— И ты знаешь происхождение этого слова?

— Ну да. Да это почти все знают. Корень слова — „луна“. Лунатик — это человек, который сходит с ума в ночь рождения новой луны или ее появления в полной фазе. Считается, что это влияет на жидкое» вещество мозга, примерно так же, как на морские волны.

— Совершенно верно. В прошлом месяце, как раз в последнюю из двух ночей полнолуния в район Гладстон-Крик была вызвана полиция. Прибыв на место происшествия, полицейские обнаружили то, что вы сейчас видели: два десятка «кнутов», разорванных на куски, некоторые — с отъеденными частями тела. Посреди этого побоища стояли два цыгана, те самые, к которым мы сейчас направляемся. Ни один из них не говорил по-английски, но оба знают испанский. По счастью, один из полицейских смог объясниться с ними на испанском. Я прочитал его рапорт. Эти два цыгана не сопротивлялись при аресте и отвечали на вопросы. Так вот, эти ответы и вызвали мое любопытство.

Брачер остановился у какой-то двери.

— Тот, который помоложе, похоже, пытается взять вину на себя, говорит, что он один всех убил. Второй — старик — пытаясь спасти молодого от тюрьмы, утверждает, что его друг не отвечал за свои действия, потому что он оборотень.

Слова Брачера были встречены молчанием. Затем Невилл засмеялся:

— Фредерик, но ведь это…

— Да, я знаю, это абсурд. Но в официальных протоколах есть еще кое-что. Когда врачи осмотрели его — молодого, я имею в виду, — они нашли кусочки человеческого мяса, застрявшие у него между зубов.

Он помолчал, давая им время осознать услышанное.

— Вполне возможно, этот человек — лунатик. В полнолуние его охватывает жажда убийства, настолько сильная и всеразрушающая, что он смог убить двадцать с лишним вооруженных человек, и при этом сам остался без единой царапины. Я не представляю, как ему это удалось, и почему это с ним происходит. Вот что тебе и предстоит выяснить.

Невилл кивнул, как бы раздумывая, но на самом деле совершенно не представляя, что сказать.

— Да, да, я понимаю… Но…

— Ничего ты не понимаешь, Джон, — прервал его Брачер, — потому что ты слушал невнимательно и не думал о том, что я тебе говорил. Поразмысли немного: если нам удастся раскрыть психологический механизм его сумасшествия, если мы сможем обучить его в соответствии с нашими целями и сможем контролировать его, то в наших руках окажется мощное оружие в преддверии войны.

— Войны? — переспросил Невилл. — Какой войны? Сейчас нет никакой войны.

— Ты ошибаешься, Джон, — жестко ответил Брачер, — мы находимся в состоянии войны, и это война за наше существование. Проблема в том, что белая раса в большинстве своем состоит из доброжелательных глупцов, — типа тебя и Луизы, — которые не понимают, что мы давно вступили в войну и проигрываем ее. Но наш решающий удар впереди. Здесь, в «Халлтеке» мы занимаемся сразу несколькими проблемами. Генетические исследования, само собой, но кроме этого, мы пытаемся скоординировать деятельность всех неорганизованных, а зачастую и откровенно анархистских, групп, объединенных идеей превосходства белой расы. Те ребята, которых вы уже видели здесь, — «кнуты», как они себя называют, — будут основной движущей и карающей силой нашей революции. Сейчас для них строится тренировочный комплекс в горах. И когда завершится организационный процесс, когда наше химическое и прочее оружие будет готово, мы начнем восстание против евреев и коммунистов, управляющих страной.

— Фредерик, ты спятил, — твердо сказала Луиза.

Он холодно улыбнулся.

— А ты, Луиза, предала свою расу, своих предков и предаешь своих потомков.

Луиза вздохнула и покачала головой.

— Ну, и все-таки, — включился в разговор Невилл, — а я-то вам зачем нужен? Да, я изучал психологию, но я не практикую ее, и я даже еще не врач. В Намибии, может быть, я…

— Пусть даже так, — прервал его Брачер, — но ты, тем не менее, в этом разбираешься, и получше меня. К тому же, в нашем движении нет подготовленных психологов.

— Не удивительно, — заметила Луиза, — любой психолог, столкнувшись с вами, тут же сел бы писать сопроводительные бумаги в психиатрическую лечебницу.

Он бросил на нее презрительный взгляд.

— Нравится тебе это или нет, кузина, но будущее белой расы находится в руках тех самых людей, которых мы с Халлом пытаемся организовать и сплотить. Великая расовая война уже идет, и мы собираемся нанести решающий удар и победить. И когда это случится, ты будешь счастлива узнать, что твой родственник занимает одну из ключевых позиций в новом правительстве.

Брачер вытащил из кармана связку ключей и открыл дверь. Он жестом пригласил Невилла и Луизу войти. Невилл взял жену под руку, но она оттолкнула его и прошла вперед. Войдя в помещение, они лицом к лицу столкнулись с двумя молодыми людьми, которые не далее как пару часов назад доставили их в Центр «Халлтек» под дулами пистолетов. Бауманн и Хокинс ухмыльнулись.

Брачер запер дверь и повернулся к своим невольным гостям:

— А теперь, Джон, Луиза, позвольте представить вам моего лунатика.

Центр генетических исследований «Халлтек» был не только самым большим зданием в Маннеринге, Северная Дакота; это было крупнейшее сооружение во всем округе. Построенное из стекла и бетона, трехэтажное здание Центра имело весьма оригинальную конструкцию, напоминающую гигантскую букву 1 с длинной центральной секцией и боковыми крыльями. Третий этаж был всегда закрыт и, как говорили, не использовался. Впрочем, двух других этажей с лихвой хватало, чтобы обеспечить выполнение Центром своего общественного предназначения, а именно — проведение самых обычных, юридически обоснованных и традиционных по своим методам исследований.

Пятнадцать кабинетов и двадцать пять прочих помещений, предназначенных под конференц-залы, архивы и лекционные аудитории, а также семьдесят пять прекрасно оборудованных лабораторий занимали первый и второй этажи. На третьем этаже тоже были конференц-залы, лаборатории и кабинеты, однако их было гораздо меньше, потому что большую часть помещения занимали камеры секретной тюрьмы.

«Халлтек» представлял собой совершенно безликое сооружение, холодное и неуютное, кричаще-современное — одним словом, лживое свидетельство научно-технического прогресса, передовой технологии и науки. В этом отношении Центр ничем не отличался от сотен подобных зданий, возводимых в Соединенных Штатах в последней четверти двадцатого века, что скорее всего объясняется тем, что к этому времени американские архитекторы выработали и, не покладая рук, воплощают в жизнь целый ряд абсолютно идентичных приемов и теоретических положений. Конструкция всех сооружений, независимо от их назначения, функции или местоположения, должна быть рациональной, прочной и бесстрастной, строгой и ясной, прямой и филигранной.

А посему прохожий, пересекающий широкую пустошь, на которой располагался Центр генетических исследований, мог бы с равной степенью вероятности принять его за фабрику или школу, учреждение или исследовательский комплекс, каковым он по сути и являлся. День ото дня коридоры, лаборатории и кабинеты на первом и втором этажах заполнялись учеными, врачами, медсестрами, а также вездесущими бюрократами и пронырливыми делягами. Здесь бывало множество народа: пациенты, поверяющие врачам свои беды, студенты-практиканты, аспиранты, подрабатывающие в свободное время, школьники, частенько забредающие сюда с экскурсией.

Крейтон Халл, престарелый мультимиллионер, который основал и финансировал Центр, не часто баловал его оживленные коридоры своим присутствием, однако в те редкие моменты, когда ему все же удавалось выбраться из Калифорнии в Маннеринг, он без устали расточал улыбки, пожимал руки и вступал с персоналом в дружеские, а порой довольно легкомысленные беседы. В Центре его любили, хотя, если говорить откровенно, эта любовь объяснялась главным образом тем, что ни один из сотрудников никогда не сталкивался с ним по официальным служебным делам. Он передал руководство Центром в другие руки, и очень редко появлялся сам, чтобы отдать приказ или распоряжение.