– Похоже, я вас напугал, – удивился мужчина, вытаскивая из автомобиля большую дорожную сумку. – Только вернулся из поездки, перебирал вещи, раздумывая, что взять с собой, а что оставить. Если вы так напуганы, может, вас проводить?
– Спасибо, я сама дойду. – Я настороженно следила за его движениями.
– Вижу, вы до сих пор меня боитесь, – рассмеялся мужчина. – Я не маньяк, живу вон в том подъезде, на четвертом этаже. – Он махнул рукой. – Вы были в гостях? Мне кажется, я вас уже встречал здесь раньше.
– А я вас – нет!
«Похоже, это мой сосед сверху», – сообразила я, но все же постаралась держаться от него на расстоянии.
– Счастливого пути! Надеюсь, при следующей встрече вы перестанете от меня шарахаться, как заяц от охотника! – крикнул мне вслед мужчина и, слегка сгибаясь под тяжестью сумки, направился к подъезду.
На оживленной, освещенной улице я понемногу пришла в себя и невольно задумалась: «Что со мной происходит? Ведь я никогда не была трусихой, а тут испугалась, как дитя малое, что лампочка в комнате погаснет. И во дворе испугалась… Это что – нервы?»
Глава 4
– Смотрите, хозяйка, все отлично работает. – Жэковский электрик, тощий усатый мужчина в синей спецовке, несколько раз включил и выключил верхний свет в комнате. Все три лампочки в абажуре послушно загорались и гасли. – А вот люстру, мне кажется, вам пора сменить, да и ремонт… – Он выразительным взглядом обвел убого обставленную комнату.
– Когда кажется – крестятся. – Этот словоохотливый мужчина меня раздражал, и я не могла дождаться, когда он уйдет.
– Это точно, – согласился электрик. – Когда я выходил от старухи – прежней хозяйки квартиры, то, ей-богу, крестился. Она глазища свои как вытаращит, так внутри у меня все и опустится. И денег я с нее никогда не брал. Один раз взял и в тот же день всю зарплату потерял, в вытрезвителе ночевал. Ведьмой она была!
– Я думаю, что в этом случае не она была виновата, а тот, кто любит выпить больше, чем положено, – не согласилась я. – Сколько я вам должна?
– Да сколько не жалко, – замялся электрик. – Работы – пустяки: только и было, что поменять лампочки.
– Возьмите. – Я вручила ему деньги. – Мой совет: если этим не увлекаться, – я сделала всем известный жест – пощелкала пальцами по горлу, – то никакая ведьма не будет страшна.
– Так-то оно так, но до этого со мной ничего подобного не случалось, в вытрезвитель я не попадал. А тут раз – и полный абзац! Впрочем, пути Господни неисповедимы.
Электрик заметно оживился, видимо намереваясь перейти к подробному обсуждению погоды, правительства, повышения цен, но меня не тянуло поговорить, и я дала понять, что больше не располагаю временем для общения.
– Прощайте, хозяйка; если что надо будет сделать, люстру там поменять, звоните. – С этими словами он вышел из квартиры.
Я глубоко вздохнула и с опаской посмотрела на светящиеся лампочки. С сегодняшнего дня мне предстояло жить здесь, и надо было привыкать называть это жилище «моя квартира». Моя ли? На протяжении предыдущих двух вечеров я этого не ощущала, а наоборот, как будто некая злая сила не давала мне чувствовать здесь себя хозяйкой. Мне вспомнилось, как я вчера пришла в квартиру, вооруженная десятком лампочек. Поменяла все старые лампочки на новые – давно привыкла обходиться собственными силами – и продолжила уборку квартиры. Закончив убирать в гостиной, я перешла в другую комнату, затем в кухню, коридор, ванную и туалет; бесконечная уборка затянулась дотемна. Помня «шутки со светом» накануне, я включила его, где только могла, – ведь не перегорят же все лампочки одновременно?!
Работа навевала спокойствие, и меня стало одолевать желание поскорее переехать сюда. В мыслях я уже мечтала о том времени, когда смогу выкинуть рухлядь и обставить комнаты современной мебелью. Тогда квартира приобретет совсем другой вид и мне в ней будет комфортно и уютно.
– Др-рызь! – раздался хлопок, из-под абажура вылетел пучок искр, словно гигантский бенгальский огонь, и посыпалось стекло, за ним последовал второй, третий хлопки, и после этого фейерверка комната погрузилась во тьму.
Это зрелище наполнило меня ужасом, и в следующее мгновение я уже бежала в панике к входной двери, а по всей квартире одна за другой взрывались горевшие лампочки, будто по ним стрелял невидимый снайпер. Повторялся вчерашний сценарий, и у меня возникло тревожное ощущение, что кто-то незримый находится в квартире и все это вытворяет.
Я опомнилась лишь на лестничной площадке, дрожа от страха и холода, в одном легоньком домашнем халатике. В квартире наступила тишина. Я страшилась неизвестности и непроглядной темноты. Выбора у меня не было – надо было вернуться, чтобы переодеться. Вооружившись шваброй, оставленной мною в коридоре, я при свете мобильного телефона направилась вглубь ставшей враждебной квартиры.
Половицы предательски скрипели, оповещая о моем передвижении, заставляя нервничать и чувствовать себя неуверенно. Слабый свет мобилки мало помогал, и я, обливаясь холодным потом, напрасно пыталась пронзить взглядом мрак, пугаясь притаившейся неведомой опасности. Внезапно из тьмы на меня в упор уставились горящие желтым два нечеловеческих глаза. Я ойкнула, чувствуя, что сейчас упаду в обморок. Превозмогая страх, я ткнула шваброй прямо в это чудовище.
– Мя-я-яу! – Вопль кошки, получившей по заслугам за мой испуг, привел меня в чувство, и я, уже немного успокоившись, разыскала свою одежду.
Переодевалась в коридоре при открытой входной двери, готовая в любой момент выскочить вон.
«Чего я боюсь? – задавала я себе вопрос и не могла ответить на него. – Со страху чуть кошку не угробила, хотя ей поделом – нечего светить в темноте своими глазищами!»
Назавтра, при свете дня, мои вчерашние страхи показались смешными, вроде прочитанных на ночь детских страшилок. Утром я вызвала электрика, чтобы он устранил неисправности, но он ничего не обнаружил, лишь заменил перегоревшие лампочки. Мне вспомнилось народное поверье, что смерть ведьмы чревата всевозможными ужасными знамениями. То, что Лариса Сигизмундовна была истинной ведьмой, у меня не вызывало никаких сомнений.
Вот и электрик обозвал старуху ведьмой и не постеснялся признаться, что боялся ее. Все это меня пугало, однако мне предстояло жить в этой квартире.
Разобрав перевезенные немногочисленные вещи, я присела за стол. Разложенные карты пасьянса мозолили мне глаза, заставляя то и дело вспоминать умершую старуху, с их помощью боровшуюся с одиночеством. Внезапно мне привиделось, что уже я, старая и дряхлая, раскладываю пасьянс. Меня передернуло от одной мысли о таком будущем. Гулкая тишина квартиры, выходившей окнами во двор, подчеркивала мое одиночество, и на меня нахлынули воспоминания.
Работая в газете, мне приходилось просматривать дома материалы для следующего номера. Тогда я радовалась вечерней тишине, тому, что никто и ничто меня не отвлекает. Сейчас одиночество и тишина давили, и, несмотря на свою нематериальность, становились все более осязаемыми, нагоняли на меня тоску.
Припомнился Антон, его сюрреалистические картины, исполненные предчувствия близкой смерти. И тут же сердце полоснули воспоминания о Егоре – большом, сильном, красивом, с которым мне было интересно и хорошо. Я сжала кулаки, чтобы не расплакаться.
«Почему я повела себя так глупо при последней встрече? Даже после этого он пытался меня вернуть, но из-за своего характера я избегала его. Может, позвонить ему, придумав повод? Если он действительно любит, то сразу поймет, что это мой шаг навстречу».
Прощание – это смерть,
Но прощение – жизнь.
Моя рука потянулась к мобилке.
– Нет! Если бы он любил меня, то давно нашел бы подход ко мне, а не изображал обиженного.
А из груди уже рвались строки:
Я прошлое разорву в клочья…
Оставь меня. Прошу. Прости.