— Вы замечательная женщина, Кейт. Присядьте и выпейте джина с тоником. От одного стаканчика вреда не будет.

Роберт уже открывал дверцу шкафчика, доставая оттуда бокалы. Кейт наблюдала, как он готовит напитки. Он представлял собой нелепое разноцветное пятно, но при этом держался уверенно, совершенно по-мужски. Подавая ей бокал, он улыбнулся. Ему трудно было отказать в привлекательности — ровные зубы, свежий цвет лица, живые глаза.

— Поднимем бокалы, дорогая. Глоток алкоголя никогда еще никому не вредил. Хотя, конечно, я ничего не говорил, а вы ничего не слышали. Большинство моих подопечных уверены, что без бутылки водки, полутора десятков косяков и пары щепоток дури на ночь жизнь невыносимо скучна!

Кейт снова засмеялась, чувствуя на себе его изучающий взгляд. Она сделала глоток.

— До дна! — подбодрил Роберт.

Внезапно раздавшийся наверху грохот не позволил им поболтать за выпивкой. Роберт, казалось, нисколько не удивился:

— Это отец, он у меня прикован к постели. Я мигом.

Он заспешил наверх. Грохот заставил Кейт вскочить со стула. Сердце у нее бешено колотилось. Она села и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Через пять минут Роберт вернулся.

— У него старческое слабоумие, я уже девять лет за ним ухаживаю. Днем сюда приходит женщина — только не подумайте ничего такого, она присматривает за отцом.

— Ваша жизнь, должно быть, не из легких, мистер Бейтман.

Он поднял глаза к потолку:

— Нелегко, дорогая моя, можете мне поверить. Живешь словно с совершенно чужим человеком.

Кейт не знала, что ответить. Еще один глухой удар наверху заставил Роберта вздрогнуть. Поставив бокал на столик, Кейт поднялась:

— Знаете, я, пожалуй, поеду, не буду вам мешать. Вы можете сейчас отдать мне недостающие документы?

— Я вам завтра все принесу, договорились?

Теперь он выглядел удрученным и опустошенным. Кейт почувствовала огромную симпатию к этому человеку, который терпеливо нес крест своего сыновнего долга.

— Конечно, мистер Бейтман, не беспокойтесь.

— О, ради всего святого, почему бы вам не называть меня просто Роб? Когда вы зовете меня мистер Бейтман, я чувствую себя старикашкой! — И он бросился наверх.

Кейт отнесла свой бокал на кухню и поставила его в раковину. В кухне царил беспорядок. Проходя через холл к выходу, она услышала, как Роберт наверху говорит нараспев, будто урезонивает маленького ребенка. Ее сердце вновь наполнилось сочувствием. Закрывая за собой дверь, она мысленно поблагодарила Бога за то, что ее мать в свои семьдесят еще вполне бодра и здорова.

Ей пришло в голову, что однажды ей, как и Роберту Бейтману, возможно, придется ухаживать за впавшим в беспомощность близким человеком. Это была удручающая мысль.

Бернис была хорошенькой как-то по-детски и в свои двадцать два выглядела лет на пятнадцать. Заметив, что к ней приближается мужчина, она кокетливо заулыбалась. На какую-то долю секунды ей показалось, будто это долгожданный клиент, который заплатит ей деньги, у нее ведь сегодня выдалась такая поганая смена. Но потом она узнала этого человека — он никогда не платил за секс. Рука в руке они зашагали по темной улице.

Дома Бернис сняла пальто и поставила чайник. Пока готовился кофе, она закурила половинку косяка, сокрушаясь, что у нее больше не осталось дури. Сейчас хорошая травка была в дефиците, ей удалось достать лишь спрессованный кусок плохого качества. Бернис употребляла травку, предпочитая легкий кайф тяжелому забытью героина.

Плеснув в свой кофе порядочную порцию водки, она понесла две чашки в комнату. Ее друг сидел на диване, держа на коленях ее маленького сына, и рассказывал мальчику какую-то историю. Наблюдая за этой картиной, Бернис с грустью подумала, что ребенок растет без отца, с которого он мог бы брать пример.

Бернис и своего отца не знала. Мать сказала ей однажды, что он был хорошим человеком с добрыми глазами, но вот имени не могла припомнить. Всех многочисленных братьев и сестер Бернис произвели на свет разные отцы, так что по большому счету имя родителя не имело значения. По крайней мере, именно в этом Бернис убеждала себя всю жизнь.

Она еще не оправилась от тяжелой смены и надеялась, что травка приведет ее в норму. В противном случае придется попросить у соседки пару таблеток валиума.

— Хорошо поработала?

Она покачала головой:

— Так, ничего особенного, пара придурков. Да и в салоне дела в последнее время дерьмово идут. Я вот подумываю, не перебраться ли мне в Сити? Сьюзи считает, что я могла бы там зарабатывать больше и при этом работать меньше. Приличные мужики из Сити хотят по-быстрому получить удовольствие перед тем, как отправиться по домам к своим законным женушкам. С другой стороны, добираться далеко, эта езда ведь такой геморрой…

Мужчина сочувственно кивнул, потом спросил:

— Ты здесь хоть иногда убираешься? Или мне позвонить в социальную службу и попросить их навестить тебя?

Она расхохоталась:

— Что, не нравится? Но тебе лучше заткнуться, понял? Запомни, я не собираюсь выслушивать от тебя поучения.

Мужчина рассмеялся вместе с ней:

— Бьюсь об заклад, ты была сучкой даже в раннем детстве.

Теперь его голос звучал холодно и грубо. Девушка бросила на него взбешенный взгляд. Ей сегодня только этого хмыря не хватало с его оскорблениями.

— Да как ты смеешь? Если ты собираешься действовать мне на нервы, тогда проваливай. С меня сегодня уже достаточно. — Она была оскорблена, ее карие глаза потемнели от гнева, и она сразу же стала выглядеть на свои годы.

— Что это с тобой случилось? — спросила она презрительно. — То ты сама любезность и доброта, а то превращаешься в настоящее дерьмо. Так вот, приятель, я не хочу, чтобы на мне срывали злобу.

Она встала, ее короткая юбка задралась, обнажив бледные ляжки. При грубом свете голой лампочки целлюлит был особенно заметен. Высокие каблуки туфель поистерлись по бокам, и ей приходилось слегка косолапить, чтобы это не бросалось в глаза. Крошечные груди подрагивали от злости под ярко-оранжевым коротеньким топом.

— Ты такой же, как все, приятель. Думаешь, будто самый умный и все на свете знаешь, да? Да ни черта ты не знаешь! Зато я прекрасно знаю, чего ты хочешь, — чтобы я сделала тебе минет. Вам всем только этого и надо. Так вот, убирайся отсюда. Ты от меня больше ничего не получишь.

Она разъярилась. Жестокие слова гостя стали последней каплей после ночи, проведенной в обществе незнакомых мужчин, требовавших от нее удовлетворения бесчисленных отвратительных желаний и споривших потом из-за платы. Вдобавок она разругалась с одной из девушек, потерпев поражение на потеху всем. Это окончательно выбило ее из колеи. Тине едва исполнилось семнадцать, но эта нахалка постепенно лишила Бернис ее положения любимицы всего массажного салона. Так что Бернис и без того уже было худо, а услышать еще одну гадость, да еще от того, кого она считала другом, оказалось выше ее сил.

— С чего ты взял, что ты сам такой уж хороший, а?

Бернис уставилась на гостя, в ее глазах горела злоба. Ее сын, явно напуганный, прижимался к мужчине, и внутренний голос шептал девушке: она перегибает палку, слишком далеко заходит. Ее бы сейчас в самый раз использовать для садистских игр, клиенты за это неплохо платят.

Подхватив Микки, своего сына, она попыталась утешить его — прижала к себе и зашептала на ушко успокаивающие слова, но мальчик оттолкнул ее маленькими сильными кулачками, ясно давая понять, что он в ней не нуждается.

Это только подлило масла в огонь. Бернис бесцеремонно швырнула сына на стул, с которого минутой раньше встала.

— Маленький засранец!

Мужчина ухмылялся, глядя на нее:

— Уймись, Бернис, уймись. Ты, как всегда, оставила его на всю ночь одного, а теперь ему приходится терпеть твою очередную истерику.

Ребенок смотрел на мать со страхом и ненавистью. Мозг Бернис был настолько затуманен наркотиками и пьянством, ощущение полного жизненного краха было настолько острым, что она почувствовала острое желание убить своего ребенка. Ужасное желание, но кто мог бы ее осудить? Работа приносила ей одно расстройство, ждать поддержки или хотя бы доброго совета ей ни от кого не приходилось. Потому-то она и делала столько ошибок в жизни. Она зарабатывала деньги тяжким трудом, от усталости порой даже путаясь в числах и днях недели.