— Когда ты собираешься провести облаву?

— Сегодня вечером, — ответил Де Пальма, поднимая двумя пальцами телефонную трубку. — Операция «Морская звезда». Ты с нами?

— Вообще-то я собирался вечером съездить в Новару, — солгал Сантамария, которому мысль об этом пришла только сейчас.

— Ты прав, сначала долг перед дамами, а потом уже удовольствие от работы, — со вздохом сказал Де Пальма.

Де Пальма знал об Иоле, хотя ни разу ее не видел, и в этой «междугородной связи» не одобрял лишь сложности с еженедельными поездками — «железнодорожное рабство», как он выражался.

Он стал названивать коллегам. Организовать за столь короткий срок грандиозную облаву было невозможно. Но с помощью Раппы из отдела охраны нравов ему удалось набрать пятнадцать полицейских. К несчастью, Раппа не знал района, а его «эксперт» по холмам, бригадир Макалузо, пятью днями раньше угодил в больницу с повреждением головы, полученным во время стычки с демонстрантами. Раппа даже предположил, что владение синьоры Табуссо не подлежит юрисдикции туринского муниципалитета. Де Пальма занялся выяснением этого вопроса, а Сантамария велел Скалье принести военную карту холма и стал ее изучать.

Кругом большие и маленькие долины. Мало кто представляет себе, сколь сложным по рельефу было зеленое кольцо города.

Сантамарии понадобилось несколько минут, прежде чем он отыскал на карте поместье «Ле буне пере» — «Хорошие груши», — которое находилось между виноградником «Малабаита» и таинственным «Холмом добычи». Все эти диалектальные названия звучали для него сказкой. Да и сам этот зеленый мир с извилистыми дорогами и тропинками был старинным, сказочным. Он воочию видел перед собой дам в париках и солдат в треуголках и убеждал себя, что в Новаре его сегодня не ждут, и он прекрасно может съездить туда, как обычно, в субботу.

Пришел Лопрести и сообщил, что наконец-то отыскал на виа Верди парикмахера, у которого Гарроне стригся в день убийства. Судебная экспертиза обнаружила на воротничке рубашки и в ушах убитого крохотные седые волоски. Но парикмахер не смог вспомнить ничего любопытного, кроме того, что Гарроне, его постоянный клиент, собирался посмотреть в кинотеатре «Арти» фильм «Бич». Тогда Лопрести поехал в кино и показал кассирше фотографию убитого. Кассирша сразу его узнала, добавив, что Гарроне пришел в кино один и ушел тоже один. Других подробностей Лопрести выяснить не удалось.

Сантамария зашел в кабинет Де Пальмы и рассказал ему об этом последнем звене в цепи поисков. Теперь они, если, конечно, не выяснится что-то новое, знают, как Гарроне провел свои последние часы. Побывал в парикмахерской, в кино, в гостях у графинь, в галерее Воллеро, в ресторане «Мария Виттория», после чего ему проломили череп.

— Когда вы поедете на холм?

— В одиннадцать вечера, — ответил Де Пальма.

Он объяснил, что поместье «Хорошие груши» лишь несколько лет назад отошло к туринскому муниципалитету. Раньше оно входило в состав района Монкальери. Два карабинера из местного управления прекрасно знали тот район, и Де Пальма, по его выражению, «заручился их помощью и поддержкой».

— Значит, ты улепетнешь в Новару?

— Нет, поеду с вами, — сказал Сантамария.

— И не пожалеешь, — невозмутимо сказал Де Пальма. — Вот увидишь, мы проведем чудесный вечер на холме, под звездным небом, с красивыми женщинами… Все будет к твоим услугам.

— Сестер Табуссо вы предупредили?

— Нет, лучше им ничего заранее не сообщать. Иначе они нам всю плешь проедят. И потом, чтобы попасть на луг, мы не нуждаемся в ключах, не так ли? Они же сами попросили устроить облаву. А следовательно, мы действуем в их интересах.

Однажды на выставке рисунков психически больных детей в Монте-Карло, куда он зашел со скуки, Массимо увидел, что почти на всех рисунках не только фантастические звери, но и деревья, люди и даже солнце были с огромными когтями. Желтый экскаватор яростно отпрянул назад, снова вскинул свою морщинистую шею и вонзился в асфальт. Большие сверкающие зубья чудища стали его взламывать. Появились первые трещины, потом откололся огромный кусок. Казалось, челюстям экскаватора его не раздробить. Но нет… истеричный рев мотора, удар когтями, и большущий серый пласт разлетелся на мелкие куски.

Массимо пересек виа По, подошел к мрачным, цвета запекшейся крови портикам префектуры, а затем миновал плотные ряды машин у Королевского дворца.

И машины, и сам дворец нагоняли тоску. Как заметил однажды дядюшка Эммануэле, принцы и короли Савойской династии, сооружая свои геометрически правильные площади и сливающиеся один с другим проспекты, предугадали, что на смену им придет промышленная династия Аньелли, и со свойственной лишенным воображения людям дальновидностью словно предсказали, что заводы «Фиат» будут состоять из бесконечных конвейеров. Но едва Массимо подошел к пьяцца Дуомо, как понял, что это успокоительное однообразие уже стало ненадежным. Архисовременный стиль Муниципального дворца технических служб явно был плодом изощренной фантазии. Железобетонные конструкции и облицовка говорили о ярко выраженном стремлении «слиться» с серыми камнями церкви напротив и с красными руинами ближних Палатинских башен. Не приходилось удивляться, что Дворец технических служб стал одним из самых безобразных строений города. Увы, похожих на него «нарывов» в Турине становится все больше. Старые массивные здания, образовавшие как бы огромную цитадель, постепенно отступают под натиском новых архитектурных монстров. Повсюду теперь царит неодолимое стремление не отстать от веяний модернизма.

Массимо углубился в узенькие, унылые улицы старого города и сразу ощутил неизведанную прежде радость.

Из ворот и обшарпанных подъездов вырывались клубы пыли и запах плесени, выскакивали дети, собаки, доносился стук инструментов — это трудились искусные ремесленники, которые вечно опаздывают с выполнением заказов. Все ласкало взор: бакалейщики в серых халатах, мальчишки-рассыльные в белых халатах, могучая женщина с хозяйственной сумкой, шепчущиеся о чем-то монахини, пенсионеры, потягивающие половинки сигар, матери, что-то кричащие из окон своим детям. На каждом углу стояла толстая проститутка. Это был не пролетариат, а «тощий народ», и Массимо испытывал несколько двойственное чувство при виде этого своеобразного карнавала. Его не смущали ни грохот машин и мотоциклов, ни рев проигрывателей, ни режущий слух южный диалект (ведь не мог же невидимый устроитель празднества предусмотреть буквально все). И когда Массимо подошел к элегантным и грустным портикам возле муниципалитета и увидел Лелло, который о чем-то оживленно беседовал со своими коллегами, его вдруг осенило: Лелло, несмотря на женоподобную фигуру и черные бархатистые глаза, был не кто иной, как униженный и ошельмованный служащий — Мопсу Траве.

Милый мой, бедный! — с нежностью подумал Массимо. Лелло увидел его, отделился от группы, пошел навстречу. Массимо хотелось его обнять, но он лишь крепко сжал ему руку.

— О дорогой, — прошептал Лелло, пораженный столь необычным проявлением симпатии. Он кокетливо наклонил голову и с мягким упреком добавил: — На нас смотрят…

Они направились к машине Лелло — желтому «фиату-500».

— Знаешь, — признался Лелло, — я сегодня плохо о тебе подумал.

— Вот как?

— Да. Я решил, что ты меня презираешь.

— Я тобой восхищаюсь! — с искренним чувством воскликнул Массимо. — Ты удивительное создание!

Лелло покраснел. Он был безмерно счастлив.

— Значит, ты не считаешь меня кретином?

— Я считаю тебя верхом совершенства! — торжественно объявил Массимо.

— Ты такой хороший, добрый, — сказал Лелло. — Но знаю, как бы я жил без тебя. — Он вздохнул. — Мой главный недостаток в том, что у меня нет уверенности в себе. Достаточно какого-нибудь замечания Ботты, и я уже падаю духом.

— Чем они тебя обидели, эти людишки? — гневно сверкая глазами, спросил Массимо.

При мысли о том, каким унижениям ежедневно подвергается его благородный друг, у Массимо больно сжалось сердце.