Всезнающий Клаус заблаговременно предупредил своего патрона о том, что джентльмены из высшего света называют этот замок «Бивер». Однако попытка Гетти стать своим среди аристократов лишь на основании того, что он был владельцем старинного замка, столкнула его с рядом проблем.
Герцог Норфолкский познакомил как-то Пола со своим родственником — капитаном Иэном Констэблем-Максвеллом и его дочерью — очаровательной Джанетт. Клаусу пришла в голову идея объединить торжество по случаю совершеннолетия девушки с празднованием окончания реставрации Саттон-Плейс. Идея распахнуть двери своего замка для знатных гостей капитана Полу очень понравилась, и в июне 1960 года он начал готовиться к этому событию.
Торжество поначалу выглядело вполне пристойно, но через некоторое время вышло из-под контроля хозяина замка. Двадцать первый день рождения Джанетт превратился в безобразную попойку, скандальней которой в окрестностях Лондона не случалось уже давно. Благодаря активности неутомимого Клауса и приятеля Гетти Поля Вейера к вечеру 2 июня список приглашенных знатных особ разросся до 1200 человек. Среди них были дальние родственники королевы — Глочестеры, герцоги Рутландский и Бедфорский с семьями, греческие миллионеры-судовладельцы Онассис и Ниаркос, мистер и миссис Дуглас Фэрбэнкс, герцогиня Роксбэрская, Дункан и Диана Сэнди (явившиеся вместо своего деда — сэра Уинстона Черчилля, которому, судя по возрасту, было уже не до вечеринок) и многие другие.
Кроме семьи герцога Рутландского и своих близких, виновница торжества почти никого не знала. Впервые видел большинство своих гостей и сам Пол Гетти. Никого из своих родных на это торжество он приглашать не стал.
Гетти очень желал того, чтобы праздник в его замке стал заметным событием светской жизни, и не пожалел средств на рекламу этого торжества в прессе и на телевидении. Реклама эта привлекла внимание и тех любителей вечеринок, которые не оказались в числе приглашенных, и в результате в самый разгар веселья в Саттон-Плейс стали стекаться толпы молодых людей, желавших тоже принять участие в этом великом празднике.
Особо страждущим удалось пробиться к желанной выпивке, и после принятия изрядной дозы спиртного они начали выяснять отношения со знатными гостями Гетти. Но в целом все закончилось довольно безобидно, никто из гостей, если не считать фотографа, которого вместе с фотоаппаратом швырнули в бассейн, серьезно не пострадал. И даже изящные солонки — творения великого Челлини — мирно остались на столах, хотя каждая из них стоила не меньше мотоцикла. Но, по-видимому, юные варвары об этом не знали и поэтому ограничились лишь погромом, ущерб от которого оценивался почти в двадцать тысяч фунтов стерлингов.
Для Пола Гетти сумма эта была весьма незначительной. Гораздо больше он был обеспокоен тем, что могла пострадать его репутация. Так и случилось, и восстановить свое доброе имя ему в будущем так и не удалось. Многие выражали ему свое сочувствие, но внутренне связывали случившееся в его замке с личностью самого хозяина. Нечто похожее произошло год назад, на вечеринке, устроенной в Баттерси-Парк — знаменитым американским импрессарио Майком Тоддом. Однако торжество у Тодда выглядело не столь забавным.
Произошедшее в замке Гетти несомненно отдалило его от желанной цели — стать почетным членом британского высшего общества. Попытка нового владельца замка Саттон-Плейс возродить эру феодальной экстравагантности явно не удалась. Но даже если бы и не было этой злосчастной вечеринки, роль светского льва была не для Гетти. Этому мешала укоренившаяся в нем страсть к экономии и выгоде.
Щедрость владельца Саттон-Плейс, организовавшего у себя в замке столь пышное торжество, была не чем иным, как стремлением старого пуританина потешить свое самолюбие. Теперь вконец расстроенный Гетти считал всю эту затею совершеннейшей глупостью. Он прекрасно знал, что ни Джордж, ни Сара никогда не стали бы тратить денег на подобное торжество, а уж тем более на приобретение роскошного старинного замка. В его сознании вновь отчетливо зазвучали слова отца, обвинявшего его 30 лет назад в потакании своим желаниям и мотовстве. Пол решил еще раз доказать неправоту Джорджа Гетти, и с этого момента экономия на всем стала у него навязчивой идеей. Именно в Саттон-Плейс Пол Гетти достиг виртуозного мастерства в сбережении средств.
В качестве помощника в достижении этой важнейшей для него цели Гетти, как и следовало ожидать, выбрал молодую женщину-адвоката Робину Лунд. Она была дочерью президента общества юристов, сэра Томаса Лунда, и получила право заниматься адвокатской практикой всего лишь за месяц до знакомства с Гетти. Робине в то время было двадцать пять лет, и она упорно отвергала все домыслы о том, что являлась любовницей Гетти, заявляя, что она всегда оставалась лишь его другом, почитателем, юридическим советником и заменяла ему дочь. Адвокатом она оказалась весьма искусным, и с ее помощью Гетти удалось, живя в Британии, скрыть свои огромные прибыли от налоговых служб на его родине — в Соединенных Штатах, куда он возвращаться, похоже, не собирался. Кроме этого выдающегося достижения она также помогла Гетти избавиться от чувства вины из-за того, что он жил в столь неподобающей роскоши.
Благодаря Робине покупка Саттон-Плейс была оформлена таким образом, что замок фактически являлся собственностью «Гетти Ойл», и в официальных бумагах значился как штаб-квартира европейского филиала компании. Генеральным директором этого филиала Гетти назначал Робину Лунд.
Это давало Гетти право жить в Саттон-Плейс бесплатно, относя все свои затраты к эксплуатационным расходам компании на содержание филиала. Это тоже позволило Гетти существенно выгадать на налогах. Он учитывал все до мелочей и хвастался своим знакомым тем, что в Саттон-Плейс сухой мартини стоит для него в четыре раза дешевле, чем в отеле «Ритц». Пола Гетти чрезвычайно радовало и то, что своим немногочисленным слугам и садовникам он платит лишь треть той суммы, которую должен был бы платить в Калифорнии. Старик считал, что рядовые гости Саттон-Плейс должны платить за предоставленную им возможность посидеть за ланчем рядом с богатейшим человеком Америки.
Он экономил даже на канцелярских товарах — по возможности несколько раз использовал конверты, писал ответы на полученные письма на полях и разбавлял конторский клей до такой консистенции, что им можно было с успехом мыть руки. Чтобы сэкономить на оплате за центральное отопление, Гетти установил в своей огромной гостиной несколько электрических каминов.
Все предыдущие годы он старательно избегал того, чтобы кому-либо что-либо дарить, и совершенно не видел оснований отказываться от этого принципа сейчас. В результате его скупость достигла апогея и стала достойной пера самого Диккенса.
Бывая в домах английских аристократов, Гетти обратил внимание на то, что гости, отправляя письма, наклеивают на конверты свои собственные марки. Гетти решил пойти еще дальше и брать с гостей плату за телефонные разговоры. К этому его подтолкнул тот факт, что порой его гости использовали телефон в Саттон-Плейс для междугородных разговоров с Австралией и Соединенными Штатами, и это обходилось ему недешево.
Это его бесило. Ему казалось, что все, являвшиеся в его дом, зная, что он очень богат и к тому же американец, делали это преднамеренно и никогда бы не позволили вести себя так, например, в доме герцога Вестминстерского.
Именно поэтому и появился в Саттон-Плейс телефон-автомат для гостей. И это, без сомнения, было оплошностью Пола Гетти. Его поступок внешне выглядел совершенно логичным, но оказался неуместным. Американскому миллиардеру следовало бы понять, что скупость английского герцога ему вовсе не к лицу.
Интересно, как бы сложились судьбы наследников Гетти, если бы он не встретился за ланчем в отеле «Георг V» с семьей своего сына Пола. Тот бы, как и планировал его отец, отправился на Аравийский полуостров, а его брат стал бы управлять компанией «Гольфо Ойл».
Гордон, с его увлечением оперой, несомненно был бы в восторге от Милана и особенно от знаменитого «Ла Скала». Там он, скорее всего, женился бы на итальянке, а Пол с Гейл, не выдержав зноя и испытаний нейтральной зоны, вернулись бы в родную Калифорнию. В результате итальянская ветвь династии Гетти началась бы с Гордона и будущее всего семейства несомненно выглядело бы иначе.
