Через некоторое время я успокаиваюсь и умудряюсь объяснить, что мне ужасно хотелось попасть на бал в честь Дня святого Валентина, и поэтому на мне оказалось такое белье. Похоже, он начинает понимать, как я люблю журнал и как хочу быть частью этого мира. Я на него уже не сержусь. Стэн смотрит на меня так же, как в день нашей первой встречи, в обувной кладовке — когда он услышал, что я разговариваю с обувью. Этот человек вернул мне частичку моего детства. Он не осуждает меня. Просто должность редактора по обуви показалась ему смешной. Нельзя сердиться на человека зато, что его веселят слова. Меня же распирает, когда я слышу слово «бурсит».

Чтобы окончательно примириться, нам понадобилось несколько часов. На самом деле Стэну даже понравилось белье со смайликами, и я обещала носить его почаще. Мы не меньше пятидесяти раз пробовали отлипнуть друг от друга. Тщетно. Стэн — самое вкусное живое существо на планете. Я бы с радостью отдала остаток жизни, лишь бы просидеть здесь до утра, но меня гнетет чувство вины за невыполненное задание Руфь.

— Довольно. Мне в самом деле пора. Если я останусь еще, то, несомненно, сделаю что-нибудь такое, о чем потом пожалею.

— Например?

— Не могу я привести пример. Надо закончить список для Руфь. Правда надо.

— По крайней мере позволь отвезти тебя домой. Возьми с собой адресную книгу. Не обязательно заканчивать работу здесь.

Я не позволила ему подняться, что было к лучшему, поскольку у меня осталась вся ночь, чтобы обдумать случившееся и закончить список. Работать с ним рядом немыслимо, да и поцелуи начали грозить моей безопасности. Три или четыре раза я чуть не вырубилась. Меня никогда так не целовали. Стэн ни капельки не кусается.

Утро понедельника. Я умудрилась перенести все имена в новую адресную книгу Руфь и напечатала для нее копию. Курьер так и не приехал. Остатки выходных я оправлялась от «кистевого туннельного синдрома», или как это там называется. У меня образовался лишь маленький волдырь, однако я все равно купила парафиновую машину. Мы с Джен пользовались ей все выходные, макали туда все подряд. Классная вещь!

Звонил Стэн, спрашивал, закончила ли я задание, и приглашал пообедать в воскресенье с ним, его сестрой и ее семьей в Коннектикуте. Ко мне тогда только-только пришла Джен, и машина как раз разогревалась. Я хотела было сказать подруге: «Прости, с машинкой поиграем вечером на неделе, потому что звонит самый классный парень на свете и зовет меня обедать с ним и его семьей». Но Джен так разошлась, что начала выкрикивать показания цифрового датчика температуры.

— Уже сто один градус! — завопила она, а через пять минут до меня донеслось: — Сто десять!!

Пришлось соврать, что кричит моя лучшая подруга, которая свалилась с гриппом, и я не могу бросить ее дома с такой невероятно высокой температурой.

— Доброе утро, Руфь! Простите, курьер так и не пришел за адресной книгой, она у меня. Я переписала все номера и сделала копию.

— Какой курьер?

— Который должен был заехать ко мне в субботу за вашей адресной книгой.

— Ах да, забыла предупредить… Ко мне пришел неожиданный посетитель, и я пока отложила предварительную подготовку к Рождеству. В конце концов, на дворе февраль. Надеюсь, я не испортила тебе выходные.

— Нет, что вы. Все равно я не хотела идти на бал, — неожиданно заявляю я.

— Что?

— То есть, конечно, хотела, но это не важно. В конце концов, бал не последний.

— Извини, Хлоя. Мне и в голову не пришло, что ты собираешься на бал. Поверь, ты немного пропустила. Прочитаешь про него на странице шесть… Да и чего ты ждала от бала? Надеялась встретить мужчину своей мечты?

Руфь со смехом удаляется в кабинет. Через несколько минут она выходит обратно; к нашему обоюдному удивлению, я все еще стою, открыв рот.

— Хлоя, что ты застыла на месте? Нечем заняться? Где буклет про ароматы?.. Хотя, пожалуй, у меня есть для тебя более важная работа. Я хочу, чтобы ты сделала плакат — анонс ежегодного обеда «Портрет леди». Принеси сверху мольберт и все красиво оформи. Не задавай вопросов, берись скорее. Мы уже неделю как должны были повесить его в вестибюле.

Я отправляюсь в отдел дизайна и некоторое время стою в нерешительности, не зная, к кому обратиться. К сожалению, Ронда говорит по телефону. Трай сидит в наушниках, а Али застыла в углу – смотрится в зеркальце и ковыряет что-то на лице. Наверное, у бедняжки прыщик вскочил.

— Привет, как дела? — спрашиваю я, будто все они нормальные люди.

Подбегает Халли:

— Тебе помочь?

— Было бы неплохо. Руфь велела сделать плакат для вестибюля, анонсирующий обед «Портрет леди».

Я слегка закатываю глаза, чтобы никто не подумал, будто мне хочется этим заниматься. Так я показываю, что понимаю: плакат — дело дизайнеров, и нечего мне лезть.

— Отлично, приступим, — говорит арт-директор, горя желанием помочь.

Ронда кладет трубку и шепчет из-за ее спины: «Молчи».

— Что там должно быть написано? — спрашивает Халли.

Не отвечаю.

— Как он должен выглядеть?

Не отвечаю.

Ко мне быстро подходит Ронда и поясняет:

— О плакате говорить можно, — потом наклоняется и шепчет прямо на глазах у Халли: — Главное, не говори гадостей про Руфь. Ни слова.

Ах, вот что! А с чего бы мне говорить про нее гадости?

— Ну, плакат должен напоминать огромное приглашение с датой, временем, местом и обедающими дамами.

— А почему дамами? — спрашивает Халли. Она сбита с толку, но на лице читается облегчение от того, что я заговорила.

— Не знаю. У нас ведь женский журнал. И тема «Портрет леди». А раз будет обед, мне в голову пришли обедающие дамы.

— Статья-называется «Портрет леди». Значит, леди только одна.

— Знаю, но это всего лишь заголовок. Статья будет про леди как таковых. Знаешь, еще можно взять снимок Николь Кидман из фильма «Портрет леди». Да, эта идея мне больше нравится. Пойду, выберу что-нибудь, а если ты научишь меня увеличивать, будет совсем здорово.

— А вдруг все решат, что их пригласили на просмотр фильма? Или хуже того, пообедать с Николь Кидман, раз уж на плакате ее фотография?

— Твоя правда. Давай тогда сфотографируем какую-нибудь леди — соответствующе одетую, разумеется.

— Как Николь Кидман?

— Не обязательно, можно кого угодно одеть как леди. Желательно старомодную леди.

Трай снимает наушники.

— Давай оденем тебя, Хлоя. Я сделаю несколько цифровых снимков… — наверное, он сидел с выключенной музыкой, — потом вставлю какой-нибудь викторианский фон, и плакат готов.

Мне нравится его идея, но я не осмелюсь поместить свою фотографию на плакат, который будет висеть в вестибюле.

Трай поворачивается к Али и свистит. Она роняет зеркальце, которое — о чудо! — не разбивается, и делает два шага вперед.

— Али, — начинает Трай, — сегодня понедельник. Ты работаешь в «Причудах». Твоя должность — помощник дизайнера, и я дам тебе задание, так что слушай внимательно. Вот мои инструкции: поднимись на седьмой этаж и попроси первого попавшегося человека тебе помочь. Кто бы это ни был, сообщи, что работаешь в отделе дизайна и тебе нужны старомодная брошь или камея и старая бархатная лента. Потом отправляйся в одежную кладовку и возьми любую блузку с гофрированным воротником. Спроси кого-нибудь, где сидит Кортни. Когда найдешь ее, скажи, что Роб велит ей спуститься и помочь с прической и макияжем. Справишься, Ал?

Удивительно, как быстро он все организовал. Однако бедняжка Али не на шутку разволновалась. Она лихорадочно все записывает, причем дважды ломает карандаш и почти в слезах выбегает.

— Как ты думаешь, получится у нее? — спрашиваю я.

— В нашем здании многие люди пропадают неизвестно куда. Будем надеяться на лучшее.

— Слушай, давай нарядим Али. Она хорошенькая, и внешность немного старомодная. Ее лицо идеально подойдет для плаката. Если ей неловко, сфотографируем Ронду. Ты ведь согласишься, Ронда?