— Поставишь меня в команду? — спросил я тренера москвичей Виктора Кудрявцева.

Тот снисходительно осмотрел мою фигуру сверху донизу и спокойно ответил:

— Ты что, обалдел? За чей счет цинковый гроб прикажешь заказывать?

Да… с моей комплекцией… Похвалиться, в общем-то, нечем. Рост? Ну, рост неплохой — 174 сантиметра. Вес? Маловат — 56 килограммов. Возраст? Мягко говоря — за тридцать. Плюс ко всему — абсолютная нетренированность. И все же я настаивал:

— Пойми, мне необходимо почувствовать игру, о которой пишу много лет. И я хочу доказать, что регби ничуть не грубее футбола.

— Менее грубо.

— Вот видишь! А как это доказать другим? Ты много читал о регби в газетах? Почти ничего не читал!

— Черт с тобой, будешь играть «девятку».

Итак, я выступаю под номером «9». В роли так называемого хава. Моя задача — поддерживать связь между линией схватки и трехчетвертными, которые выполняют функции полузащитников и крайних форвардов, если сравнивать с обязанностями футболистов. Более популярно мое амплуа можно объяснить словами из известной арии: «Эй, Фигаро! — я здесь. Эй, Фигаро! — я там. Фигаро здесь, Фигаро там, Фигаро вверх, Фигаро вниз» (да, да, и это было)…

Прошла всего половина первого тайма, а я был совершенно измотан. Давно мне не приходилось так много бегать. Специалисты подсчитали, что каждый футболист владеет мячом лишь три минуты из девяноста. В регби же, несмотря на обилие участников — 15:15, — игрок владеет мячом значительно дольше. Следовательно, на его долю приходится более высокая нагрузка. И даже частые свистки, прерывающие ход матча, не дают возможности передохнуть, как это может показаться с трибуны. Свисток пресекает лишь ритм, ход атаки.

Овальный, дынеобразный мяч летит ко мне. Едва успеваю к нему прикоснуться, как уже чувствую, что кто-то с силой тянет меня к земле, и нет возможности противостоять этой силе…

Представляю, что делается в эти минуты на трибунах.

— За ноги хватают! А если он носом в землю?

— Я ж говорю, хамство!..

— Грубость одна, а никакая не игра.

Но… Почему эти же зрители аплодируют на хоккейном матче защитникам противоборствующей стороны! Я никогда не играл в хоккей, а потому не знаю, больно или нет пострадавшему нападающему, с размаху шлепнувшемуся на лед. Мне же, припечатанному к травяному футбольному полю, не было больно. Мне лишь казалось, что в этот момент десять стокилограммовых Рагулиных отнимают у меня мою «дыню».

За остановку игры судья назначил схватку. Это наиболее характерная для регби ситуация, какой нет ни в одной спортивной игре. Она назначается вместо спорного вбрасывания в футболе. Вбрасывать мяч мне. И вот они стоят, два соперничающих лагеря, лагеря тяжеловесов. Пригнули головы, накрепко обхватили друг друга руками. Одна искра — и два заряда весом в полтонны (а может быть, и больше) столкнутся, чтобы захватить клочок земли, на котором безмятежно покоится виновник предстоящего взрыва — мяч.

Победит в этой минутной борьбе та группа, чья масса окажется большей. В принципе схватка напоминает известное состязание моряков — перетягивание каната. Только в схватке силы направлены не в стороны, чтобы перетянуть соперника, а в одну точку, в середину схватки, чтобы его оттеснить и подхватить мяч.

Бросаю «дыню» им под ноги.

— Фога! — кричат, напирая на соперника, одесситы.

— Хога! — не менее дружно вторят им москвичи.

Сии подбадривающие кличи, очевидно, в переводе с регбийного языка на общедоступный означают: «Эй, ухнем! Еще разик, эх, еще да раз!»

— Малкин, подхватывай мяч! — кричит Юра Дайнеко.

Взял, а что дальше? Вперед давать пас нельзя — правилами не разрешено. Значит, отдавать в «веер»? Он уже готов распуститься: мяч от меня пойдет к моему соседу, от того к третьему, четвертому, а там, глядишь, удастся прорыв за лицевую линию. А это три очка плюс попытка — удар по воротам с 20 метров. Забьешь — еще два очка. Но пока обдумывал, моих ребят «разобрали». Прессинг.

Была не была! Решаюсь сам бежать вперед, а там будь что будет. Прижимаю мяч к груди, бегу. Меня атакуют: схватили за ноги и потянули вниз. «Дыня» все еще у меня в руках. Ее я ни за что не отдам. Несколько дюжих молодцов-черноморцев принимают меня в свои объятия. Опять на земле. Опять схватка.

— Какую атаку сорвал, растяпа! — отпускает в мой адрес комплимент Володя Болдырев.

— Больно долго думаешь, Архимед, — язвительно добавляет Юра Дайнеко. — Тут тебе не за пишущей машинкой сидеть.

— То, что было, — оставим для мемуаров, — отвечаю я, снова готовясь вбросить мяч в схватку.

…Да, в регби захватывают за туловище, за ноги, за шею. Что ж, регби — игра коллективная. Ее смысл в скорейшей передаче мяча партнерам. Не отдаешь мяч, надеешься на собственные силы? Испытаем! А что касается действительной грубости, то тут правила более жесткие, чем в футболе. За подножку в футболе команда наказывается штрафным, в регби виновник незамедлительно удаляется с поля, а команда получает право на штрафной.

Едва ли стоит пересказывать перипетии матча. Он интересен лишь для автора. Не думаю, чтобы он привел в восхищение любителей спорта: слишком велик был перевес спартаковцев, которые в то время — летом 1965 года — смогли бы выступить против новичков без нескольких игроков. Но в этой встрече был и другой результат.

«Известия» напечатали мою заметку о матче. Автор убеждал читателей и спортивную общественность в пользе, зрелищности и гуманности регби: оно несколько отличается от той игры, которую всем почему-то хочется представлять именно как столкновение необузданных нравов.

— А признайся, что ты смягчил краски, облагородил свое регби, — сказал мне позже Виктор Синявский из «Советской России», когда мы встретились с ним в ложе прессы на одном из футбольных матчей в Лужниках.

— Смягчил? А ну взгляни! Такое, во всяком случае, в регби не увидишь…

Там, на поле, защитник ударил по ноге одного из лучших наших нападающих. Люди в белых халатах положили пострадавшего на носилки и унесли. У моего коллеги его любимцы отняли все аргументы для продолжения спора.

Позже в газетах все чаще стали появляться заметки о регби. А 31 марта 1967 года навсегда войдет в летопись советского спорта: в этот день была официально учреждена Федерация регби СССР, за создание которой мне пришлось биться на газетных страницах в течение многих лет и однажды рискнуть сыграть в товарищеском матче. И не случайно первым председателем Федерации был избран один из самых мужественных людей — Герой Советского Союза, летчик-испытатель, заслуженный мастер спорта Владимир Сергеевич Ильюшин.

«Добро пожаловать» и имя друга. Всего три слова. Двадцать букв. Долго ли их написать? На бумаге — несколько секунд. Но лед — не бумага, а скалы — не письменный стол…

В заоблачной гостинице «Приют одиннадцати» по дороге на Эльбрус к восхождению готовилась группа советских альпинистов и их почетный гость из Индии — покоритель «вершины мира» Джомолунгмы шерп Норгей Тенсинг. Не сразу заметили они, как лагерь покинул один из участников намеченной на завтра экспедиции — Михаил Хергиани, один из лучших в Грузии скалолазов. А потом, увидев, как он, не обращая внимания на пургу, поднимается по ледяному насту вверх, решили, что Михаил хочет размяться.

Скоро фигура смельчака стала совсем маленькой и, казалось, застыла на головокружительной высоте. «Разминка» продолжалась час, другой, а еле заметная снизу черная точка оставалась неподвижной. Наконец, когда в лагере забеспокоились всерьез, Хергиани вернулся. Чем-то очень довольный, он уклончиво отвечал на вопросы:

— Завтра все увидите…

Но назавтра пурга усилилась. Пережидать ее не было времени, и подъем пришлось отменить. С невеселым чувством шли вниз альпинисты. Молчаливее всех был Хергиани. Наконец он поведал своему другу москвичу Евгению Гиппенрейтеру, что на пути к Эльбрусу он высек на льду слова: «Добро пожаловать, Тенсинг».