.
В самом начале судебного процесса Гордон требовал выплаты определенных сумм не только себе, но и своим братьям — Полу-младшему и Джорджу. Несмотря на это, Джордж встал на сторону отца и даже написал Гордону гневное письмо со словами: «Как ты можешь так поступать со своим родным отцом?» Это еще больше разъединило и без того не очень дружелюбно настроенных друг к другу братьев и сказалось на отношениях между их семьями в будущем.
Непостижимость характера Гетти проявлялась в том, что после судебных баталий с Гордоном именно он, а не преданный отцу Джордж стал любимцем старика.
Определенную роль сыграла в этом и Энн. «Давайте забудем обо всем этом, мистер Гетти», — сказала она свекру после оглашения решения суда. И миллиардер, никогда в своей жизни не отказывавший молодым женщинам, скрепя сердце пообещал ей простить заблудшего сына.
Скорее всего на отношение Гетти к Гордону повлияло то, что он увидел в нем человека, готового добиваться своей цели. Подобного в характере сына он ранее не замечал. Решительность, с которой тот выступил против него, определенно чем-то понравилась Гетти. Это стало для него неким предзнаменованием, и уважение его к Гордону стало возрастать с каждым днем.
Старик не понимал оригинальных экономических теорий сына. Еще более непонятным казалось ему увлечение Гордона музыкой. Тем не менее он стал все чаще приглашать Гордона с семьей к себе — в Саттон-Плейс. Гетти нравилось болтать с Энн и гулять по своему парку с внуками. Через некоторое время, в знак окончательного прощения сына, он назначил его своим доверенным лицом в музее в Малибу, а в 1972 году — доверенным лицом того, что Гордон чуть было не развалил, — огромного, постоянно растущего и все еще неприступного трастового фонда Сары Гетти.
