— Я понимаю, каково тебе сейчас. Но, Патрик, ты уже разменял шестой десяток. Ради бога, оставь эти мальчишеские забавы, не искушай судьбу. Живи и радуйся жизни, пока еще можешь. О, ты просто выводишь меня из себя. Прямо как в детстве, когда тебе всегда хотелось большего, чем у других. Ты из кожи вон лез, чтобы всех переплюнуть. Даже твой велосипед был настоящим произведением искусства — все эти флажки и прочее… Иногда мама не знала, что ей делать: то ли гордиться тобой, то ли шею тебе намылить. И вот посмотри на себя: ты по уши в дерьме. Но ничего, ты выберешься. Ты всегда выбираешься.

Она вздохнула и улыбнулась ему. Патрик не улыбнулся в ответ.

— На сей раз вряд ли, сестренка. Я не то что по уши, я по самую макушку в дерьме.

Виолетта презрительно фыркнула, тряхнув седыми волосами:

— Одни разговоры. Не пори горячку. Посмотрим, что можно придумать. Знаешь пословицу: одна голова хорошо, а две — лучше.

— Знаю, Ви. Но только если эти головы очень умные.

Она усмехнулась:

— Видишь, несмотря на все свои проблемы, ты еще можешь шутить. Я бы на месте этого русского вела себя потише. Пэт, дай мне слово, что ты отойдешь от подобных дел, когда уладишь все проблемы. Я таких стрессов больше не перенесу. Я слишком стара для этого, да, честно говоря, и ты тоже. Ты ведь седой уже как лунь.

Патрик рассмеялся. Он любил Виолетту. Ничто на свете не могло лишить ее мужества.

— Ты не смотри, что я убелен сединами. Есть еще порох в пороховницах.

Она хмыкнула:

— Трахаться и воевать не одно и то же. Чем скорее ты это поймешь, тем лучше.

Он промолчал. Да и что он мог сказать? На самом деле он все прекрасно понимал.

Приезд детектива Дженни Бартлетт взбодрил Кейт. Было лестно работать с таким специалистом в одной команде. Кейт и Лейла пили кофе, а Дженни расспрашивала их о ходе расследования.

— Итак, никаких видимых следов физического насилия у мертвых детей не обнаружено?

Лейла покачала головой:

— Нет. На снимках их принуждают только к оральному сексу. Дети постарше, видимо, подвергались более жестокому насилию. Я думаю, мерзавцы боялись изувечить совсем маленьких детей: ссадины, синяки, порезы и так далее. Все организовано очень профессионально. Мать одного ребенка, Керри Элстон, — сама бывшая жертва родительского насилия, как физического, так и морального. Очевидно, она служила развлечением для отца и его друзей. Мне кажется, ей нравилось то, чем она занималась, хотя теперь она утверждает, будто ее к этому принуждали. Она явно боится давать показания. Обычная история.

— С детьми уже разговаривали?

— Еще нет. Мы вызвали из Абердина психолога-консультанта. Он дока в своем деле. Мы не хотим травмировать детей еще сильнее. Сначала мы думали, что каждая из матерей действовала в одиночку. Мы предъявили каждой обвинение в попытке убийства и в действиях, подвергающих жизнь ребенка опасности. Сейчас мы считаем всех фигурирующих в деле женщин сообщницами. Честно говоря, это самое странное дело из всех, над которыми я когда-либо работала.

Дженни вздохнула:

— Конечно, с детьми следовало побеседовать раньше. Сейчас уже поздно. Начнем с их мамаш.

Она заглянула в свои записи:

— Регина Карлтон — что она говорит?

— В настоящий момент она находится в больнице под надзором. У нас на нее практически ничего нет. Насколько мы знаем, ее дети никогда не подвергались сексуальному использованию: никаких фотографий, ничего. Мы допрашиваем на этот счет Мэри Паркс, возможно, она сообщит что-то новое.

— Ребенок, найденный последним, девочка Мерседес, был обнаружен на месте, которое ранее обыскивалось, верно?

Кейт кивнула:

— Либо поисковые группы облажались, либо девочку принесли туда гораздо позже. Если ее мать замешана в педофилии, то вполне возможно, что она сама предоставила ребенка для использования.

Дженни подняла руку:

— Сейчас объясню, о чем я. В Уэльсе я работала над одним делом: из детского сада забирали детей и отвозили к педофилам. Даже таксопарк был в этом замешан. Не нужно недооценивать этих ублюдков-педофилов, поверьте мне. Мы можем не знать, кто они, но они везде, в любых слоях общества: среди врачей и адвокатов, разносчиков еды и дворников. И все они покрывают друг друга. Мы не знаем, как велика эта сеть: она может быть маленькой, а может оказаться огромной. Мы знаем только то, что люди на фотографиях из плоти и крови. У них есть имена, даты рождения и скорее всего жены и собственные дети. Мы должны знать, кто эти люди и чем они занимаются. Наверняка есть и еще пострадавшие дети помимо изображенных на фотографиях. Согласно статистике, на каждой улице живет как минимум один педофил. Чудовищно, девочки, правда? За тридцатилетний период число жертв может исчисляться тысячами, потому что подобные скоты преследуют детей вплоть до собственной смерти. Мы должны прекратить это, и как можно скорее.

Кейт была поражена услышанным и не могла этого скрыть. Дженни отпила кофе. Ее крупное тело едва помещалось на небольшом офисном стульчике. Ее глаза блестели, что очень нравилось Кейт: это говорило об энергии и решительности. Дженни хотела раздавить эту мразь так же сильно, как Кейт. Такое единодушие обнадеживало.

— У меня просьба: во время допроса не задавать никаких вопросов без моего разрешения. Я знаю, как с ними нужно разговаривать и как ловить их на лжи. Я собаку на этом съела. По рукам?

Кейт кивнула в знак согласия, но заметила:

— Помни, у меня тоже есть парочка уловок в запасе.

— Хорошо. А теперь допиваем кофе и за работу!

Лейла улыбнулась:

— Я предупреждала, Кейт: она выжмет тебя как лимон.

Дженни посмотрела Кейт прямо в глаза и сказала:

— Это ради всеобщего блага, вот что главное. Чем скорее мы очистим здешние улицы, тем скорее я примусь за следующее дело и за следующую компанию подонков. И поверьте мне, их много. Чертовски много.

Вилли почувствовал, что рядом с ним кто-то есть, и уставился в темноту. Он злился, но вместе с тем ему было страшновато. Вилли сидел в кромешной тьме, без часов и одежды, привязанный к металлической койке. Он не знал, день сейчас или ночь и сколько времени он уже находится в заточении.

Он учуял резкий запах лосьона после бритья и спросил:

— Кто здесь? Позвольте мне встать, и мы поговорим как мужчина с мужчиной.

От долгого молчания и от жажды он сильно охрип.

Низкий голос с выраженным акцентом произнес:

— Мы не причиним вам зла, мистер Гэбни. Вы для нас своего рода гарантия. Предмет нашей торговой сделки с мистером Келли. Прошу вас, не волнуйтесь.

— Пошел ты! Пэт Келли раздавит тебя, как червяка! Ты не знаешь, с кем связался! Но ничего, скоро узнаешь.

Невидимый человек рассмеялся:

— Я говорю по-английски лучше, чем вы, мистер Гэбни.

Вилли с презрением произнес:

— Ну да, все говорят по-английски лучше, чем сами англичане. То-то все вокруг говорят по-английски. Поэтому мы и не считаем нужным учить чужие языки. На кой хрен! Если любой мудак вроде тебя волей-неволей вынужден понимать нас, зачем нам что-то учить? Мы сами учим хорошим манерам, приятель, запомни это.

Борис был поражен: этот мужчина — старик, по его понятиям — держался так смело! Потребовались трое крепких парней и пушка, чтобы засунуть его в машину. Пока его везли, он чуть не сбежал, отправив в нокаут одного из лучших людей Бориса. Двое суток пленнику не давали воды и пищи, но он все равно не сдавался. Борис позавидовал Патрику Келли: не каждый мог похвастаться таким преданным другом. Что ж, он продержит его еще пару дней без воды, без пиши, без одежды. Такое вынести невозможно.

— Мистер Келли знает, что вы у нас. Он связался с нами. Мы с ним скоро встретимся. Вам осталось потерпеть еще несколько дней.

— Пошел к черту, русская свинья.

— И тебе того же. Прощай.

Человек вышел так же незаметно, как и вошел. Вилли попытался догадаться, где находится. Ни звуков, ни запахов, ничего, — абсолютно темное, стерильное помещение. Куда веселее, если ощущаешь присутствие человека, пусть и не рядом. Вилли пришла в голову мысль, что, возможно, его здесь уморят голодом. В любом случае эти русские — отъявленные мерзавцы. Но и он не лыком шит, а тем более Патрик Келли. Пэт непременно вытащит его отсюда, если это вообще возможно. Вилли знал это как дважды два четыре.