Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Вы, конечно, знаете, гражданка, — сказал Шовелен немного погодя, — кто автор этого… я бы сказал, наглого послания?

Она кивнула.

— Человек, — мирно продолжал он, — известный под именем Алого Первоцвета. Дерзкий авантюрист-англичанин, тот, кого гражданин Робеспьер просил вас завлечь в расставленную нами сеть.

Тереза по-прежнему молчала. И смотрела не на Шовелена, а на клочок бумаги, который вертела в пальцах.

— Совсем недавно в этой комнате вы отказались протянуть нам руку помощи, — не унимался Шовелен.

Тереза опять не ответила. Разгладила таинственное послание, тщательно сложила вчетверо и спрятала на груди. Шовелен терпеливо выжидал. Он привык ждать, и терпение было неотъемлемой частью его характера. Как и оппортунизм.

Тереза сидела на любимом диванчике, подавшись вперед и зажав ладони между коленями. Голова была наклонена, так что лицо оставалось в тени. Часы на каминной полке за ее спиной тикали с настойчивой монотонностью. Где-то в отдалении пробило четверть четвертого. Шовелен поднялся.

— Думаю, мы поняли друг друга, гражданка, — спокойно констатировал он и, довольно вздохнув, добавил: — Уже поздно. В какой час я буду иметь честь встретиться с вами наедине?

— В три дня, — глухо, словно во сне, ответила она. — В это время гражданин Тальен всегда заседает в Конвенте, и больше я никого не приму.

— Я буду в три, — коротко ответил Шовелен.

Тереза не шевельнулась. Шовелен с низким поклоном направился к порогу. Вскоре внизу хлопнула дверь, возвещая о его уходе.

Только потом Тереза ушла к себе.

Глава 13

Гостиница «Приют рыбака»

В то время как вся Европа находилась в смятении из-за кровавого политического переворота, потрясшего основы Франции, этот маленький уголок Англии почти не видел перемен. Гостиница «Приют рыбака» стояла на своем месте, как в последние два века и задолго до того, как троны пошатнулись и прославленные головы пали на эшафотах. Дубовые потолочные, черные от времени балки, огромный очаг, столы и скамьи с высокими спинками казались немыми свидетелями доброго порядка и традиций, как и блестящие оловянные кружки, пенящийся эль, сверкающая, подобно золоту, медь. Все это яснее слов доказывало прочность процветания и спокойной, размеренной жизни.

Мистрис Салли Уайт, как ее теперь называли, по-прежнему твердой, не знающей милосердия рукой правила кухней. Тяжесть этой самой руки, если верить сплетням, частенько испытывал на себе ее муж, мастер Гарри Уайт. Она, как и раньше, царила в хозяйстве отца и побуждала молодых судомоек пошевеливаться и выполнять работу в срок — если не резкими словами, то оплеухами. Но «Приют рыбака» не мог бы существовать без нее. Медные кастрюли не сверкали бы так, а домашний эль не был бы таким вкусным. По крайней мере так казалось верным завсегдатаям мастера Джеллибэнда. Это сильные загорелые руки мистрис Салли отмеряли нужное количество эля с шапкой белой пены определенной высоты. Не ниже и не выше принятого!

— Эй, Салли! Послушай, Салли! Долго мне ждать этого пива? Салли, ломоть твоего домашнего хлеба и сыру, да поскорее!

В этот прекрасный майский день года 1794-го от Рождества Христова крики доносились из длинной, с низкими потолками столовой «Приюта рыбака».

Салли Уайт в изящном муслиновом чепце и юбке, аккуратно приподнятой над точеными щиколотками, порхала из комнаты в комнату, из кухни и снова на кухню, как благожелательная, хотя не слишком хрупкая фея, раздавая подзатыльники и наставления, жаркая, пыхтящая, взволнованная.

Тем временем хозяин, мастер Джеллибэнд, возможно, за эти два года чуть более погрузневший, с чуть откровеннее проглянувшей лысиной, стоял у очага, где, несмотря на теплый солнечный день, пылал огонь, и громко излагал свои взгляды на политическую ситуацию в Европе с самоуверенностью, порожденной полным невежеством и истинно британским пренебрежением к чужеземцам. Мастер Джеллибэнд имел твердое мнение по поводу «этих мясников, прикончивших не только свору «иностранцев», но и короля с королевой, а также всех лордов и леди, которым Англия наконец решила показать что почем».

— И заметьте, мистер Эмпсид, — продолжал он, — как раз вовремя. Будь по-моему, я давно бы преподал им урок! Взорвал бы их прекрасный Париж к чертям собачьим и увез бы бедняжку королеву до того, как эти подлые злодеи отсекли ее хорошенькую головку.

Мистер Хемпсед, сидя в своем почетном углу у очага, не был готов с этим согласиться.

— Я не вмешиваюсь в чужие дела, — проговорил он дрожащим фальцетом, очевидно, желая перебить поток излияний мастера Джеллибэнда. — Как сказано в Писании…

— Держи подальше грязные лапы от моей талии! — пронзительно завопила мистрис Салли Уайт, и звук пощечины разнесся по всему залу, прервав цитату из Писания.

— Салли, Салли! — счел нужным укоризненно воскликнуть мастер Джеллибэнд, которому не нравилось, когда с посетителями обращались подобным образом.

— И что, отец? — парировала Салли, взмахнув каштановыми локонами. — Занимайтесь-ка лучше своей политикой, оставьте в покое мистера Эмпсида с его Писанием и позвольте мне самой разбираться с наглыми олухами! Погоди только! — добавила она, пустив последнюю стрелу в незадачливого ухажера. Если мой Гарри поймает тебя за подобными штучками, наваляет тумаков!

— Салли, — укорил мастер Джеллибэнд, на этот раз еще строже. — Не забудь про милорда Гастингса! Готов его обед?

Напоминание так ошеломило Салли, что она тут же забыла об оскорблении и даже не услышала саркастического смешка, сопровождавшего упоминание имени мужа. Взволнованно вскрикнув, она тут же выскочила из комнаты.

Мистер Хемпсед, не обращая внимания на выразительную сцену, продолжал говорить:

— Я не из тех, кто вмешивается в чужие дела. Сказано в Писании: «Не води дружбу с бесплодным созданием тьмы. Тот, кто совершит грех, — дьявол есмь, и дьявол грешил от начала времен».

В подтверждение своих слов он торжественно кивнул.

Но мастера Джеллибэнда было не так легко переспорить. И уж конечно, не сбить с толку никакими цитатами!

— Что же мистер Эмпсид, — раз вы считаете возможным брать сторону этих гнусных убийц-отступников…

— Я, мастер Джеллибэнд? — запротестовал мистер Хемпсед с энергией, которую позволял его визгливый фальцет. — Я не за них, не за детей мрака…

— За них или не за них… — продолжал мастер Джеллибэнд, ничуть не сбитый с толку. — Слишком многие твердят «пусть себе убивают», но я говорю, что подобные разговоры не к лицу истинным англичанам, ибо только мы, истинные англичане, можем показать иностранцам, что можно делать, а чего нельзя. У нас есть корабли, деньги и солдаты. Мы можем запросто их побить и научить уважать закон! И позвольте сказать вам, мистер Эмпсид, что я готов защищать свое мнение перед любым человеком, который со мной не согласен!

На этот раз мистеру Хемпседу было нечего возразить. Правда, очередная цитата из Писания уже трепетала на его тонких дрожащих губах, но в этот момент никто не обращал на него внимания: все взгляды были устремлены на мастера Джеллибэнда, наслаждавшегося плодами победы. Подобный возвышенный патриотизм вкупе с поразительным знанием политической обстановки не мог не произвести впечатления на посетителей «Приюта рыбака».

Да и кто более достоин выразить свое мнение о последних событиях, как не хозяин популярной гостиницы, видевший столько дам и джентльменов, прибывающих в Англию с другого берега Ла-Манша, бежавших от ужасов жизни в родной стране? Большинство из них останавливались в «Приюте рыбака» по пути в Лондон или Бат! И хотя мастер Джеллибэнд не знал ни слова по-французски — «никакой иностранной тарабарщины, благодарю вас», — тем не менее все эти годы он общался с благородными людьми и аристократами и многое узнал о тамошней жизни, как и насчет намерений мистера Питта положить конец этому кошмару.

Не успел разговор хозяина с посетителями принять более мирный характер, как с улицы послышались конский топот, звяканье упряжи, крики, смех и суматоха, возвещавшие о прибытии гостей, которым позволялось шуметь сколько угодно.

22
{"b":"210719","o":1}