– Что это? – спросил Эрл Брэндстеттер, разглаживая пальцами морщинку на безупречном плече.

Она улыбнулась ему, мягким движением сняла с плеча его руку и дала стакан с коктейлем. Они находились в гостиной. Пылающие дрова потрескивали в камине, воздух был наполнен запахом гикори. Оба испытывали удовлетворение и приятную усталость после секса. На ней был просторный белый халат, едва скрывающий прелести Нами Шикары.

Повинуясь движению ее маленькой руки, Брэндстеттер обошел вокруг и сел перед ней на медвежью шкуру, скрестив ноги. Он был обнажен до пояса, в тренировочных брюках. Его внимание привлекла морщинка на коже в ложбинке между грудей, и он протянул к ней руку.

Ошибочно истолковав движение как проявление сексуального интереса, она ласково погладила ладонью его руку, закрыв глаза.

В другой момент ее поведение возбудило бы его, однако на этот раз морщинка показалась Брэндстеттеру грубее той, что была на плече. Он потянул за складку кожи, которая тут же отделилась от тела огромным лоскутом, обнажив другой слой кожи. Опешив, он отдернул руку и пролил коктейль на пол.

Она моргнула своими глазами на лице Нами Шикары и озадаченно посмотрела на него, затем взглянула на свои груди. Рассерженно швырнула стакан в камин, встала, и ее осветил голубой свет вспыхнувшего в камине воображаемого алкоголя, словно коктейль был настоящим.

– Черт тебя побери, Эрл! – воскликнула она, отошла и оперлась плечом о книжную полку.

– Что за чертовщина здесь происходит? – с трудом выдавил Брэндстеттер.

Звуки резкого, лающего смеха прорвались сквозь плач. Она стремительно обернулась и посмотрела на него. Ее рот растянулся в гримасе смеха, а глаза сверкали слезами.

– Ты ведь не рассчитывал, что эти вещи можно носить вечно. – Она потянула за висящий лоскут, сдирая кожу Нами и обнажая свою. Халат соскользнул с плеч.

– О чем ты говоришь?

Внезапно улыбка снова стала улыбкой матери, а не принадлежащей Нами Шикаре. По лицу побежали морщины.

– Это все лишь временное, – сказала она приглушенным голосом, указывая на свое тело, разрывая по швам наружную кожу и сразу прибавляя в росте. Она сдернула кожу с одной руки целиком и бросила ее в огонь. Упав на пылающее полено, кожа зашипела. – Долго так продолжаться не может. Мы создали это вместе, но, как бы ни старались, не сможем сохранить навсегда.

Он стоял словно окаменев, глядя на мать, появляющуюся из кожи Нами Шикары, подобно линяющей змее. Тело светилось, словно покрытое маслом.

Она стянула лицо вместе с волосами и, не глядя, швырнула в камин. Волосы двигались в пламени, как у умирающего живого существа.

– Она хорошо сыграла свою роль, – спокойно заметила мать и сорвала кожу с торса. – Но теперь для занятий любовью нам понадобится другая кожа.

Брэндстеттер понимал, что не сможет отказать ей. Он всегда исполнял ее желания.

– Ты знаешь, чья кожа понадобится мне в следующий раз?

– Да

Трэвен не стал снимать плащ, под которым прятал пистолет в наплечной кобуре. Робин Бенедикт нетерпеливо ждал его в фойе ресторана. Он выглядел как-то странно среди вытянувшихся от пола до потолка растений, похожих на те, что растут в джунглях. Трэвен и репортер выделялись среди остальных посетителей, которые были в костюмах и рубашках, как принято одеваться для обеда в дорогом ресторане. Бенедикт захлопнул блокнот, который держал в руке, и подошел к Трэвену. Прелестная молодая женщина – хостесса – уже направлялась к ним.

– Будете обедать? – спросила она. На ней была искусственная тигровая шкура со свисающим сзади хвостом, едва прикрывающая груди и ягодицы.

– Нет, – сказал Бенедикт. – Зашли выпить коктейль.

– Совершенно верно, – кивнул Трэвен. – Пожалуйста, столик на двоих.

Хостесса повернулась, взяла два меню и повела гостей в глубь темного ресторана. Раскачивающийся хвост подчеркивал амплитуду бедер, двигающихся из стороны в сторону. Она остановилась и положила меню на столик у стены:

– Что будете пить?

– Кофе, – ответил Трэвен, снимая плащ и прикрывая СИГ/Зауэр от любопытных взглядов.

– Двойной бурбон со льдом, – заказал Бенедикт и сел напротив, бросив на Трэвена внимательный взгляд. – Сегодня у меня выходной.

Хостесса кивнула и отошла.

Бенедикт переплел пальцы, уперся локтями в стол и положил подбородок на руки.

– Итак, что у тебя интересного?

– Ты всегда так торопишься? – спросил Трэвен.

– Когда речь идет о новостях – всегда. За то время, которое требуется, чтобы вытянуть из тебя что-то любопытное, новость успевает устареть.

– На этот раз ты получаешь сигнальный экземпляр.

Спокойствие исчезло с лица Бенедикта, и в глазах репортера загорелся хищный огонек.

– Тебе удалось раскрыть убийство? Неужели сумел узнать, как этот парень ухитрился обойти систему безопасности, управляемую искусственным интеллектом?

– Нет.

Бенедикт откинулся на спинку кресла с нескрываемым разочарованием.

– Перестань, сейчас не время водить меня за нос. Ты отдаешь себе отчет в том, насколько сенсационна эта история?

– О ней говорят на всех каналах, которые я включал, – кивнул Трэвен. – Впрочем, я не любитель телевидения.

– Ты абсолютно прав – об этом убийстве говорят по каждому телевизионному каналу. Оно вполне заслуженно привлекло внимание средств массовой информации. Ты знаешь, сколько телезрителей в Америке перестали чувствовать себя в безопасности в своих домах после убийства этой женщины?

Трэвен сдержал охвативший его гнев.

– Нами Шикары.

– Что? – озадаченно переспросил Бенедикт.

– Так зовут убитую женщину. У нее есть имя. И родители.

Бенедикт достал из кармана микрорекордер.

– Она местная? Можно написать великолепную душещипательную статью.

– Нет.

– Я так и думал. Иначе кто-нибудь обязательно докопался бы до этого.

Официантка принесла чашку кофе Трэвену и коньяк для Бенедикта.

Детектив отпил глоток и обнаружил, что кофе слишком горячий. Он отодвинул чашку в сторону.

– Так где же сигнальный экземпляр, который ты мне обещал? – спросил репортер.

– Терпение.

– Это не относится к числу добродетелей в деле получения новостей. Кому-нибудь еще удалось разнюхать про твой эксклюзивный материал?

– Нет.

– Даже твоим начальникам? Трэвен отрицательно покачал головой. Бенедикт наклонился вперед и прошептал:

– Ты скрываешь добытую информацию от собственного департамента?

– Не совсем так. Просто я копнул несколько глубже, чем от меня требовалось. Меня предупредили, чтобы я не залезал слишком глубоко.

– Значит, тебе известно имя убийцы?

– Нет.

– Тогда скажи мне, чем мы здесь занимаемся, черт побери?! – раздраженно воскликнул репортер.

Трэвен усмехнулся, глядя на журналистское рвение Бенедикта, испытывая облегчение, освободившись от сомнений и приняв окончательное решение. В некотором смысле оно казалось предательством по отношению к его собственному департаменту, ведь он знал, как средства массовой информации подадут все, рассказанное им. Более того, он и рассчитывал на нескрываемую вражду между прессой и государственной бюрократией, надеясь с ее помощью достичь желаемых результатов. Проблема заключалась в том, что он не видел иного пути достижения своей цели – успешного проведения расследования. А это было для него самым важным, потому что, если он не сможет успешно завершить начатую работу, пострадают невинные люди от рук тех, кого он преследовал.

У стола остановилась официантка.

– У меня нет времени на обед, – запротестовал Бенедикт.

Трэвен заказал два бифштекса, печеный картофель и салат. Когда официантка ушла, он предложил:

– Если ты придешь к выводу, что рассказанное мной не представляет интереса, расплачиваюсь за обед я. А если представляет – ты.

– Согласен, – кивнул репортер. – В таком случае я отнесу плату за обед на счет своего агентства новостей. Рассказывай.