Она последовала за дежурным к старенькому лифту, и они медленно поднялись на пятый этаж. Проезжая мимо этажей, Фейс видела длинные залы, уставленные картотеками; за столами сидели служащие, а у каждой двери стояла вооруженная охрана.

Однако на пятом этаже все было по-иному. Огромный зал посредством раздвижных перегородок был разбит на маленькие комнатки. «Точно врачебные кабинеты», — иронически подумала Фейс. На одной из перегородок значилась большая черная буква «Б». В это помещение и провел Фейс дежурный.

Ее встретил скучающий молодой человек с льняными волосами и светлыми бровями и ресницами, точно выцветшими от солнца. Если бы Фейс столкнулась с ним на улице, она бы прошла мимо, даже не заметив его. Над раскрытым блокнотом, возле которого лежал отточенный карандаш, сидела не менее скучающая стенографистка.

— Сюда, пожалуйста, — сказал молодой человек, указывая на стул. По первым же его словам Фейс поняла, что он уроженец Юга, должно быть из Арканзаса, хотя трудно было сказать наверняка.

Она вспомнила слова мистера Каннингема, который сказал однажды, что Юг — это родина полисменов. Южные колледжи, сказал он тогда, существуют специально для того, чтобы там учились белые англосаксы, выходцы из средних слоев, ярые противники рабочего класса. Там их натаскивают, а потом предлагают место, почести и славу. И новые рекруты пополняют ряды. Рекруты вроде этого. Агенты Федерального бюро. Как ни верти — тайная полиция.

Когда молодой человек с льняными волосами повернулся к своему столу, Фейс заметила, что в том месте, где обычно носят револьвер, его пиджак слегка оттопыривается. У нее перехватило дыхание: неужели ее считают такой опасной? Она на секунду прикрыла глаза, но тут же снова открыла их и попыталась улыбнуться.

— Так вот, у нас к вам немало вопросов, — сказал молодой человек, усаживаясь и придвигая к себе коробку с манильскими сигарами. — Отвечайте «да» или «нет» — чем чаще вы будете так отвечать, тем лучше, и говорите медленно, чтобы стенографистка успела все записать. Но сначала надо принести присягу. И помните: клятвонарушителей жестоко карают, так что лучше не втирайте нам очки. Вы меня поняли?

— Да… конечно, поняла.

— Тогда поехали. Ваше имя?

И началось. Вопросы так и сыпались. Где работаете? Давно ли? Как фамилия непосредственного начальника? Где и когда родились? Как звали родителей? Замужем? А как зовут мужа? Имя ребенка? Девичья фамилия? Адрес? Где еще проживали за последние пять лет? Где учились? Были ли за границей — где и когда? С какой целью выезжали?

Фейс отвечала на все вопросы прямо, стараясь по возможности не проявлять волнения. Вопросы задавались скороговоркой, со скучающим видом; ответы выслушивались бесстрастно. Стенографистка записывала как автомат. Потом характер вопросов вдруг изменился.

— У вас снимали отпечатки пальцев?

— Да, конечно, — сказала она, — у всех правительственных служащих снимают отпечатки пальцев.

— А вы возмущались тем, что вас заставляют давать отпечатки пальцев?

— Н-не… не помню.

— Да или нет? — В мягком голосе южанина появились стальные нотки.

— Я же сказала, что не помню!

— Принадлежите ли вы, или, быть может, раньше принадлежали к организации, которая стоит за ниспровержение правительства Соединенных Штатов путем насильственного захвата власти?

— Нет! Конечно, нет!

— Были ли у вас высказывания, порочащие правительство Соединенных Штатов?

Она помедлила.

— Критические — да, были, но не порочащие в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Я, конечно, критиковала политику нашего правительства, это мое право.

Молодой человек позволил себе слегка улыбнуться, однако улыбка у него была не добрая, а циничная.

— Высказывались ли вы когда-нибудь положительно о Союзе Советских Социалистических Республик?

Она удивилась.

— Безусловно — в разное время и по разным поводам — во время войны. Ну что за нелепый вопрос! Ведь я могу говорить все, что мне вздумается об этой стране или о любой другой, да и вообще о какой угодно!

Агент метнул на нее злобный взгляд.

— Я не просил вас излагать вашу точку зрения. Я задал вам вопрос, на который вы должны ответить «да» или «нет». Итак, «да» или «нет»?

— На такой вопрос просто невозможно ответить, — сказала она дрогнувшим голосом.

— Вы когда-нибудь читали произведения Карла Маркса?

— Некоторые читала, — быстро ответила она, подумав про бюст Моцарта. — В колледже, когда изучала экономику. Не могу сказать, чтобы я их поняла, хотя основной смысл уловила.

— Какие газеты вы читаете?

— Какие попадутся, — сказала она, закипая злобой.

— Я попросил бы все-таки назвать их, — продолжал он.

— Да вам-то какое дело! — вспылила она.

Молодой человек не сказал ни слова, лишь многозначительно кивнул в сторону стенографистки, записывавшей их разговор с удивительной быстротой.

— Я бы все-таки хотел, чтобы вы отвечали на мои вопросы, — заметил он. — А то очень уж односторонний получается протокол. Ну, хорошо, я вам задам другой вопрос. Ваш отец был американским гражданином?

Фейс судорожно глотнула слюну.

— Нет… но он намеревался принять американское подданство. Он уже выправил кое-какие бумаги, но внезапно умер.

Следователь снова как-то неопределенно улыбнулся.

— Вы приехали в нашу страну в возрасте пяти лет вместе с родителями из Испании?

— Да, — сказала она и поспешно добавила: — Надеюсь, то, что я родилась в Америке, не вызывает у вас сомнений?

— Вы уже говорили об этом, когда отвечали на один из предыдущих вопросов, — сказал следователь равнодушно, точно он был не человек, а робот. — Получали ли вы когда-нибудь деньги за вашу деятельность в пользу бывшего испанского правительства?

Фейс почувствовала, как напряглись жилы у нее на шее: не столько от страха, сколько от злости. «Чего они добиваются, — подумала она, — хотят наклеить на меня ярлык иностранного агента?» Фейс знала, что существует специальный закон, предусматривающий всякого рода наказания для иностранных граждан, которые не зарегистрированы в Министерстве юстиции, — только не могла вспомнить, давно ли этот закон введен в силу, она просто слышала о нем у себя в Департаменте. Боже правый! Нет, не может быть…

— Так что же вы молчите? — донесся до нее голос следователя. — Вы поняли мой вопрос?

— Конечно, поняла, — вспыхнула она. — Вы думаете, я круглая дура? Что ж, извольте, я вам отвечу: моя деятельность в пользу бывшего испанского правительства была абсолютно добровольной, и я не намерена ни сожалеть о ней, ни оправдываться.

— Больше у меня вопросов нет, — сказал агент таким тоном, точно и не слышал ответа Фейс. — Вы ничего не хотите добавить?

У нее было какое-то странное ощущение, точно он вызубрил все это наизусть и произносил машинально, как разносчик, который ходит от двери к двери, а ее ответов даже не слышал. Стенографистка потрудилась на славу, все было записано, так что не имело значения, слышал агент ее ответы или не слышал. И Фейс вдруг захотелось наброситься на него с кулаками, заставить его услышать, понять, что перед ним живое существо. Но она знала, что это бесполезно.

— Да, — сказала она, — я хочу кое-что добавить! — Она помолчала, проверяя какое впечатление произвели ее слова. Но лицо его оставалось бесстрастным. Зато на стенографистку они оказали свое действие: она спокойно закрыла блокнот и стала собирать свои вещи. Говорить что-либо теперь было вдвойне бессмысленно. И все-таки Фейс заговорила.

— Во-первых, я не понимаю, — начала она, — зачем меня сюда вызвали. Мне непонятна цель этого расследования: чего, собственно, от меня хотят? Я ничего плохого не сделала, так что вы понапрасну тратите время, а также деньги налогоплательщиков. Многие вопросы, которые вы задали, мне не понравились! Я считаю их неправомерными и пристрастными! Я считаю…

— Ну ладно, хватит… — прервал ее агент. — Если к этому сводится вся ваша болтовня, я просто занесу в протокол, что вы заявили протест. Так у нас принято. А то только зря будем тратить время и бумагу. — Он кивнул стенографистке, и она что-то приписала. — Разговор окончен. Явитесь завтра в десять утра подписать протокол.