Дебра вернулась домой гораздо раньше, чем ожидалось, и не в духе. Какие-то подростки попали ей в волосы жвачкой с балкона кинотеатра. Она считала, что это ее карма дает ей знак, что ей не следовало покидать Нолана. Многие вещи были для нее кармическими. Мерилин, неожиданно оказавшаяся экспертом по удалению из волос жвачки, нашла ореховое масло и разделалась с этим знаком свыше. Мне было жаль, что большой выход Дебры был омрачен, но она, казалось, не переживала.

Она думала только о Нолане. Она была даже несколько потрясена, что ее сыну так хорошо.

Одной из лучших черт Дебры была ее абсолютная естественность. Ее совершенно не волновали платья или гламурный внешний вид. Она не приукрашивала свою внешность и не скрывала черт характера: что вы видели, то и получали. Нолан значил для нее больше всего на свете, и у меня было такое чувство, что когда-нибудь я буду точно так же предана своим детям. И затем, ну, в общем, у нас были одинаковые проблемы с правилами дорожного движения. Однажды на калифорнийском хайвэе мы обогнали патрульного полицейского на мотоцикле, и Дебра сбросила газ, сказав, что ей придется затормозить, потому что если она получит еще один штраф за превышение скорости, то на время останется без водительской лицензии. Игнорирование правил на загородной трассе — это как раз в моем стиле.

То недостаточное внимание, которое она уделяла своему гардеробу, шокировало даже меня, королеву джинсово-маечных ансамблей. Иногда она ходила в пижамных штанах и какой-нибудь майке, снимая это и отфутболивая ногой, чтобы надеть тренировочный костюм, если надо куда-то выйти — жалкий школьный тренировочный костюм, а совсем не дизайнерский ансамбль для активного отдыха. Ее одеяние никогда не становилось более разнообразным. Она не любила ходить на красно-ковровые события или носить одежду от кутюр.

Однажды днем она попросила меня поехать с ней в Беверли-Хиллз, а когда я увидела ее наряд, то даже подумала о том, чтобы отказаться. Потом я подумала, что, должно быть, точно так же была изумлена семья Овитц в тот момент, когда я надела тот нелепый белый комбинезон. Короче говоря, Дебра напоминала цыганку. Ее юбка будоражила взгляд тремя ярусами: лиловым, красным и зеленым, с маленькими колокольчиками, обрамляющими низ подола. Цвет ее топа лучше всего описать как «флуоресцирующий мандарин». Ее это не заботило, зато меня — очень. Я хотела послать вперед автомобиль-разведчик, чтобы спугнуть каких-нибудь фотографов из «Стар», как раз ожидающих случая сделать фото и поместить его на видном месте на странице «Плохая одежда на Хороших людях». Я не могла понять этого. Причина была не в том, что она не могла позволить себе великолепную одежду. Ее стиль был небрежным и свободным, этакая хиппи, и она, казалось, предпочитает вещи, которые выглядят безнадежно устаревшими. Может быть, это была какая-то экологическая одежда?

Мы бродили по Родео-драйв, шатаясь взад-вперед по бутикам Шанель, Армани, Джорджио и тому подобным. Дебра вглядывалась в витрину одного из надменных салонов одежды высокой моды, у которого, казалось, следует спросить разрешения, прежде чем войти. Продавщица отвернулась.

— Она понятия не имеет, кто я, — усмехнулась Дебра. — Она не собирается тратить на меня время.

Я покачала головой. Я никогда не ходила по магазинам с Джуди, но была уверена, что она не способна так усмехаться. Снисходительность Дебры просто потрясла меня.

Только раз во время нашего шопинг-дня мне пришлось одной следить за Ноланом, стоя на тротуаре с малышом и прогулочной коляской, в то время как Дебра помчалась в магазин.

— Ой, мэм, какой у вас очаровательный ребенок, — пропела она, выходя на улицу.

— О, благодарю вас, мэм! — подыграла я. — Многие уверяют, что он очень похож на актера Тимоти Хаттона.

Она присвистнула, и мы покатили дальше.

Иногда я забываю, насколько сильно все в доме Дебры отличается от общего стиля Голливуда. Когда я оглядываюсь вокруг, мне кажется, что большинство людей живут так, как Овитцы: торопливо и беспокойно. Дебра рассказала мне сегодня о своем приятеле-актере (она не назвала его имени), который был столь поглощен работой и стремлением стать звездой, что в какой-то момент вдруг вспомнил, что не видел собственного ребенка уже пять месяцев, не говоря уж о том, чтобы вместе с ним чем-нибудь заняться. Как же это возможно — забыть про собственного ребенка? Что это за разновидность родительской болезни Альцгеймера — особого, голливудского происхождения?

— Сьюзи, не хочешь ли ты присоединиться к Марку из «Метро-Голдвин-Майер» и ко мне? — спросила однажды днем Дебра. — Мы собираемся устроить слайд-шоу Дебры Уингер.

— Конечно. Что мы будем смотреть, ваши фотографии на отдыхе?

— Нет. Это студийные фотоснимки, которые они мне передали. Вы можете помочь мне уничтожить худшие.

С такой задачей сталкиваются все актеры — исполнители ведущих ролей каждый раз при работе над очередным фильмом; как правило, в их контракте оговаривается, что они должны утвердить те фотографии, которые киностудия может использовать для постеров и рекламы. Как и многие другие актеры, Дебра не очень любила смотреть свои собственные фильмы или даже просматривать слайды. Ей всегда казалось, что она сделала работу не так хорошо, как могла бы. Я могла понять это.

— Давай, Марк, заводи шарманку.

Марк установил проектор в общей комнате, опустил жалюзи и начал прокручивать слайды.

— Ненавижу это. Я не в образе, — сказала она, посмотрев на самый первый снимок.

Я улыбнулась.

— О-о-о, только посмотрите на это, слишком толстая. Вон.

Боже, она выглядела как вешалка.

— Слишком утомленная. Только посмотрите на эти мешки под глазами.

Я прищурилась. Нет, я ничего не замечала.

— А-а… вот это попадание в десятку, — сказала она. — Как ты думаешь, Сьюзи?

— Ага. Мне нравится. — Я подумала, что здесь она похожа на куклу. — Ты выглядишь счастливой и полна энергии.

— Верно. Хорошо, Марк, оставь эту.

И так продолжалось, пока мы не просмотрели сотню слайдов и не наложили вето больше чем на половину из них. Я не видела особых различий в большинстве снимков, но все-таки это же были не мои фото. Если бы были мои, вероятно, я спалила бы их все. Я была столь же самокритичной, как и она.

— Знаешь, Сьюзи, эти фотографии напомнили мне Ричарда Гира.

— Почему?

— Когда я просматривала слайды для фильма «Офицер и джентльмен», то заметила, что очень многих не хватает, — сказала она. — Я выяснила, что, когда показывали Ричарду эти слайды, он выбрал те, которые понравились ему, и выбросил все мои хорошие снимки, прежде чем я получила возможность посмотреть их. Когда я проезжала по бульвару Сансет и увидела рекламные щиты, то рассмеялась, потому что для них были использованы снимки, где он выглядел великолепно, а я, конечно же, выглядела кошмарно. Я никогда не ладила с Гиром, — задумчиво вздохнула она. — Он казался мне высокомерным. Любовные сцены были ужасно неудобными для нас.

Ее голос замер — она отошла в другой конец комнаты.

Когда наступило время вручения наград Академии, Дебра показала мне толстый, официального вида пакет с номинациями, пришедший по почте. Она отдала свой голос последнему фильму Тимоти, сказав, что, вероятно, она одна из очень немногих, кто поступил так же. И сообщила мне, что, когда она была номинирована за фильм «Язык нежности», Джек Николсон дал ей совет: «Если ты не голосуешь за себя (или, возможно, своего муженька), то как ты можешь ожидать, что за тебя будет голосовать еще кто-то?» «Это здорово, — подумала я. — Мне следует голосовать за себя как можно чаще».

Нолан был любознательным и любил все исследовать, и он с упоением рылся в ящике «Тупперваре»[99], стучал по деревянным брусьям и рвал журналы. Дебра сказала, это прекрасно, что его имя начинается со слова «Но»[100], потому что ей не нравилось отказывать ему. Она хотела, чтобы у него была позитивная жизненная позиция. Поэтому она считала, что его имя оправдывает себя, поскольку, если мы случайно начнем поправлять его, нам придется говорить «Но-Но-Но-лан»[101].