— Ну а сегодня утром, когда вы их встретили, вы не заметили в их поведении ничего необычного?

Из любви к точности, а может, чтобы замести следы, она пояснила:

— Они не были вместе. Вначале я встретила Ривьеру, одного. Как я поняла, они разминулись и искали друг друга в разных кафе.

— Иными словами, вы увидели Ривьеру до того, как он встретился с Кампи?

— Совершенно верно. Я возвращалась, чтобы вернуть колокольчик, и мы прошли вместе почти до «Балуна».

— Ну и что вам Ривьера по дороге говорил? Каким он вам показался?

Она презрительно усмехнулась одними уголками рта и ответила пренебрежительно и равнодушно:

— Таким же, как всегда. Мы поговорили о разных пустяках. Ведь у нас и знакомство-то было шапочное.

После своего визита на виа Бертоле Сантамария убедился, что Ривьера не был вхож в высший свет и даже на короткое время не стал предметом светского любопытства или забавы, как это могло случиться с ямайским танцовщиком, декоратором и даже мелким воришкой с окраины. Но именно поэтому Сантамарии показалось странным, что Анна Карла отозвалась о Ривьере столь небрежно. Поспешность ответа как-то не вязалась с ее надменным тоном.

— А что было потом?

— Ровным счетом ничего. Ривьера отправился искать Массимо в маленьком кафе.

— Когда же вы их увидели снова?

— Я встретила Массимо в кафе на площади и сказала ему, что его ищет Ривьера, — уточнила Анна Карла. — Немного погодя Массимо вернулся в кафе уже вместе с Ривьерой, потому что забыл плащ.

— И затем?

— Затем мы все вместе вышли из кафе и стали наугад бродить по улицам.

— Массимо и Ривьера были настроены дружелюбно? Вы не почувствовали никакой напряженности между ними?

— Я ничего такого не заметила. К тому же, кроме нас троих, там были еще американка, Федерико Симони…

— Знаю. Мы постараемся его разыскать, чтобы поговорить и с ним.

— Но Федерико не было, когда произошло… несчастье. Он ушел до этого.

— Однако и он, возможно, что-либо припомнит, — заметил Сантамария. — Ведь вы же вспомнили про пестик от ступки.

Анна Карла скорчила брезгливую гримасу, из чего Сантамария заключил, что из этого Федерико вряд ли удастся выудить что-нибудь путное.

— За то время, что вы бродили по улицам, вам не довелось еще раз оказаться наедине с Ривьерой?

— Нет, Ривьеру я вообще больше не видела. В какой-то момент мы разбрелись кто куда, знаете, как это бывает в «Балуне».

— Вы и с синьором Кампи больше не встречались?

— Да, и с ним тоже.

— Если я вас правильно понял, он был вместе с Ривьерой, когда вы видели его в последний раз?

— Да.

— Куда они собирались идти?

— Стояли и смотрели на старые картины. Потом я ушла, а что было дальше, не знаю.

— Куда же вы пошли?

— Побродила по улочкам… Затем подогнала поближе машину. А примерно в час дня пошла на пьяцца Коттоленго, где мы все договорились встретиться.

— И что? Остальные уже были на месте?

— Нет. Я прождала их ровно до восьми минут второго. Я это точно помню, потому что посмотрела на часы.

Она снова слегка покраснела. С чего бы вдруг? — подумал Сантамария. Разве человек не может взглянуть на часы?

— Ну, и когда же появились остальные?

— Почти сразу.

— Все вместе?

— Нет, первой пришла американка, затем Бонетто, а минутой позже подошел и Массимо.

— А может быть, через несколько минут?

— Нет, ровно через минуту, ну самое большее через две.

— С какой стороны появился Массимо?

Анна Карла сосредоточенно наморщила лоб. Возможно, она обдумывает, как ответить, боясь, что ее показания могут быть опровергнуты американкой или Бонетто?

— Не помню, я не обратила на это внимания.

— Со стороны склада?

— Право, не помню. Когда я его увидела, он уже подходил к нам.

— Каким он вам показался?

Она снова сосредоточенно наморщила лоб, словно свидетель, пытающийся говорить только правду или не солгать себе же во вред.

— Ну, во всяком случае, он никак не был похож на человека, который пять минут назад проломил голову своему другу. Впрочем, я не знаю, какой вид был бы у меня, если бы я…

— Словом, он не был взволнован или растерян. Вед себя как обычно?

Она поспешно подтвердила это.

— Как обычно. И уж совсем нелепо…

— Что вам показалось нелепым?

— Я понимаю, что полиция имеет основания подозревать Массимо. Но я знаю Массимо давно, и само предположение, будто Массимо мог совершить убийство, представляется мне диким. Не потому, что он мой друг, но просто это с его характером совершенно не вяжется.

Сантамария никак не отреагировал на эту защитную речь.

— Кампи объяснил, почему он пришел один?

— Он сказал, что Лелло пошел кому-то звонить.

— А он не говорил, когда и как они расстались?

— Нет, мы об этом больше не упоминали, потому что сразу заметили толпу у ворот склада.

— Кто первый заметил?

— Не помню. Кажется, Бонетто. А может, американка… Так или иначе, но мы все поспешили туда.

— И синьор Кампи по-прежнему оставался совершенно спокойным, ничего не подозревающим?

— Разумеется.

Она заранее приготовилась ответить резким тоном, исключающим какие-либо вопросы, подумал Сантамария. Одно ясно — больше он из нее насчет Кампи ничего не вытянет. Очевидно, подозреваемая принадлежит к той благородной категории людей, которые охотнее выгораживают друзей, чем самих себя. Интересно, будь она подсудимой, как бы она себя повела?

— Итак, синьор Кампи пришел на площадь примерно в десять минут второго, — с бюрократической точностью подытожил Сантамария. — В котором часу вы последний раз видели его и Ривьеру, когда они стояли и разглядывали картины?

— Понятия не имею.

— За полчаса до этого?

— О нет, позже!

— Минут за пятнадцать до того, как синьор Кампи пришел на площадь?

— Да, пожалуй, так.

— Прекрасно! — недобро усмехаясь, воскликнул Сантамария. — Как мы установили, труп был найден без пяти час. Таким образом, у синьора Кампи полное алиби!

Вначале Анна Карла тоже улыбнулась, но мгновенно сообразила, в чем заключается подвох, и побледнела от гнева.

— Возможно, я видела их и за полчаса до встречи с Массимо. В «Балуне» время как бы обретает эластичность. — Она попыталась сразить его наповал своей светской непринужденностью. — Если находишь там что-нибудь любопытное, время пролетает быстро, а если бесцельно бродишь по рядам, кажется, будто оно остановилось.

— Ривьера был убит в промежутке от без десяти до без пяти минут час. Вы можете сказать, где синьор Кампи находился в эти пять минут?

Несколько секунд Анна Карла отчужденно молчала.

— Нет, — ответила она, покачав головой. — Я не могу дать ему алиби. Бедный Массимо!

— Неважно. Если на то пошло, Массимо также не в состоянии подтвердить ваше алиби.

Напряжение, неимоверное усилие, чтобы сдержаться, не сказать лишнего, физическая усталость от этих часов тревоги — все это внезапно превратило ее лицо в жалкую маску, и она словно вмиг состарилась. Вот такой поблекшей она будет, верно, в пятьдесят лет.

— Вы правы, комиссар, — наконец промолвила она, — и меня можно заподозрить в причастности к убийству. — В голосе ее звучали безнадежность, тоска. — В сущности, вы имеете все основания думать, что я влюблена в Массимо. Либо что между мною, Массимо и Ривьерой существовали сложные сексуальные отношения. Подобные вещи происходят сейчас сплошь и рядом.

— Мотивы преступления не обязательно связаны с сексом, — сказал Сантамария, чувствуя себя самым настоящим палачом, — хотя мне по вполне понятным причинам пришлось задать вам вопросы подобного характера.

Он сделал паузу — этого требовала техника допроса, — пристально посмотрел на нее и неторопливо добавил:

— Видите ли, не исключено, что Ривьера знал кое-что о преступлении на виа Мадзини. Его могли убить и по этой причине.

Она долго, бесконечно долго молчала.

— Если вы предложите мне сигарету, я не откажусь, — сказала она наконец. — У меня не осталось ни одной. — И выдохнула с облегчением.