Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Глава двадцать седьмая

Утром они принимают душ и отпиваются апельсиновым соком. Словно это снимет похмелье. Потом открывают бутылку виски, которую не тронули накануне. Вначале пьют, заставляя себя, потом расходятся.

Надин перематывает кассету и врубает звук. Она сжимает бутылку обеими руками и пьет из горлышка, раскачиваясь взад–вперед.

В пламени, в крови, смеясь над худшим, плача от радости, все вампиры сохраняют веру, выкалывают глаза, чтобы посмеяться, изнасиловать и вспомнить. Сама я суть зла.

Маню красит ногти темно–красным лаком. И дует на них, чтобы они быстрее высохли.

В гараже стоит черный «супер–5». Они ищут ключи и находят их в кармане пиджака, висящего у входа.

Они складывают драгоценности, бумаги и брюлики в пластиковый мешок из супермаркета.

Надин вырядилась в черный костюм архитектора, надела белую рубашку и галстук. Обувь слишком велика, а потому она оставляет на ногах баскетки. Подкрасила брови черной краской. С короткими волосами она похожа на парня и удивляется, как раньше не подумала об этом.

Выйдя на улицу, они ощущают солнце. Ослепительное. Жгучая, крепкая и благодетельная пощечина. Жаль, что они не могут проваляться полдня на траве.

Они едут, опустив стекла. Надин думает о доме, который они только что покинули.

— Этот тип — моя любимая жертва. Живет среди книг, утопает в дисках и видеокассетах. Гнуснятина. Любит чокнутых писак, дурацких художников и потаскух–дегенераток… Ценит декаданс, выстроенный по алфавиту. Хороший зритель с хорошим здоровьем. Умеет ценить гений других, конечно издали. И в меру. Никакой бессонницы, совесть всегда спокойна. То, что мы сделали с ним, это моральный урок всем.

— Не стоит спорить о вкусах. Мне больше нравятся трупы легавых.

Надин усиливает звук. Она стала водить лучше. Костюм трет в некоторых местах.

Tall and reckless, ugly seed. Reach down my throat you filthy bird, that's all need, the empty pit, ejaculation, tribulation. I SWALLOW. I SWALLOW[28].

Глава двадцать восьмая

Они приедут в Нанси слишком рано. А потому в районе Тулузы они останавливаются у бакалеи, стоящей в сторонке от дороги. Здесь наливают бензин, продают спиртное и жратву. Словно они очутились не то чтобы в Техасе, а в его уменьшенной и более зеленой модели.

Радио в машине орет.

Хотелось бы рассчитывать на кого–нибудь. Хотелось бы ни в ком не нуждаться.

Надин выключает двигатель. Она вспоминает, что слушала эту песню, думая совсем о другом. Еще до встречи с Маню, в ту далекую эпоху, когда она чувствовала себя одинокой.

Малышка вопит:

— Блядский рот, у меня такой сушняк! Блядь, мы теперь хорошо справляемся с бухалом — растем на глазах. Бутылку виски за утро. Хоп!

Она козочкой прыгает по паркингу. Оглядывается и вновь начинает вопить:

— Блядь, отличное местечко. У нас есть время, а потому прошвырнемся по лесу. Классный лес, а?

Солнце раскалилось добела и обжигает кожу. На–дин ощущает вес пушки под пиджаком, приятная и успокоительная тяжесть.

Маню входит в магазин. Надин задержалась — она разглядывает свое отражение в стеклах машины. Она действительно похожа на парня, даже на хорошенького.

Магазин не очень велик — одна большая комната на первом этаже. Двери распахнуты, и внутри сумрачно. Надин идет к двери. Издали видит Маню, достающую пушку, — подруга похожа на китайскую тень. Выстрел. Когда Надин оказывается у двери, Маню покачнулась. Второй выстрел. Надин вбегает в бакалею, видит в другом углу комнаты какой–то силуэт. Трижды стреляет. Тень медленно валится на пол, даже не успев ответить.

Глаза Надин свыклись с полумраком. Маню лежит на полу. Она видела достаточно много мертвых тел, чтобы понять — когда кровь хлещет из горла, перед тобой лежит труп.

Да, Маню уже можно назвать трупом.

Надин никак не может заставить себя наклониться к ней.

К тому же ей и так ясно, что Маню мертва.

Окончательно убедиться в ее смерти? Не стоит.

Из того, что она успела увидеть, понимает, что Маню решила — ей никогда не узнать почему — открыть огонь по владельцу магазина. Но у того был заряженный карабин, и он не колебался ни секунды. Ей никогда не узнать почему.

Мысли бегут автоматически. А в груди пусто — никаких эмоций. Какая–то ее часть сводит воедино все факты. Как в клинике. Вторая часть отключилась.

И ей не хочется, чтобы она вновь начала функционировать. Ей не хочется жить дальше.

Маню лежит посреди комнаты. Валяется на полу и вся в крови. Огромная рана почти отделила голову от туловища.

Надин опустошает кассу. Она совершенно спокойна. Она знает, что будет дальше, в горле комком бьет крик.

Она иногда бросает взгляды на крохотное тело посреди комнаты. Маню ничего не опрокинула, когда падала.

Надин холодно.

Несмотря на рану, на лице Маню хищный оскал.

О чем она думала в последнее мгновение?

Она улыбнулась. В последний момент.

Надин не может ее оставить здесь такой — с совершенно белыми ногами и этим злым оскалом. Через редкие волосы просвечивает кожа черепа.

Мысли Надин бегут по кругу, она сглатывает слюну. Она дрожит от холода, она обливается потом. Берет с полки покрывало. Заворачивает в него тело, боясь, что голова отвалится. Только один раз у Фатимы они были так близки. И она теперь жалеет, что никогда не обнимала подругу.

Она думает об этом и понимает, как это глупо. Именно в это мгновение из ее глотки вырывается вопль, и она приходит в себя.

Надин укладывает тело подруги на заднее сиденье, возвращается в магазин за несколькими бутылками виски. Она молча плачет — ее плач похож на дыхание. Надин трогается с места, пытается вспомнить, сколько дней они пробыли вместе. Она разом выпивает полбутылки виски и жмет на газ.

Никто не нужен.

Она убирает звук. И спрашивает вслух:

— О чем же мы говорили в последний раз?

В голове полный хаос, она пытается вспомнить, но не может. Она едет к лесу, хотя ничего не видит из–за солнца и слез.

Останавливается. С трудом выбирается из машины. Ярко–зеленые деревья, мягкий свет.

Она выволакивает подругу из машины. Она все еще боится, что у нее оторвется голова, а потому несет ее осторожно. Ей не хочется видеть этого. Укладывает Маню на землю. Сбрасывает покрывало. Драгоценный труп. Расстегивает корсет Маню. Нижняя часть белого тела в полной сохранности — кожа как у живой. Громадная рана на горле. И нетронутое лицо.

Поскольку она навидалась трупов за последнее время, то отвращения не испытывает. Она гладит Маню по виску, пытается сохранить спокойствие, говорит ей:

— Я оставлю тебя здесь. Так будет лучше для тебя и для меня. Надеюсь, ты поступила бы так же. Я оставляю тебя здесь.

Открывает новую бутылку виски и делает большой глоток. Поперхнулась, потому что не может сдержать рыданий. Потом выливает остаток спиртного на Маню. Нежно целует в живот, залитый виски. И начинает рыдать, бьется лбом о живот трупа. Сквозь слезы видит красные неподвижные ногти. Выливает на тело еще одну бутылку. Тщательно накрывает. И выливает третью бутылку.

Теперь в ее воспоминаниях навсегда останется эта сцена. Лес, мягкий свет, рана на горле и виски.

Она вспоминает о Франсисе. Это случилось так давно. Круг замкнулся. К счастью, это «всегда» можно разбить на часы.

Она достает зажигалку и поджигает дорожную карту. Держит кончиками пальцев, пока та не разгорается. И бросает ее на тело. Слава богу, виски сразу же вспыхивает. По телу бежит ровный и веселый огонь, раздувающий покрывало. Первыми с треском вспыхивают волосы. Жуткая вонь. Затем начинает гореть кожа. Словно фламбе в ресторане.

Надин хватается за дерево — ее рвет. Она продолжает рыдать и блевать одновременно — ей трудно дышать. Падает в траву и так и остается стоять на коленях.

Через некоторое время возвращается в машину. Радио орет.

The monopoly of sorrow[29].

30
{"b":"208788","o":1}