«Каждому в душу не влезешь, — думал он. — Этих я знаю, эти не предадут, а другие? Вот тот же Лев, о котором все они так много болтают. Кто его знает, что это за птица?» И Опанас упорно стоял на своем: Льва в «Круг» пока не принимать.

Несколько раз и Андрей, и Виктор, и Джонни требовали, чтобы Лев был введен в общую компанию. Опанас тянул. Из рассказов ребят следовало, что Лев умница, Опанас и сам это знал, он разговаривал с ним несколько раз и понял: Лев на самом деле человек необыкновенный.

Вот этого-то Опанас и боялся пуще всего. Он был единственным и полновластным хозяином в «Круге» и не хотел никому уступать своего положения. Завидуя растущему авторитету Льва, Опанас возненавидел его только за одни хорошие отзывы ребят о нем.

Он боялся Льва.

Виктор впервые в жизни начал зарабатывать. Однажды Саганский вызвал его из класса и спросил, не сможет ли Виктор помочь ему.

— А в чем дело? — спросил Виктор.

— Понимаете ли, у меня есть знакомый лесник. Он живет верстах в двенадцати от города. Трое детей. Школа далеко. Вот он и просил меня найти человека, который бы сам приезжал к нему. Туда надо ехать на лыжах, а обратно в город его будут отвозить на лошади. Три раза в неделю.

Виктор с радостью принял предложение Саганского, взял у него записку к леснику и на следующий день после обеда ждал у ворот Женю — она захотела проводить его до леса.

Виктор крепил лыжи, когда пришла Женя.

— Ну, что ты копаешься? — закричала она Виктору. — Пойдем!

Они пересекли реку, вышли на луг, покрытый ослепительной и ровной снежной коркой, и прибавили шагу. Скоро им сделалось жарко, Женя сняла треух и остановилась. Виктор, услышав, что скрип лыж позади него прекратился, обернулся. Женя подошла к Виктору, воткнула палки в снег и положила руки на плечи Виктора. Зеленые глаза ее были совсем близко, пухлые губы улыбались.

Так они, молча, стояли друг перед другом несколько мгновений. Губы Виктора дрожали, словно он хотел что-то сказать и не мог. Потом он почувствовал, что горячие руки обвили его шею. Выронив палки, он притянул к себе Женю и поцеловал ее в губы.

Дойдя до леса, они снова остановились. Так они целовались через каждые двадцать шагов. В лесу стало темнеть, и Жене надо было возвращаться домой.

На другой день вечером Виктор и Женя были в кино, смотрели «Красных дьяволят». Картина им очень понравилась. Возбужденные, с разгоревшимися щеками, возвращались они домой, обсуждая геройские поступки «дьяволят».

Около ворот Женя, поцеловав Виктора, спросила его:

— А как же Лена?

Виктор зажал ее рот своими губами.

— Глупый, — сказала она, — а ты боялся Льва. Ты же видишь, кто мне нужен! Может быть, поэтому вы и не принимаете Льва в «Круг»? Ну, скажи! Нет, ты сначала скажи мне!.. Глупый!.. — прошептала Женя и, крепко поцеловав его, исчезла.

На следующий день утром Джонни, Андрей и Виктор пришли в аптеку к Опанасу. Он колдовал над пробирками и весами. Увидев друзей, Никола провел их в маленькую комнату позади аптеки и холодно осведомился о цели посещения.

— Почему ты не хочешь, чтобы Лев был принят в «Круг»? — спросил Джонни. — Крутишь ты, длинноносый! Смотри!

Никола потер пальцем бледный нос. «Вот оно что! Они требуют?»

— Я полагаю, что он может подождать, — сказал он.

— А мы полагаем, что ждать нечего! — закричал Джонни. — Интеллигенция! Полагаю…

— Т-с-с, — зашипел на Джонни Андрей.

— Оставьте вы его, — сказал с досадой Виктор. — Вот что: если Левку не примешь в «Круг», я уйду.

Опанас вдруг сдался.

— Ну, что же, я не возражаю. Хоть завтра!

Ребята собрались снова через неделю. На сбор был приглашен Лев. Он сидел сзади всех, слушал Опанаса, изучал его и был доволен своими наблюдениями.

«Барахло, — думал Лев. — Но затея славная. Это как раз то самое, что нужно. Все-таки судьба обо мне не забывает».

В жизни Льва, спустя год после его появления в Верхнереченске, произошли неожиданные перемены. Предсказания Петра Игнатьевича оправдались: мадам Кузнецова решила соблазнить Льва. К утреннему чаю она стала появляться в кружевном халате, сквозь который при желании можно было разглядеть все, чем в былые дни мадам Кузнецова прельщала друзей адвоката. Она трясла своими расплывшимися формами, хихикала, закатывала глаза. Когда Лев ложился спать, она являлась к нему, закутывала его одеялом, напрашивалась на объятия. Лев словно ничего не понимал, и мадам была вне себя от ярости. Желания ее росли с каждым днем. Она стала ревнива, под разными предлогами не отпускала Льва из дому, заводила с ним двусмысленные разговоры, старалась, разжечь своими прикосновениями и, наконец, взбешенная его робостью, решила повести дело иначе.

«Такой наивный, такой милый, милый ребенок, — думала она, — ему надо помочь!»

Однажды, когда Лев уже спал, полураздетая мадам пробралась в его комнату, скользнула под одеяло, обняла его и зашептала:

— Да ну же, иди ко мне. Ну, иди, глупый, не бойся!

Лев вскочил и испуганно закричал:

— Что такое, в чем дело?

Мадам что-то пролепетала, хихикнула, закрыла лицо руками и убежала к себе. Напрасно прождав Льва, она все поняла, взбеленилась и решила ему отомстить. Отныне Лев стал обедать на кухне. Мадам кормила его объедками и попрекала, попрекала без конца.

Лев решил уйти к бабке. Он узнал, что Катерина Павловна живет неплохо, и решил, что она не прогонит его, тем более что придет к ней не с пустыми руками.

Помогая Петру Игнатьевичу, Лев выучился сапожному делу и хорошо зарабатывал.

Однажды Петр Игнатьевич пожаловался ему:

— Плохо дело, Лева. Кожи нет, приходится переходить на резину. А резину к коже прибивать нельзя — деревянный гвоздь ее не держит, а железный рвет. Вот бы найти клей такой. А говорят, есть…

Лев задумался над словами Петра Игнатьевича. Он вспомнил, что в библиотеке отца была книжонка «Резина и каучук». Получив свои книги, он разобрал их, нашел нужную книжку, внимательно ее прочел и две недели возился в беседке, что-то мешая, подогревая, пробуя смесь на вкус и запах. Он извел огромное количество резины, несколько литров бензина и спирта и однажды принес Петру Игнатьевичу пузырек с желтоватой тягучей — жидкостью. Петр Игнатьевич приклеил ею кожу к резине, положил сушить и тщетно пытался потом отодрать одно от другого. Резина словно приросла к коже.

— Вот что, Петр Игнатьевич, — сказал Лев, — я вас буду снабжать этим клеем. Секрета его я вам, конечно, не скажу. Это очень сложный состав. Пользуйтесь им, но уговор дороже денег. Вы можете принимать заказы только с десяти ближних улиц. Остальные заказчики мои. Идет?

Петр Игнатьевич задумался.

— А узнаю, что обманываете, — клей отберу и больше давать не буду. Понятно?

Петр Игнатьевич кивнул.

Новоизобретенный клей давал Льву возможность просить у бабки приюта не в качестве сироты, а в качестве самостоятельного человека, который приносит в ее дом свою долю заработка.

Дело в том, что дядюшка Льва, Валентин, все еще держал близ рынка починочную мастерскую. Впрочем, Лев медлил с визитом: он еще надеялся, что мадам «перебесится».

Однако мадам решила довести дело до конца и выжить Льва.

Она подружилась с Софьей Карловной, бывшей гувернанткой Виктора. Гувернантка проклинала безбожника Петра Игнатьевича. По ее словам выходило, что он виноват в смерти брата. Она высохла, одевалась во все черное, двигалась, точно привидение. Мальчишки бегали за ней по улице и кричали:

— Дикая баба! Дикая баба!

Встречая Льва, гувернантка отшатывалась от него, крестилась и крестила вокруг себя воздух.

Обе женщины запирались в комнате мадам, и вдова кричала, стараясь, чтобы ее слышал Лев:

— Он хам, он грубиян, он мужик! О, боже мой, за что ты меня караешь?

Наконец терпение Льва лопнуло. Все зарабатываемые в мастерской Петра Игнатьевича деньги он отдавал мадам. Тем не менее она постоянно твердила, что Лев ее объедает, что он приживальщик и кот.