– Есть какие-нибудь новости о наших гардемаринах?

В голосе мошкиты прозвучала болезненная нотка:

– Откуда им быть, Энтони? Они погибли, пытаясь войти в атмосферу, а их корабли полностью сгорели. Мы отправляли вам снимки – разве вы не получили их?

– Э… я их не видел, – ответил Хорват, и это было правдой. Проклятый адмирал не верил ничему! Неужели он думает, что парней захватили в плен и теперь пытают, чтобы получить информацию? – Простите, но мне приказали спросить.

– Мы понимаем. Люди очень заботятся о своих молодых, принимающих решения. Впрочем, как и мошкиты. У наших рас очень много общих черт. Приятно было снова поговорить с вами, Энтони. Мы надеемся, что вы скоро вернетесь.

Внезапно прозвучал тревожный сигнал. Адмирал Кутузов нахмурился и стал внимательно слушать что-то, чего Хорват слышать не мог. Одновременно с этим диктор объявил о докладе квартирмейстера.

– Корабельные шлюпки закреплены, сэр. Мы готовы к отправлению.

Мошкита явно услышала это и сказала:

– Подаренный корабль вполне сможет догнать вас, если ваше ускорение не превысит… – последовала пауза, за время которой мошкита к чему-то прислушивалась, – … три ваших g.

Хорват вопросительно взглянул на адмирала, который напряженно думал о чем-то. Потом он кивнул Хорвату.

– Наше ускорение в этом полете составит полтора наших g, – сказал Хорват.

– Тогда наши подарки будут у вас через пять часов, – ответила мошкита.

Экраны вспыхнули, и микрофон Хорвата отключился. Голос адмирала Кутузова проскрипел:

– Мне сообщили, что какой-то корабль покинул Мошку-1 и направился к точке Олдерсона с ускорением 1,74 наших g. Это два g Мошки. Будьте любезны, попросите у них объяснений, – голос звучал достаточно спокойно, но интонация была повелительной.

Хорват повернулся к мошките, и его экран снова ожил. Старательно подбирая слова, чтобы не обидеть случайно собеседника, он выполнил приказ и закончил вопросом:

– Вам об этом известно?

– Конечно, – ответила мошкита. – Мастера отправили наших послов в Империю для встречи с вами. Их всего трое, и мы просим, чтобы вы доставили их в столицу Империи, где они будут представлять нашу расу. У них есть все полномочия вести переговоры за нас.

Кутузов глубоко вздохнул. Лицо его было багровым от усилий держать себя в руках, и казалось, что сейчас он закричит, но он только сказал так тихо, что мошкита не могла его слышать:

– Скажите им, что мы должны обсудить это. Капитан Михайлов, ускорение по готовности.

– Слушаюсь, сэр.

– Мы должны уже уходить, – сказал Хорват мошките. – Я… мы… должны обсудить вопрос о послах. Это для нас неожиданность… Я надеялся, что вы пойдете сами. И вообще, послана ли в качестве посла хоть одна из наших финч'клик'?

– Времени хватит для любых необходимых обсуждений, – заверила его мошкита. – Что касается вашего вопроса, то ни один посол мошкитов не отождествляется с каким-либо определенным человеком, ведь они должны представлять нашу расу. Надеюсь, вы понимаете это? Эти трое были выбраны, чтобы представлять все взгляды, и им единогласно дано право заключать для мошкитов любые соглашения. Что касается угрозы чумы, то они подождут, пока вы убедитесь, что они не представляют опасности для вашего здоровья… – по «Ленину» разнесся громкий звук сирены. – Прощайте, Энтони. Передайте это всем. И возвращайтесь скорее.

Прозвучал сигнал последнего предупреждения, и «Ленин» двинулся вперед. Еще какое-то время Хорват смотрел на пустой экран, а за его спиной остальные удивленно перешептывались.

Линкор Его Императорского Величества «Ленин» был загружен под завязку и забит командой «Мак-Артура» и учеными, которые все оказались теперь на его борту. Члены его команды довольствовались одним гамаком на двоих-троих человек, звездные пехотинцы спали в коридорах, а офицеры набивались по трое в каюты, предназначенные для одного. Кроме того, на ангарной палубе находились артефакты мошкитов, спасенные с «Мак-Артура», которые Кутузов требовал держать в вакууме, под постоянной охраной и с периодическими осмотрами. На борту корабля совершенно не было места, где могла бы собраться вся его команда.

Корабль должен был оставаться в боевой готовности до тех пор, пока не покинет систему Мошки, даже во время похоронной службы, проведенной Дэвидом Харди и священником «Ленина» Джорджем Алексисом. Для каждого это была довольно необычная ситуация, хотя для экипажа корабля стало традиционным собираться, когда это возможно, а похоронные службы часто проводились на кораблях в состоянии боевой готовности. Надев черную епитрахиль и повернувшись к служебнику, который один из рядовых держал открытым перед ним, Дэвид Харди думал, что, вероятно, проводил больше реквиемов, чем обычных собраний.

По кораблю пронесся трубный звук.

– Экипаж, вольно! – негромко скомандовал главный боцман.

– Дай им вечный покой, о, Господи! – пропел Харди.

– И пусть свет вечно светит над ними, – отозвался Алексис. Все стихи и ответы на них были знакомы каждому, кто достаточно долго пробыл в Военным Флоте.

– Я – Воскресение и Жизнь, сказал Господь. Кто бы ни поверил в меня, даже если умрет, будет жить; кто бы ни жил, веря в меня, никогда не умрет.

Служба продолжалась. Члены команды отвечали со своих боевых постов, и по всему кораблю разносилось негромкое бормотание.

– И услышал я голос с небес, сказавший мне: – Отныне благословляю мертвых, которые умерли во имя Господа. Пусть отдохнут они от трудов своих.

Отдохнут, подумал Род и содрогнулся. Я видел множество погибших кораблей, и множество людей под моим командованием забиралось на сотни парсеков от дома. Почему же я думаю именно об этом? Он глубоко вздохнул, но стеснение в груди не прошло.

Огни по всему кораблю потускнели, и записанные голоса хора Имперского Военного Оркестра запели гимн, к которому присоединились и члены экипажа. «Грядет день гнева и гибели, когда смешаются слова Дэвида и Сивиллы, а небеса и миры под ними обратятся в прах…»

Сивилла? – подумал Род, – О, Боже, что за древность? Гимн продолжался и продолжался, закончившись гимном мужских голосов.

Верю ли я в это? – задумался Род. – Харди верит, об этом ясно говорит его лицо. И Келли, готовый выбросить своих друзей через торпедный аппарат наружу, тоже верит. Почему я не могу верить, как они? Но я же верю, не так ли? Я всегда верил, что у этой вселенной должна быть какая-то цель? Вот, например, Бари. Это даже не его религия, но все равно служба захватила его. Интересно, о чем он сейчас думает?

Гораций Бари внимательно смотрел на торпедный аппарат. Четыре тела и голова! Голова звездного пехотинца, которую Домовые использовал для своего троянского коня. Бари видел это только один раз, пробираясь через пространство в облаке тумана, битого стекла и дрыгающихся и умирающих Домовых. Он помнил квадратные челюсти, широкие вялые рты, блестящие мертвые глаза. Да будет милостив к ним Аллах, и пусть легионы Его опустятся на Мошку…

Сэлли воспринимает это лучше, чем я, подумал Род, а она штатский человек. Мы оба любили этих парней… Почему меня не беспокоит судьба остальных? Пятеро звездных пехотинцев погибли, выводя с «Мак-Артура» гражданских. Все было бы не так плохо, если бы гардемарины погибли в бою. Я был готов к потерям, когда послал катер со спасательным отрядом. Я не был уверен, что парни вообще смогут покинуть «Мак-Артур». Но они сделали это и были уже в безопасности!

– О, Боже всемогущий, прими души наших ушедших братьев, а мы доверим их тела глубинам космоса, не сомневаясь в их воскресении и вечной жизни у нашего Господа Иисуса Христа…

Келли нажал на ключ, и последовало мягкое хууш-ш, потом еще и еще – всего пять раз. Из двадцати семи погибших и пропавших без вести удалось найти только четыре тела и одну голову.

– Экипаж, внимание! Пли!

– Огонь!

Интересно, как воспримут это мошкиты? – подумал Род. Три бортовых залпа, направленных в никуда… за исключением третьего, испарившего тела, выброшенные секунду назад. На этом настоял адмирал, и никто не стал с ним спорить.