– Местная легенда о шляхтиче-помещике из этих мест, – начал пристав.

– От легенд – увольте меня! – резко прервал заведующий сыскным отделением. – Я занимаюсь конкретными преступлениями, а чьи-то домыслы или сказки меня не интересуют. Будь господин Гоголь сейчас жив, то это как раз к нему! Он был бы благодарен! А у меня – работа! Реальные трупы, реальные преступления! Да, сударь! Шниферы, марвихеры, домушники, городушники, вздерщики, медвежатники, мойщики и прочий сброд! Будет реальное преступление – милости просим! А сейчас мне недосуг!

– Честь имею! – пристав тяжело поднялся со стула. «Не поверил мне заведующий сыском, что это дело очень серьезное. О нем еще заговорят, и в скором времени».

– Идите, Овсей Терентьевич, – уже мягче произнес Александр Степанович. – Будут новости о пропавших – приезжайте. Мое почтение исправнику, Аркадию Варламовичу!

Одолеваемый еще более тревожными думами, чем по дороге в управу, пристав вышел из здания на улицу. Осеннее солнце умудрилось ослепить его, и пристав внезапным ураганом налетел на невысокую стройную гимназистку, так, что папка для рисования вырвалась из рук девушки. Листы с рисунками разлетелись по тротуару, и сконфуженный пристав бросился их собирать.

– Простите великодушно – не заметил вас, барышня! – весь красный от стыда, извинился он, собирая рисунки в папку.

Курносая рыжеволосая подружка гимназистки прыснула от смеха, наблюдая за ним. Пристав, представив, как это комично выглядит со стороны, еще больше побагровел и, приложив руку к фуражке, произнес:

– Честь имею, барышни! – и проследовал дальше.

– Какой он большой и смешной! Правда, Лора? – И тут она обратила внимание на свою пострадавшую подругу, которая тяжелым неотрывным взглядом провожала удаляющегося полицейского. – Ты о чем задумалась, Лора? Вернись на землю!

– Мне кажется, Софи, что Судьба преподнесла мне эту встречу не случайно и она предполагает в будущем неприятное продолжение, – словно не в себе, произнесла гимназистка, механически укладывая рисунки в папку.

– Ты о чем, Лора? – вновь рассмеялась подружка. – Что нас может связать в будущем с этим полицейским? Мы не преступницы, даже не революционерки, – тут она озорно хохотнула, – а он старый, толстый и некрасивый. Забудь о полицейском, лучше поговорим о Жорже, а еще лучше – зайдем в кофейню. Очень хочется эклеров!

– Хорошо, Софи, идем, – кротко произнесла Лариса, напряженно думая о чем-то.

– Лора, ты иногда меня пугаешь своими высказываниями, – щебетала София, взяв подругу под руку и строя глазки молодым людям, идущим навстречу. Она отметила, что многие из них в военной форме, стройные, мужественные, хотя еще недавно они занимались чем-то совсем мирным, например, были счетоводами. – Вот не далее чем вчера вы сказали, что с Жоржем у меня нет будущего. Откуда такие выводы? Неужели «бросили» на меня и него на своих знаменитых волшебных картах?

– Софи, для этого карты мне не нужны – это видно невооруженным глазом, – девушка мягко улыбнулась.

– А я вот возьму и вскружу ему голову! – не согласилась рыжеволосая София, вновь заливаясь смехом, и девушки зашли в кондитерскую.

– Это просто невозможно выдержать! Это же не палата, а морг! – С этими словами в кабинет главврача влетела женщина невысокого роста, тощая, словно щепка, в цветастом байковом халате и пушистых белых тапочках, прервав утреннюю «пятиминутку».

Хозяин кабинета, Панчишин Сергей Владимирович, слыл среди врачей и пациентов человеком демократичным и справедливым. Он не разорался в ответ и не выставил женщину за дверь, как это произошло бы в девяносто девяти процентах случаев, а постарался разобраться в причинах ее беспокойства.

– Чем вы недовольны, больная? – спокойно поинтересовался Сергей Владимирович, а заметив, что заведующий терапевтическим отделением Иван Петрович с негодованием поднялся, сделал тому знак не вмешиваться. Иван Петрович молча, явно с неудовольствием, снова сел.

– Да, я больна, и, оставаясь в этой палате, не уверена, что смогу выздороветь. Ведь в ней каждый день появляются покойники! – истерически выкрикнула женщина.

– Иван Петрович, как я понимаю, это ваша пациентка. Поясните, в чем дело? – Сергей Владимирович перевел взгляд на заведующего отделением.

– В седьмой палате позавчера ночью умерла больная Курлова: на фоне давнего заболевания диабетом с ежедневным введением дозы инсулина развилось…

– Говорите по сути, причину смерти больной Курловой я знаю! – нетерпеливо оборвал его Сергей Владимирович.

– Вчера днем «скорая помощь» расстаралась – привезла пациентку в возрасте за сто лет! – возмущенно повысил голос Иван Петрович. – С целым букетом заболеваний, из которых главное – старость, дряхлость. Ночью ей стало плохо, больные подумали, что она умирает, но она жива, хотя находится в крайне тяжелом состоянии. Пациенты из седьмой палаты возмущены и требуют, чтобы ее перевели в другую палату. Я об этом хотел доложить, но больная Живчикова меня опередила.

– Да, мы настоятельно требуем! – вскинулась Живчикова.

– Больная, успокойтесь и возвращайтесь в свою палату, а мы примем решение, – обратился к ней Сергей Владимирович.

– Да, но… – попыталась еще что-то добавить Живчикова, однако голос Сергея Владимировича приобрел жесткость, а глаза за стеклами очков превратились в ледышки.

– Идите, больная, а мы сами разберемся! Иван Петрович!

Демократизм Сергея Владимировича имел разумные пределы, а его справедливость иногда переходила в злопамятность. Иван Петрович, мгновенно вскочив с места, помог больной быстро покинуть кабинет. Вернувшись, не присаживаясь, он обратился к главврачу:

– Старуха умирает в страшных мучениях на глазах больных палаты. Странно, что она до сих пор жива. Может, ее поместить в коридор? В уголок, возле кабинета лечебной физкультуры, и в нем на сегодня отменить занятия – до вечера она явно не протянет.

– Ни в коем случае! Сегодня нас проверяет комиссия из горадминистрации. Будет скандал! – поспешно вмешалась заместитель главврача Нина Сергеевна.

– Но в палате ее тоже не оставишь! – начал кипятиться Иван Петрович.

– Спокойно! – поднял руку Сергей Владимирович, прекращая этим готовый разгореться спор. – Поместим ее в реанимацию – там отдельные боксы, мешать она никому не будет. Ведь у тебя есть свободное место, Сан Саныч?

Заведующий реанимационным отделением, молодой, подтянутый кандидат наук, вскочил и по-военному отрапортовал:

– Так точно – есть! Определим ее в крайний бокс, а ближайшим соседом у нее будет мужчина, находящийся в сопоре[5]. Она ему явно не помешает.

– Вопрос решен, – подвел черту Сергей Владимирович. – А ты, Иван Петрович, выясни в приемном отделении, какая бригада «скорой помощи» нам подкинула столетнюю мадам. Я поговорю с их руководством! – Его глаза под стеклышками очков воинственно заблестели. – Переходим к следующему вопросу…

– Сан Саныч, все оборудование третьего бокса не работает – обесточено! – С этими словами в ординаторскую, где заведующий реанимационным отделением пил кофе вместе с недавно принятой врачом-кардиологом, заглянула встревоженная медсестра Света.

Она с неудовольствием посмотрела на яркую губастую блондинку, расплывшуюся в улыбке, очевидно, от приятной беседы. При любом движении ее огромный бюст чуть ли не выпадал из выреза халата. Заведующий отделением был мужчиной холостым, видным и поэтому пользовался повышенным интересом женской половины персонала больницы.

– В первую очередь надо вызывать электрика, а не паниковать! – раздраженно бросил подчиненной Сан Саныч и спокойно продолжил разговор с блондинкой-кардиологом: – Когда я освобожусь, мы продолжим разговор о новейших зарубежных разработках в области хирургии. – Он недовольно оглянулся на Свету, продолжавшую стоять в дверях, и отметил, что у той обиженное лицо.