Спустя сорок минут у мотеля тромбонисты сорвали свои бороды, почтальон — усы и очки, и все пятеро смыли краску с волос. Затем достали бумагу и ручки и разделили на пятерых 61 тысячу 323 доллара. Пять десятицентовых монет они оставили в сейфе. Среди них была и монета той самой леди.

В тот же самый день на семьсот миль к востоку… Раз в месяц Эрик Ларенни надевал коричневый костюм с семьюдесятью пятью тысячами долларов наличными, зашитыми за подкладку пиджака, и летел на самолете. Они выбрали его для этой работы главным образом потому, что он, числясь в рядах мафии, жил в нужном городе и полностью заслуживал их доверия. Кроме того, у него был тридцать шестой размер, притом укороченный. Последнее обстоятельство имело решающее значение, так как человек на другом конце также имел укороченный тридцать шестой размер.

Человек на другом конце был Марв Хенкс и обладал теми же «блестящими» достоинствами, что и Эрик Ларенни. Раз в месяц он получал телеграмму — всегда в тот же самый день, когда Эрик Ларенни получал ежемесячный вызов по телефону. Телеграмма всегда была одинакового содержания: «Мама больна Должен отложить визит». В день получения телеграммы Марв обычно надевал коричневый костюм и отправлялся в аэропорт, чтобы встретить самолет, прибывающий с севера в пять двадцать.

День, выбранный Эриком Ларенни для полета на самолете, всегда начинался одинаково — рано утром с телефонного звонка. Обычно звонок раздавался около девяти и, как правило, будил его. Холодный женский голос неизменно информировал: «Мы подтверждаем зарезервирование места для вас на рейс до Майами», — он всегда отвечал: «Благодарю вас». Вешал трубку, умывался, облачался в обязательный коричневый костюм и отправлялся в офис «Аргус импорте». Неизменно прямиком шествовал в офис Майка Семела, снимал пиджак и отдавал его Майку. Майк взамен вручал ему другой коричневый пиджак, на вид точно такой же, в каком он пришел, но если его охлопать, то он шелестел так, словно был сшит из толстой бумаги. Ларенни надевал пальто, покидал офис, устраивал себе запоздалый завтрак и отбывал в аэропорт, чтобы поспеть на самолет. Это был не прямой рейс, а с пересадкой посреди пути, с сорокаминутным ожиданием. Ларенни неизменно выдерживал все перипетии полета до Майами и проводил там день или два, но только после того, как заканчивал свою работу, связанную с переодеванием.

А вся работа заключалась в следующем: Хенкс обычно находился в аэропорту, когда прибывал самолет Ларенни. Последний — тоже обычно — выходил из самолета и отправлялся в терминал, чтобы размять ноги во время сорокаминутного ожидания, где–нибудь в здании терминала он и Хенкс обменивались пиджаками — в закусочной, в мужской комнате или же на обзорной площадке, — словом, там, где, по мнению Хенкса, было удобнее всего. Затем Ларенни садился на другой самолет и отправлялся в Майами. Хенкс же брал такси и отбывал обратно в город на таможню под началом мистеру Уинкля. Там он прямиком следовал в офис мистера Уинкля, стаскивал с себя пиджак Ларенни и отдавал его Фреду. Те взамен давал ему другой, и Хенкс отправлялся домой. В кармане нового пиджака обычно оказывался конверт, содержащий внутри банкнот в двадцать долларов и купюру в пять долларов — его плату.

Таким образом, всего в операции было задействовано четыре коричневых пиджака — все одинаковые, — и вот каким манером доставлялась наличка. Героин проделывал путь несколько иным способом, но о нём ни Хенкс, ни Дарении ведать не ведали. Им было не положено знать об этом, а раз так, то они ничего и не знали. Их роль ограничивалась доставке наличных денег.

Четыре года назад у Ларенни было обострение аппендицита, сопровождавшееся пневмонией, поэтому в течение трех месяцев он не мог выполнять обязанности курьера и мафии пришлось на время подыскивать ему замену. Выбор пал на Арти Стренда главным образом потому, что у него тоже был укороченный тридцать шестой размер, и все три месяца он совершал вояжи в Майами. Было просто необходимо, чтобы кто–то взял на себя эту роль, так как вся операция была связана с предоплатой: нет денег — не будет и героина. После того как Ларенни поправился и приступил к работе, мафия обнаружила, что Арти Стренд ненадежен, и его отправили отставку с цветами. Но никому не было ведомо, что сделали это слишком поздно: тот успел–таки проболтаться кое–кому этих темных делишках.

Арти Стренд был женат, и брат его жены Фред Парнелл был гонщиком. Его привлекали как водителя к разного рода операциям, проводимых такими людьми, как Паркер, Жако, Генди Мак–Кей. Он считался одним из лучших в делах подобного рода. Он никогда не паниковал, не терял скорости и не пытался поскорее смотаться с места действия. Поэтому и получал приглашения не менее двух, а то и трех раз в году с разных концов страны для участия в качестве водителя в самых рискованных предприятиях. Из–за того, что Стренд был болтун, Парнелл знал, чем тот зарабатывает себе на жизнь, кто были его подельники, как много имеет он в неделю, и все прочее касательно него. Сам же Парнелл ни о чем не распространялся, кроме своих машин, поэтому Стренд ничего толком о нем не знал. Однако он догадывался, что Парнелл время от времени переступает запретную черту, ибо тратит гораздо больше, чем зарабатывает на гоночных треках. Посему Стренд сделал вывод, что они не только родственники по жене, но и близкие по духу и по сути своей люди, и это дало ему повод развязать язык.

Однажды вечером, когда Парнелл навещал сестру и оба они изрядно нагрузились пивом, Стренд похвастал:

— А знаешь… Знаешь что?.. Если я когда–нибудь буду нуждаться в шальных деньгах… знаешь что? Да то, что я знаю, где смогу раздобыть их наверняка… Ты знаешь об этом? Я–то точно знаю, где их можно хапануть. Семьдесят пять тысяч! — Он щелкнул пальцами. — С легкостью!

Это случилось спустя два месяца после того, как Эрик Ларенни опять приступил к своим обязанностям курьера.

Естественно, Парнелл начал слушать в оба уха, как только Стренд упомянул про семьдесят пять тысяч. Затем Стренд выложил и всю подноготную: о коричневых пиджаках, передаче денег в «Аргус импортс», полетах на самолете, пересадке и обмене пиджаками. Парнелл слушал–слушал, а потом задал один или два вопроса. Он выяснил, что работа курьера — по меньшей мере, так было в течение трех месяцев, когда ею занимался Стренд, — всегда происходит в первую неделю месяца. Если мафия и имеет в каждом аэропорту людей для слежки за тем, чтобы курьер не смотался, то он, Стренд, никогда не видел таковых. Сумма всегда была одна и та же — семьдесят пять тысяч — и ни центом больше или меньше.

Парнелл был всего лишь водителем и боялся связываться с мафией по–крупному, поэтому просто запомнил информацию. Так, на черный день. Позже, через год, Стренд разбился при падении с подъемной площадки сабвея и умер, поэтому если бы Парнелл теперь решился воспользоваться полученной информацией, то у мафии не было никакой возможности проследить источник ее утечки.

Какое–то время спустя Парнелл получил письмо от Паркера с просьбой пошерстить мафию. Он трижды работал с Паркером, последний раз пять лет назад, и ладил с ним лучше, чем с остальными. Тем не менее, не испытывал к нему особо приязни и не был ничем обязан. Он, скорее всего, проигнорировал бы его просьбу, если бы не покойный муж сестры.

Но Стренд подкинул ему идею, а Паркер — зацепку, чтобы ею воспользоваться. С семьюдесятью пятью тысячами долларов он мог бы сделать себе автомобиль — наконец свой собственный! — и отправиться с ним во Францию и Италию этим же летом для участия в гонках. Все его приработки от участия в делах Паркера, Жако, Генди Мак–Кея и всех остальных уходили на гонки, и он никак не мог скопить достаточно, чтобы отойти от дел. Кроме того, он и сам считал, что рано уходить на покой: ему нравилось принимать участие в рискованных предприятиях.

Семьдесят пять тысяч! Шутка ли?!

Он подумывал было сначала без особых хлопот провернуть всю работу самому. Эта операция вполне по силам одному человеку, но, пораскинув мозгами, Парнелл изменил решение. Он был не профи, а всего лишь водитель. Поэтому вошел в контакт с «тяжеловесом» по этой части, которого хорошо знал, Коблером, и посвятил его во все детали. Коблер согласился принять участие в деле, и они согласовали причитающуюся каждому долю добычи: Парнелл должен был получить двадцать пять процентов за разработку деталей операци, Коблеру причиталось пятьдесят — за проведение операции в жизнь; Парнелл к тому же получал еще двадцать пять процентов как водитель машины. Коблеру поначалу пришлась не по душе идея дележа прибыли. Но, в конце концов, в самый последний день месяца они пришли к полному согласию.