— У вас очень способный сын, сержант.

— Да, сэр, — ответил Джейкоб.

Лафайет назначил Джейкоба командиром отряда легкой пехоты. Бо взяли в отряд барабанщиком.

Маркиз Лафайет и генерал Вашингтон готовили людей к бою. С гребня холма гордо взирал на войска Фридрих фон Штейбен. Впервые после Лексингтона и Конкорда ополченцы действовали как единая армия.

День клонился к вечеру, солнце нещадно палило, бой шел с переменным успехом, число погибших росло. Многие солдаты валились с ног от усталости, изнемогали от жажды и жары. Мало-помалу обе армии обессилили.

Сумерки сгустились. Жара спала. На дороге растянулись вечерние тени. Джейкоб и Бо лежали под деревом. Молодой человек бережно держал в руках кружку с водой. Бо, лежа на спине, с живейшим интересом следил глазами за юркой птичкой, прыгающей с ветки на ветку. Джейкоб шутливо ткнул Бо в живот. Мальчик свернулся клубочком.

— А ты не говорил, что умеешь барабанить!

Бо схватил палочки и, не поднимаясь, принялся бить ими по стволу дерева.

Молодой человек кивнул.

— Да, помню, деревянная ложка и чайник. И еще помню адскую головную боль. Стучать ложкой по чайнику и бить в барабан — не одно и то же.

Бо пожал плечами. Он разницы не видел.

— Стало быть, ты учился барабанить, пока я торчал в солдатской школе. Тебя учил Зах.

Лицо Бо исказилось от боли. Он кивнул.

— Не сомневаюсь: Зах был хорошим другом.

Бо с деланной заинтересованностью уставился на птичку — он изо всех сил сдерживал слезы. Джейкоб сочувственно молчал.

Выждав несколько минут, молодой человек потрепал Бо по плечу — этим жестом он хотел привлечь внимание мальчика.

— Да, нынешний день мне не забыть. Я объясняю генералу Вашингтону, что ты не умеешь барабанить, и вдруг слышу, как ты бьешь «к оружию»! Я от изумления чуть язык не проглотил!

Бо представил, как Джейкоб глотает язык, и зашелся в безудержном смехе. Он смеялся до тех пор, пока по его щекам не полились слезы.

Из-за холма донесся громкий перестук лошадиных копыт. Спустя мгновение появились всадники — Лафайет и Вашингтон.

— Морган! — крикнул командующий.

Джейкоб вскочил на ноги, Бо последовал его примеру.

— Как себя чувствуют ваши люди, сержант?

— Устали, но не пали духом, сэр.

— Они могут сражаться?

— По первому приказу, сэр.

— Я хочу знать правду, Морган. Британцы уходят. Самое время на них напасть, но мои люди измотаны. Мне нужны солдаты, которые смогут преследовать красномундирников. Ваше решение не отразится ни на вас, ни на ваших подчиненных. Можете атаковать?

— Только прикажите, сэр, и Бо поднимет их.

По теплоте взгляда и легкой улыбке было видно, что Вашингтону ответ Джейкоба пришелся по душе. Он наклонился к Бо и сам отдал приказ:

— Сынок, бей «к оружию».

И вскоре Джейкоб уже стоял у подножия холма; этот холм отделял его от поля, на котором несколькими часами ранее шло сражение. Ожидая начала операции, он нервно сжимал в руке эфес сабли. Рядом с ним замер Бо, невозмутимый, исполненный чувства собственного достоинства. Решительно сжав губы, мальчик смотрел вперед. Говоря откровенно, бесстрашие Бо пугало Джейкоба. Как может ребенок не бояться боя? И тут перед его мысленным взором прошла вся жизнь мальчика. Смерть матери, бедность, глухота, столкновения в Лексингтоне и Конкорде, гибель отца, враг, готовый убить в любую минуту, тяжелейшая зима в Вэлли-Фордж, гибель друга. Потом Джейкоб вспомнил свое детство: любящие родители, достаток в доме, хорошая школа, мальчишеские проказы. У детей должно быть такое детство, как у него, — они не должны расти так, как рос Бо.

Прозвучал сигнал к наступлению. Джейкоб повел свой отряд вверх по холму, у вершины он остановился. Здесь им предстояло дождаться следующего приказа. Молодой человек уголком глаза глянул на Бо. Выражение лица мальчика оставалось прежним. Спокойным и твердым.

Душа Джейкоба наполнилась нежностью. Ему захотелось схватить Бо за руку и увести отсюда; уехать с ним в самое безопасное место на земле, в дом на Бикэн-стрит. Подарить Бо нормальное детство.

Дали второй сигнал. Бо смотрел в глаза Джейкобу. Молодой человек кивнул. Забил барабан. Джейкоб взмахнул саблей, и его люди устремились вниз — бой должен был произойти с другой стороны холма, на поле.

Земля еще хранила дневное тепло. Поле боя было усеяно трупами и брошенным оружием. Джейкоб переступил через убитого англичанина и побежал за отступающими врагами. Спины англичан, одетых в ярко-красные мундиры, являли собой прекрасную мишень для американцев. Лишь немногие англичане стреляли на бегу.

Джейкоб криком подбадривал уставших солдат. Где-то на середине поля он почувствовал, что бежит из последних сил. Его ноги молили об отдыхе, легкие горели, руки немели от усталости. Отступающие красномундирники скрылись в лесу. Им удалось опередить англичан буквально на мгновение.

Джейкоб не заметил стрелявшего в него солдата. Что-то ударило его в левый бок, — будто лошадь лягнула. Молодого человека пронзила острая боль, от удара он завертелся волчком. Мир закружился перед его глазами: мелькнул лес, поле, снова лес, стремительно начала приближаться земля, небо. Уже лежа, Джейкоб дотронулся до раны. Она была мокрой, теплой и от прикосновения мучительно ныла. Потом чувство боли начало ослабевать, как, впрочем, и все остальные чувства. На молодого человека, как на Бо перед боем, снизошло умиротворение. Страха не было.

И тут он увидел лицо Бо. Теперь оно было совсем другим. Испуганным. Залитым слезами. Мальчик пытался что-то сказать — и не мог.

Так не должно быть. Бо заслужил лучшую долю. Не эту.

Джейкоб силился погладить ребенка, успокоить. Он непременно увезет Бо отсюда. В Бостон. Там безопасно, там любовь. Но как он ни старался, ему не удалось поднять руку. Говорить он тоже не мог. «Забавно, — подумал молодой человек, — как быстро нынче заходит солнце».

Выстроившись вдоль улиц, жители Филадельфии восторженно приветствовали континентальные войска, вошедшие в город после бегства англичан. За марширующими военными следовал запряженный четверкой лошадей экипаж с новым военным губернатором, генерал-майором Бенедиктом Арнольдом — его встречали с особым ликованием. Губернатора сопровождала свита — в ней в числе прочих состоял и Исав Морган.

Исаву казалось, что красочность процессии лишь подчеркивает плачевное состояние Филадельфии. В огне погибли целые кварталы; не только заборы, но и многие здания разобрали на дрова. Англичане повалили каменные надгробия на пресвитерианском кладбище, после чего использовали его как манеж для выездки лошадей. Церкви сильно пострадали от сырости и были завалены мусором. Скамьями и кафедрами отапливали казармы. Та же участь постигла деревянную обшивку Зала независимости[51]. Скверы и общественные земли были вытоптаны и превращены в свалки. Улицы были забиты сломанными экипажами; то там, то сям валялись лошадиные скелеты. Во всем городе уцелел один район — тот, где располагались каменные дома квакеров[52] и лоялистов.

Генерал-майор Арнольд и его свита проезжали квартал за кварталом. С болью в сердце смотрел Исав на то, что осталось от родного города Мерси. Изуродованная столица «соединенных колоний» ничем не походила на Филадельфию его юности.

Резиденция губернатора разместилась на углу Шестой улицы и Маркет-стрит, в особняке Пенн. Хотя люди Арнольда вошли в город как освободители, настроение у них было не самым лучшим; причем во многом это объяснялось душевным состоянием их начальника. Губернатором Арнольд стал по настоянию Вашингтона. По мнению главнокомандующего, это место должен был занять боевой генерал — так как англичане могли вернуться в любую минуту. Арнольд, мечтавший командовать армией и не желавший отсиживаться в тылу, скрепя сердце подчинился. Других предложений у него все равно не было.