— Я тебе верю. — Опанас подошел к Льву и подал ему руку. — Что тут скрывать, Лев, я… у тебя… во мне одна мысль — свалить их к черту!

— Вот и правильно, вот и сказал! Никола, милый, да ты герой. Я думал — раскис парень, в водке на клочья расползся. За одно это слово вот что делаю! — Лев вынул из кармана какие-то бумажки и порвал их на мелкие клочки.

Опанас повеселел.

— Но неужели, неужели есть еще надежда? На что? На кого? Неужто может быть по-твоему? Скажи, что делать, куда идти?..

— И вот эти рву. — Лев вынул еще какие-то бумажки, порвал их. — Знай наших, как сказал бы мой дед. Что делать? Научу. Никола, милый, научу, дай время. А сейчас… сейчас нанимайся в аптеку. И жди. Все будет в свое время. Понимаешь, в свое время. Приду и скажу. На деньги. Да бери, бери, дубина. Потом отдашь!

Опанас, часто шмыгая носом, тряс руку Льва, что-то порывался сказать.

— Ну, иди. Вот и опять мы друзья, вот снова поладили.

Уже около двери Лев сдавленным голосом сказал:

— Тонуть один, Никола, я не собираюсь. Всех с собой на самое дно. Понятно?

Опанас снова тряс руку Льва и лепетал что-то невнятное. Когда он исчез за дверью, Лев прошел на кухню и тщательно вымыл руки.

Ко дню официального пуска депо рабочие решили отремонтировать состав пассажирских вагонов.

Вагоны были уже готовы и окрашены. Оставалось вывести их из депо к территории будущего вагонного завода: там на следующий день вечером должен был состояться митинг.

Утром в день торжества Сергей Иванович и Карнаухов приехали в депо.

— Ну, выбирай новый вагон и езжай, — шутливо заметил Сергей Иванович.

Он был в превосходном настроении.

В Москве одобрили его идею о строительстве деревообделочного комбината. Сторожев только что сообщил эту новость Карнаухову, и тот опечалился: все это будут делать без него.

— А может, мне подождать? — Он просительно смотрел на Сергея Ивановича. — В самом деле, а? Ну, через годик поеду, какая разница, а?

Сергей Иванович пыхтел трубочкой и не отвечал. Расставаться с Карнауховым было жаль, но… но парню надо учиться, непременно надо.

— Нет, милый, нечего отвиливать. Кати в Москву.

— И поэт поедет. И жена его. И Ольга. Ольга-то какой молодец, а? Правда, Сергей Иванович?

— Хорошая девка! Не дураку ли досталась?.. Ну, ну, я шучу…

— А кто этот седой? Вчера к тебе приехал. В форме…

— Старый знакомый. Я тебе о нем рассказывал. Ленька. Он у моего брата в батраках ходил, у Петра. А теперь пограничник. В Белоруссии служит.

— Ах, тот самый, которого твой брат чуть не убил?

— Он самый. Парень спит и видит, как бы братца моего встретить. Да и я бы не прочь его увидеть! В печенках у меня братец сидит. Ленька на побывке был в Двориках. Жену с сыном к себе взял…

— Скоро и мы тронем.

— Весело вам будет — компания-то какая! — Сергей Иванович вздохнул.

— А помнишь, — сказал вдруг Карнаухов, — я тебе об одном учителе говорил. Компанеец его фамилия.

— Помню. Что с ним? Прижился на Украине?

— Письмо мне прислал. Смеялся я до упаду. Покажу сегодня. В общем, пришелся ко двору.

— Прочно?

— «Врос в хохлацкую землю» — пишет. Потешный старик!

Заметив Семена Новичка, Сергей Иванович окликнул его.

— Ну, как дела?

— Помаленьку, Сергей Иванович. Здравствуйте! Вот обмоем вагоны, и пожалуйста — принимайте наш подарок Советской стране.

— Пойдем посмотрим, как вагоны внутри отделаны. Имей в виду, в одном из них самолично секретарь всего губернского комсомола в Москву поедет…

Новичок, Сергей Иванович и Карнаухов вошли в вагон.

— Добро! — сказал Сергей Иванович. — Угодили комсомольскому вожаку.

— Осторожней, — предупредил их Новичок, — краска еще свежая.

Демонстрация должна была начаться после окончания занятий в школах и учреждениях и закончиться митингом на территории будущего завода.

Там спешно готовили электрическое освещение, украшали входы еловыми ветками и лозунгами.

Ночью губком комсомола предполагал устроить факельное шествие по городу, карнавал и игры на площади.

В честь праздника кооперация решила открыть ярмарку. С утра из сел и деревень в город съезжались крестьяне.

Около десяти часов утра на рынке началась паника.

Причиной паники было объявление, которое дня два тому назад Петрович набрал по заказу Льва. Сделано оно было так:

Слово «мобилизация» Петрович набрал большими деревянными, специально для этого случая вырезанными буквами.

Приехавшим на ярмарку крестьянам прежде всего бросилось в глаза это тревожное слово. Оно повторялось два раза. Остальных слов, напечатанных мелкими буквами, почти никто не читал.

Немедленно, как только слух о «мобилизации» разнесся по ярмарочной площади, сотни подвод загрохотали по булыжнику — мужики бросились домой. Цены на хлеб, муку и мясо поднялись вдвое. Спекулянты встречали крестьян у застав, тянули их к заборам… Мужики за бесценок продавали привезенные продукты.

Затем весть о «мобилизации» облетела постройки и учреждения. Сергей Иванович отправил на завод всех работников губкома и райкомов. Паника была скоро ликвидирована.

В учреждении, ведавшем выдачей всякого рода разрешений на рекламу, внимательно изучали продукцию Петровича. Сей старичок, служивший Борису Викторовичу Савинкову, и патриарху Тихону, и бог весть кому еще, аккуратно поставил в конце объявления номер гублита и указал какой-то отдаленнейший город.

В тот же день Сергей Иванович говорил по телефону с Алексеем Силычем.

— Хитрая механика, Силыч, а? И цирк, говоришь, никакой к нам не приезжал? Странно! Чертовски странно! Послушай, Алексей Силыч, нет ли у наших троцкистов своей скоропечатни? Что-то мне показалось, будто эта бумажка и та, ну, платформа набраны одинаковым шрифтом. Тебе тоже? Хорошо. Будь здоров!

Вслед за тем он вызвал Богданова и в присутствии председателя контрольной комиссии спросил его, правда ли, что он готовит контрдемонстрацию и свое выступление.

— Клевета! — Было страшно смотреть на перекосившееся лицо Богданова. — Донос! Дайте мне этого подлеца, я разобью ему морду!

— Значит, выступать не будешь?

— Нет.

— Честное слово?

— Честное слово.

— Можешь идти.

Как обычно, в четыре часа почтальон принес в мастерскую газеты. Лев принялся сначала за центральные.

На второй странице одной из газет была напечатана большая статья Николая Ивановича о топливных ресурсах Верхнереченска. Статья называлась «Оптимизм вприпрыжку». В ней Камнев яростно оспаривал выводы бригады, которая вела разведки торфа, доказывал, что запасы торфа преувеличены во много раз и что теплоцентраль обречена на консервацию через пять-шесть лет.

Автор предостерегал от поспешных выводов, настаивал на необходимости повременить с постройкой теплоцентрали, глубже изучить топливные ресурсы и предупреждал, что на это понадобится некоторая затрата времени.

— Молодец! — сказал Лев. — Удружил!

Просмотрев центральные газеты, он взял «Верхнереченские известия». Вся третья страница была посвящена деятельности учителя Петра Баранова в селе Карачаиха. В статье рассказывалось о том, как Петр Баранов, сын кулака-антоновца, пытался организовать из кулацких сынков контрреволюционную группу. Комсомол в селе, где учительствовал Баранов, работал слабо. Использовав это обстоятельство, учитель сумел привлечь кое-кого из середняцкой молодежи.

Группа Баранова превратилась в шайку бандитов…