Бэйл, уставился на него, в тихом потрясении, затем кивнул. Бедолага выглядел совершенно разбитым. Мне так жаль, Бэйл, что я втянул вас в это.

«Ладно, Мастер Кеноби,» — дрожащим голосом произнес сенатор. «Вы ведь джедай. Мы сделаем по вашему.»

Они добились своего поднявшись на другую сторону ущелья.

Уже совершенно не важно, клялись ли они, ругались или кричали, когда вытягивали себя через осыпающийся край обрыва на выжженную, ломкую траву этого нового плоскогорья. И когда они отползли достаточно далеко, чтобы быть уверенными, что опасности свалиться вниз больше нет, они рухнули на землю, жадно хватая ртами воздух. Всхлипывая от облегчения. Задыхаясь в тени задумчиво нависающего над ними храма ситхов.

Сквозь горячую словно лава боль, Оби-Ван, почувствовал холодное прикосновение храма. Почувствовал, как оно угрожает заморозить его и как сжимает хватку на его сердце. Его еще недавно яркая кровь, которая начала циркулировать свободно теперь сгустилась и потемнела, вновь наполнившись отравой. А злобный голос ситха кричал, ликующий более, чем когда-либо прежде:

УМРИ ДЖЕДАЙ, УМРИ ДЖЕДАЙ, УМРИ ДЖЕДАЙ, УМРИ.

Нет... нет... не так быстро. Это не честно. Тьма вливалась обратно, черный ветер крепчал... а его крошечное яркое пламя угасало...

«Оби-Ван! Не слушайте его. Оставайтесь со мной!»

Это был Бэйл Органа. Сенатор от Алдераана. Слишком хороший человек, чтобы быть политиком. Повторяющий в его сознании, все неудачи его прошлого. Вихрь смерти, потерь и страдания, затягивал его. Было плохо, когда это происходило на разбитом корабле, впервые в лесу, на каменистой равнине и на протяжении второго участка леса.

Но все, что было тогда, было ничто по сравнению с этим.

«Оби-Ван!»

Он перевернулся на спину. Открыл глаза. Уставился на Бэйла.

УМРИ ДЖЕДАЙ, УМРИ ДЖЕДАЙ, УМРИ ДЖЕДАЙ, УМРИ.

«Простите,» — прошептал он сквозь пронзительный рев в своей голове. «Я не слышу вас. Слишком громко.»

Губы Бэйла двигались. Подсохшая коркой кровь растрескивалась и осыпалась. Было ли это важно? Должно быть, поскольку сенатор кричал, а его широко раскрытые глаза были наполнены страхом.

Должен ли я быть напуганным? Нет. Страх плохая штука. Страх порождает гнев, гнев ведет к ненависти, ненависть, ведет к страданию. Остерегайся темной стороны, джедай.

Остерегайся темной стороны... поскольку она окружает тебя сейчас.

Сомкнув свои пальцы железной хваткой на грязной, испачканной кровью тунике Оби-Вана, Бэйл слегка приподнял его от земли. Голова джедая бессильно поникла, словно он был сломанной куклой. В его глазах не было ничего знакомого. Его губы двигались, он говорил что-то, но ни один звук не сорвался с них, чтобы облечься в живые слова.

«Оби-Ван!» — снова закричал он, тряся его. «Вы должны бороться! Мы уже близко. Не смейте сдаваться сейчас!»

Вот только Оби-Ван не сдавался. Его победили. Ситхи наконец победили его. Он так сказал. Он сказал, что ясность сознания не продлится долго, а когда он уйдет в следующий раз, то уйдет навсегда.

И вот он здесь. Ушедший.

Когда в ущелье Оби-Ван выскользнул из его рук, он решил, что джедай погиб. Он решил, что убил его. Даже не предполагал, что тот мог выжить. Потом он подумал, что Оби-Ван действительно спятил, когда говорил о солнечных ваннах и бил себя по раненому колену кулаком. А затем он вскарабкался по склону этого криффова ущелья. Истекающий кровью. Раненый. Лишенный своей драгоценной светлой стороны, неизвестно откуда черпающий силы. Это чуть не убило его, и тем не менее ему удалось взобраться наверх.

Он никогда не встречал никого похожего на Оби-Вана Кеноби.

Меня этот криффов подъем тоже чуть не доконал. Но мы сделали это. Мы осилили его. И что же, все было зря? Вот теперь мы просто возьмем и сдадимся?

Ну уж нет, черта с два! Они не погибли в крушении. Они не погибли под молниями. Они не погибли в этом криффовом ущелье. А ситхи?

Они тоже могут идти ко всем чертям!

Он осторожно опустил Оби-Вана обратно на чахлую траву равнины. Затем, пошатываясь, поднялся на ноги. Это было больно, очень больно. Сколько боли может выдержать тело прежде, чем скажет: довольно!?

Полагаю, мне предстоит это выяснить.

Он не хотел оставлять Оби-Вана лежать там, открытого и беззащитного, но ему пришлось. Он не мог тащить его в храм ситхов, даже будь у него достаточно сил. Это криффово место, вполне возможно смогло бы остановить сердце джедая. Он уже начал задаваться вопросом, хватит ли у него сил, чтобы войти туда самому.

Это не имеет значения. Мне придется. И если я не смогу идти, я поползу.

Ему тогда пришло на ум, неясно и отстраненно, что вполне возможно он и сам уже более не вполне адекватен. Конечно, он никогда раньше не бывал в подобной ситуации. Никогда не выходил настолько за грани своих физических возможностей, никогда не испытывал таких голода и жажды, никогда так не уставал. Никогда не был настолько зол, или испуган. Даже на космической станции Алинты, где со всех сторон сверкали вспышки бластерных выстрелов.

Похоже ли это было на участие в сражении? Похоже ли это на то, что было с Падме на Набу? На Джеонозисе? С Оби-Ваном на Кристофсисе? То ли это, что в данный момент переживает каждый джедай? То ли, что чувствуют клоны, сражаясь с сепаратистами? Когда я голосовал за создание армии, когда я голосовал за войну, была ли это та жизнь, на которую их обрек мой выбор?

Потому что если это так... если это так...

Но сейчас он не мог позволить себе думать об этом. Не мог позволить себе предаваться раскаянию покупателя. У него будет достаточно времени, чтобы обдумать свой выбор и его последствия, по возвращении на Корускант, в Сенат, частью которого сенатор являлся. Где он действительно мог сделать что-то значимое.

Бэйл стянул с плеч рюкзак, не смотря на боль, как огонь пронзившую его дважды вывихнутое плечо, и бросил его на землю. Затем он опустился на корточки и положил правую руку на плечо Оби-Вана. «Подождите здесь, дружище. Я не ухожу. Я делаю то, зачем мы сюда пришли. Я найду способ вытащить нас с этой скалы.»

Нет ответа. Оби-Ван, с пустым взором, уставился в небо.

Чувствуя, как горят мышцы, разламываются кости, Бэйл поднялся на ноги. Затем повернулся лицом к храму ситхов, впервые рассматривая его надлежащим образом.

Тьма. Таково было общее впечатление. Тьма с оттенком алого. Алый отблеск, исходящий от камня. Отблеск старой крови, пролитой давно и со злобным вожделением. Крови невинного. Крови украденных жизней.

Вызывая то прошлое, первое гнетущее впечатление, он обнаружил, что храм вовсе не такой большой. Высокий, это верно. Высокий настолько, чтобы быть замеченным с помощью недорогого электробинокля, с большого расстояния, через всю скалистую равнину и верхушки деревьев. Большой настолько, чтобы быть замеченным через обзорный экран терпящего крушение корабля. Поддерживаемый каменными колоннами, придающими высокий и сильный вид. Но хотя он назвал его дворцом, роскошным тот определенно не был.... Он был продолговатым, лишенным оконных проемов и удивительно сдержанным. Почти скромным. Мощным, и при этом покинутым.

Как будто он скрывает свое истинное лицо. И если это не ситхи, тогда я не знаю что это.

Он не ощущал ничего, что бы исходило оттуда. Также, как ничего не слышал. Ни одно печальное воспоминание не шевельнулось... а у него они были. О да, они у него были. По отношению к этому месту он оставался глух, нем, и слеп. А оно по прежнему продолжало оставаться безразличным к нему.

За что, принимая во внимание происходящее с Оби-Ваном, мне следует быть глубоко благодарным.

За исключением храма ситхов, равнина была пустынна. Еще более бесплодна, чем та, на которой они потерпели крушение. Ни деревьев. Ни каких-то растений, оберегающих сухую коричневатую траву. Никакого понятного ему намека на звездолет, на которым они могли бы улететь домой. Накатило разочарование. Глупо было надеяться...