Меня наняли главным образом для того, чтобы освободить Дебру в ночное время. Однако вскоре мы обнаружили, что, когда я пыталась ухаживать за ним ночью, он хотел только свою мамочку и никого больше. Мы сдались. Поэтому Дебра работала в ночную смену. И в дневную тоже. В тех редких случаях, когда я шла с Ноланом гулять, Дебра желала сопровождать нас. Большей частью я проводила свои дни, болтая на кухне с кухаркой, складывая крохотные вещи Нолана в шкафчик, а в основном пытаясь помочь Дебре по дому.
Однако я начинала ощущать себя лишним колесом в телеге.
Однажды днем мы втроем отправились в парк Малибу. Я посадила Нолана на качели и легонько качнула его. Он начал смеяться. Дебра тоже захихикала и залезла на одни из «взрослых» качелей. Она сбросила туфли и начала раскачиваться, помогая себе в воздухе ногами. Тут к нам подошел пожилой мужчина и сказал:
— Привет, Дебра.
Я подняла на него глаза. Джек Леммон! Одетый в шорты, рубашку для гольфа и туфли для тенниса. Хотя он постарел, я тотчас же узнала его, я смотрела «Странную парочку», один из любимых фильмов моего отца, около двадцати раз. Когда Дебра представила нас друг другу, я чуть не задохнулась от волнения, прежде чем пожала ему руку и улыбнулась. Я думала, что уже больше не буду испытывать шок при встрече со знаменитостями, но оказалось — нет.
— Могу я угостить вас, купив для вас обеих фалафель? — спросил он.
Я была слишком смущена, чтобы сказать, что не знаю, что такое «фалафель», поэтому мы с Деброй в унисон ответили: «Да. Спасибо». Я просто надеялась и молилась, чем бы эта штука ни оказалась, лишь бы там не было грибов.
Пока я жевала свою порцию этой чудной стряпни, оказавшейся аравийским эквивалентом маисовой лепешки, я скользила взглядом по толпам мам и нянек. Парки были излюбленным местом, куда ходили некоторые мамочки, чтобы уводить чужих нянек. Можно было найти кого-то у карусели и избежать необходимости платить огромные комиссионные агентству по трудоустройству. А ведь там была уйма женщин, живущих в пятимиллионнодолларовых особняках, которые не смущались, направляясь на эту охоту. Я имею в виду тех, кто хотел сэкономить тысячу долларов на чем-то столь же незначительном, как поиски особы, которая будет проводить с вашим ребенком времени больше, чем вы сами.
Минуют годы, прежде чем папарацци начнут с некоторой регулярностью выглядывать из-за гимнастического снаряда «джунгли». Тем не менее настанет день, когда знаменитые медиаперсоны будут позировать вместе со своими обожаемыми отпрысками рядом с песочницей, поворачиваясь к объективам, как будто желая уверить публику, что они обыкновенные родители. Они тоже испачкали свой колени! Все остальные делают вид, что не замечают их, даже если мама — знаменитая блондинка Барби побережья Малибу, известная преданностью своим двум сыновьям от экс-супруга, печально знаменитого рокера. Фотографии всех троих, покупающих хлопья для завтрака или куриные грудки, почти неделю будут появляться в «Пипл», доказывая, что она просто среднестатистическая мамочка, если не принимать во внимание того, что на нее работают два секретаря, один бухгалтер, чтобы оплачивать ее счета, горничная, убирающая ее особняк на побережье, шеф-повар, готовящий ей обеды, тренер, поддерживающий ее в хорошей форме, чтобы она прекрасно смотрелась в просвечивающих маечках, и шофер-телохранитель.
Но пока все было не столь откровенно.
Вдруг я обнаружила знакомое лицо.
— О Боже. — Я наклонилась к Дебре и прошептала: — Это жена брата Майкла. Что мне делать?
— Просто веди себя так, как будто живешь для себя, — засмеялась она. Конечно, Дебра находила это забавным.
Женщина со своим сыном направились к качелям. Близко от нас. Я сдерживала волнение.
— Здравствуйте, Линда, — сказала я так небрежно, как только могла.
— О, гм, привет, Сьюзи, — неловко ответила она. — А ты что тут делаешь?
— О, я теперь работаю у Дебры, — показала я и улыбнулась. — Вы ведь знаете ее, не так ли?
Что еще я могла сказать — спросить, как сыграли «Лейкерс»? Я знала, она была наслышана о том, какой отвратительной я была. Что она расскажет своей невестке?
— Гм-м, конечно, — пробормотала Линда, кивнув Дебре, а затем ушла как можно быстрее. Она, вероятно, думала, как бы не подвернуть ногу, пока бежала к автомобилю, чтобы передать новость о том, что я работаю на главного бунтовщика с корабля КАА.
Когда я поделилась своими опасениями с Деброй, то могла предвосхитить ее ответ, даже еще не кончив говорить. Во второй раз за день мы сказали одновременно: «Ну и что?»
«Ну и что! Ну и что! Ну и что!» — новое заклинание. Насколько я понимала, Майкл и Джуди больше не имели возможности воздействовать на меня. Начиная с этого момента, я голосовала за себя саму.
Всего несколько недель назад мне страшно больно было слышать рассказы Делмы, что Брэндон без конца с надеждой заходит в мою старую спальню. Но наконец я решила, что готова к еще одной встрече.
— О, Сьюзи, это ты! — воскликнула Делма, когда я позвонила. — Ты, должно быть, слышала, что они тут о тебе говорят?
— Что же они говорят?
Откуда эта боль в желудке?
— Джуди и бабушка Овитц говорят о тебе очень плохо. Потому что ты работаешь у мисс Уингер, — прошептала она. — Я не могу передать тебе все эти ужасные вещи.
В общем-то мне это не так уж хотелось знать. Я могла себе это представить. «Она бросила нас в трудную минуту, чтобы работать на предателя!»
— Аманда заставила меня несколько раз позвонить твоей сестре, но там никто не отвечает.
Это понятно: все на работе, а Аманда может звонить только днем, когда Майкла и Джуди нет дома. Мое сердце упало. С одной стороны, я была счастлива, что Аманда хотела поговорить со мной, но с другой — это означало, что она скучает по мне. Было больно сознавать, что я оказалась еще одной потерей в ее короткой жизни. Я дала Делме номер моего нового телефона, который я установила в своей спальне в доме Дебры.
— Делма, а как Джошуа? — спросила я, меняя тему.
— Ты же знаешь, Джош есть Джош. Он все такой же.
Ни Делма, ни Кармен не понимали, почему он такой трудный ребенок, и я делу не помогла. В некотором смысле я стала подтверждением его веры в то, что когда ты начинаешь кого-то любить, он тебя покидает. И теперь, когда мне было запрещено даже видеться с детьми, не было никакой возможности показать ему, что я до сих пор беспокоюсь о нем и что я вижу в нем больше, чем непослушного маленького мальчика. Насколько ему было известно, я никогда не любила его настолько, чтобы когда-либо позвонить или навестить.
Затем беседа перешла к более приятной теме.
— Ты хочешь увидеть Брэндона? — спросила Делма ни с того ни с сего.
— О Боже, конечно!
— Они как раз уехали в Аспен вчера вечером. Я могу незаметно уйти с ним и встретить тебя в парке. Кармен останется с Джошуа и Амандой, так что они не будут знать, — сказала она заговорщицким тоном.
Я даже представить себе не могла, что сделал бы Майкл, если бы когда-нибудь узнал, что Делма умыкнула его сына, чтобы тот повидался со мной.
— Он сам не свой, с тех пор как ты уехала, — продолжала Делма. — Он уже начал ходить, но по-прежнему очень грустит. Это пойдет ему на пользу, если он увидится с тобой.
— Не говори мне больше ничего, Делма, пожалуйста! — Я сумела справиться с собой. Я так по нему тосковала, что у меня перехватило горло, когда я пыталась сдержать слезы. Как бы сильно мне ни хотелось увидеть его, я не знала, смогу ли решиться на это. И не важно, как долго продлится встреча, мне все равно опять придется расстаться с ним. Я помолчала, переводя дыхание.
— Давай попробуем, — произнесла я.
Я встретилась с ними на следующий день после полудня в том парке, куда часто водила Брэндона. Я медленно качалась на качелях, ожидая и предвкушая. Потом я узнала автомобиль Делмы, остановившийся достаточно далеко от меня.
Я поняла, что она говорит Брэндону о том, что я здесь, по тому, как она шептала ему на ухо и указывала на меня. Мой сладкий! Такой хорошенький. Такой невинный. Он поднял голову, вытянув шейку, озираясь вокруг, и наконец увидел меня. Я встала. Он затопал на своих неуверенных ножках через газон — прямо ко мне. Обхватил меня своими маленькими ручками и сжал их так сильно, как только мог, не произнося ни звука.
