И что обиднее всего, они обычно выходят из катастроф целыми и невредимыми. Бум — и они, словно кузнечики, выскакивают из-под обломков своей машины. А другие попадают из-за них в больницу или в морг.

— Уж простите! — на чистейшем пьемонтском диалекте воскликнул здоровенный детина, задыхаясь, подбежал к «Джульетте», прыгнул в машину и умчался.

Теперь и Лелло смог наконец двинуться к пьяцца Кариньяно, где профессор Бонетто в Клубе культуры читал лекцию о загрязнении рек в Америке. Тема весьма актуальна и для Италии, к тому же во время лекции впервые в Турине будет показан документальный фильм, снятый самим Бонетто. Кстати, он нередко печатается в «Стампе». Вообще-то Лелло хоть и купил абонемент, но не всегда имел возможность посещать Клуб культуры. Массимо из аристократического снобизма отказывается следить не только за политическими событиями в мире, но и за новостями кино, театра и живописи. Однажды он, ничего не сказав Массимо, купил два абонемента на неделю канадского кино. Что из этого вышло — лучше не вспоминать. Конечно, кинофильм и театральную постановку можно посмотреть и по телевизору, но это ведь суррогат.

Лелло затормозил у светофора на пьяцца Кастелло и в зеркале заднего обзора заметил «фиат-124» с отвратительным серым пятном на бампере.

Нет, суть проблемы заключается в том, что этих людей надо воспитывать, приобщать к культуре. Нельзя требовать разумного поведения от людей, которые полностью лишены социального сознания. Массимо всякий раз, когда он с ним об этом заговаривал, затыкал уши в прямом и в переносном смысле. Но это же страусиная политика. История не простит этим аристократам, «избранным» эгоизма и слепоты.

Наконец ему удалось поставить машину возле памятника Карлу Альберту.

Он вылез из машины. «Фиат-124» стоял во втором ряду, на углу площади. Лелло попытался разглядеть лицо человека, сидевшего за рулем, но косые лучи солнца, отражавшиеся от крыши, слепили глаза. Может, он тоже приехал на лекцию, подумал Лелло. Нащупав в кармане абонемент, он направился к Клубу культуры.

Первым, кого Сантамария увидел в коридоре, был Дзаваттаро. Он как раз выходил из кабинета Де Пальмы. Дзаваттаро теперь надел пиджак, и рубаха была застегнута на все пуговицы. Он заметил Сантамарию, и выражение растерянности на его лице сменилось выражением ненависти. Он подбежал к Сантамарии, поднял кулак, губы его подергивались.

— Да я на вас в суд подам! Потребую возмещения убытков! — завопил Дзаваттаро. — Заплатите мне сполна за оскорбление. Думаете, я не найду адвоката похитрее вас?

Удара он так и не нанес, но полицейский агент Никозия на всякий случай обхватил его сзади и сжал железной хваткой.

— Вы что, очумели? — закричал он на Дзаваттаро.

— Этот ублюдок послал вас обоих ко мне! — вопил Дзаваттаро, отчаянно вырываясь. — Теперь-то я уж точно знаю!

— Комиссар, этот тип рехнулся, — пропыхтел Никозия.

Дзаваттаро сразу обмяк, словно тряпичная кукла.

— Лучше бы угостили меня сигаретой, — спокойно сказал Сантамария.

Никозия отпустил Дзаваттаро, тот порылся в карманах и униженно протянул Сантамарии неначатую пачку.

— Я ничего такого не сделал, доктор, — простонал он. — Я тут ни при чем. Да я Гарроне с тех пор ни разу не видел, можете спросить у моих рабочих. Если бы вы мне сразу сказали, я бы их всех еще сегодня утром позвал. Я ничего об этой истории не знаю…

— Тем лучше, тем лучше, — сказал Сантамария и пошел дальше по коридору.

Дзаваттаро кинулся было за ним, не переставая бормотать, что он не виноват, потом остановился. Но Сантамарию, даже когда он вошел в кабинет Де Пальмы, преследовал ненавидящий, ничего не прощающий взгляд маленьких черных глаз.

— Что случилось? У Дзаваттаро еще кто-нибудь побывал? — спросил он.

В кабинете у Де Пальмы уже сидел Мальяно.

— Да, наш визит был третьим, — сказал Мальяно. — Поэтому он нас и принял так грубо. Похоже, что сразу же после тебя и мнимой родственницы Гарроне приехал еще кто-то и стал расспрашивать Дзаваттаро об архитекторе.

— Кто?

— Он не знает. Говорит, что ни разу прежде его не видел. Молодой человек, блондин, приезжал на желтом «фиате-500».

— А чем этот блондин интересовался?

— Спросил, не вел ли Дзаваттаро дел с Гарроне.

Сантамария сел верхом на стул.

— Номер машины? — сказал он.

— Дзаваттаро ни одной цифры не запомнил. Слишком он разъярился, чтобы смотреть на номер, — объяснил Де Пальма. — И вот еще что плохо… — Он поморщился от боли и осторожно прислонился к спинке стула.

— Что, опять приступ ишиаса?

Не ответив, Де Пальма, словно врач, старательно ощупал бок.

— Этот блондин спросил также у Дзаваттаро, не знал ли тот еще какого-то типа.

— Кого именно?

— Этот подонок Дзаваттаро забыл имя. И как мы ни бились, так и не вспомнил.

— Его заклинило на адвокате Арлорио, — с ухмылкой сказал Мальяно.

— Когда пришел незнакомый блондинчик, он все еще не мог успокоиться после первого визита. Ну и, как он сам выразился, «немного пошумел».

— А как у этих двух с алиби?

— Алиби рыжего проверил Мальяно, — ответил Де Пальма. — С ним все в порядке. Ну а Дзаваттаро утверждает, что во вторник вечером он играл в шары в клубе «Миланский барьер» и у него есть не меньше двадцати свидетелей.

— Интересно, шары там все еще деревянные? — задумчиво произнес Сантамария.

— Что?

— Да так, ничего. Значит, вы их причастными к убийству не считаете?

Де Пальма чуть повернулся и сразу вскрикнул от боли.

— Жаль их отпускать. Теперь, когда мы нашли камни, — сказал Мальяно.

— Видно, Гарроне говорил о других камнях, — отозвался Де Пальма.

— А может, и об этих, — заметил Сантамария. — Но имел в виду другое.

— Что именно?

— Не знаю. Не исключено, что Гарроне собирался обделать дельце, к которому потом собирался привлечь Дзаваттаро.

— Продать ему партию подержанных могил? — невесело пошутил Мальяно.

— Я бы не удивился, если бы узнал, что речь шла о продаже фальшивых археологических находок, — сказал Сантамария, вспомнив о намеке Дзаваттаро.

— Да, но главные рынки сбыта таких поделок — Рим и Сицилия, — подумав, сказал Де Пальма.

— Гарроне много разъезжал? — спросил Мальяно у Де Пальмы.

— В последние недели он, по словам его сестры, все время ночевал на виа Пейрон. Что было прежде, мы не знаем. Он то и дело исчезал на два-три дня. Но он мог просто развлекаться в своей мастерской на виа Мадзини с какой-нибудь блондинкой.

— Ну а очные ставки что-нибудь прояснили? — спросил Сантамария.

— Ровным счетом ничего, — ответил Де Пальма. — Я больше не вызывал ни Баукьеро, ни Табуссо. А проституток освободил. Да, сумку, которую мы нашли, продают в магазине «Сигма», четырнадцать филиалов в Турине. Всего они в конце апреля получили шестьсот сумок и мгновенно их распродали.

— А отпечатки пальцев?

— На ткани, разумеется, никаких, — ответил Мальяно. — Внутри на пластике тоже. Как, впрочем, и на плаще. Мы съездили на луг днем, надеялись, что найдем кусок трубы, но, кроме окурков, презервативов, расчесок и шариковых ручек, ничего не обнаружили.

— Послушай, Сантамария, — морщась от боли, слабым голосом сказал Де Пальма. — Ты знал, что в тех краях находится и вилла твоего Кампи?

— Там живут его родные.

— Но разве ты мне сам не говорил, что в вечер убийства Кампи был там, на холмах?

— До десяти вечера он был у родных, на вилле. Где он был потом, не знаю. Если тебе его поведение кажется подозрительным, я могу провести специальное расследование.

— Нет-нет. Весь этот проклятый холм кажется мне подозрительным.

Сантамария вспомнил, где и с кем он провел обеденное время, и опустил глаза.

— Побывали мы и в «Капризе», — сообщил Мальяно. — Гарроне, похоже, ни разу не снимал комнату на ночь. Ну а блондинок там полно, их среди девиц абсолютное большинство.