А.К.:Подставляешься… Но это честно в рамках наших рассуждений о том, что молодой врач Аксенов все свои дальнейшие жизненные перспективы связывал со вступлением в Союз писателей СССР. Ему же и в голову не пришло бы, я думаю, как не пришло в голову Борису Леонидовичу Пастернаку, когда его исключали, сказать им: «Да пойдите вы в жопу с вашим Союзом советских писателей! Ваш этот Союз был механизмом для отбора людей в лагеря, а ваш фюрер Фадеев визировал списки на уничтожение. Не хочу я быть вашим членом, горите вы огнем, уроды!» Никто так не сказал. Самые вольномыслящие, самые непримиримые обещали лишь «поименно вспомнить всех, кто поднял руку». Поэтому на вопрос, любили ли шестидесятники, да и мы, постшестидесятники, советскую власть, существует два ответа. Первый: другой-то не было. Второй: немножко любили.

Е.П.:И тот, и другой ответ немножко правильные. Другой не было.

А.К.:И не будет никогда: я был в этом настолько уверен, что года за три или четыре до перестройки кому-то заявил в споре, что вот этот рейх — действительно тысячелетний. А уже через пять лет, в восемьдесят восьмом — наоборот, написал «Невозвращенца»…

Е.П.:Успокойся. Бжезинский тоже так считал. Когда помер Леонид Ильич, Бжезинский сказал в одном интервью, что в СССР будет править «вечный Брежнев». Всегда! А ведь человек был сведущий, не чета тебе, у которого, кроме злобы на коммунистов, ничего не было. А на Бжезинского целый аппарат аналитиков работал.

А.К.:Совершенно верно. И именно такими вот типичными шестидесятниками были сначала и Аксенов, и Гладилин, и Евтушенко, и Вознесенский, и Юлиан Семенов. В разной, конечно, степени.

Е.П.:Ты знаешь, мне тут пришло сравнение в голову: понимаешь, в любом воздухе существуют микробы, но когда их набирается дикое количество, то возникают эпидемии, пандемии. Но какое-то небольшое количество микробов в воздухе непременно должно присутствовать, иначе этот воздух неправильный. Так что все зависит от процента советскостив человеке. Определенный процент советскости был и в Сахарове, и в Солженицыне. Ты не согласен?

А.К.:Почему? Согласен.

Е.П.:И у одного и того же человека процент советскости меняется в течение жизни. В один ее период у него, например, восемьдесят процентов советскости, когда он, например, воюет за родину или запускает в небеса космическую ракету, как старший брат в «Звездном билете». А в другой момент, когда вводят войска в Чехословакию или понесло коммунистов в Афганистан, — тогда этот процент сокращается до пяти процентов, например. Но присутствует этот процент всегда.

А.К.:Я вот сейчас тебе тоже одну вещь скажу, крамольную с либеральной точки зрения. Все приличные люди, такие, как Вася, были в большей или меньшей степени советскими. Вот грех говорить про покойника Анатолия Кузнецова, но у того-то никаких иллюзий не было. Поехал в Лондон изучать ленинское наследие и тут же остался. Немедленно начал выступать по радио.

Е.П.:Где признался, что сотрудничал с КГБ, стучал, иначе бы не выпустили.

А.К.:А потому что на войне как на войне. Он с советской властью воевал, он чувствовал себя к ней засланным, а Вася не был засланным. Вася был блудный, но сын.

Е.П.:Да, это ты точно сейчас говоришь. Вася-то ведь сто раз мог остаться. Он мне рассказывал с некоторым даже негодованием, как его однажды чуть было не подставили. Как-то во время одной из поездок он сидел в парижском кабаке с приятелем-эмигрантом и приватно поливал советскую власть. А на следующий день вдруг слышит свой голос в передаче, посвященной великому празднику трудящихся Седьмое ноября. Приятель диктофон включил… Все тут же решили, что Вася тоже, как Кузнецов, решил свалить. Но, с другой стороны, ему и за это ничего не было. Очевидно, в благодарность, что все-таки не остался.

А.К.:Мне кажется, все это, о чем мы сейчас рассуждаем, очень важно для того, чтоб понять не только Аксенова того времени, но понять всех нас, понять несколько поколений, понять ситуацию, понять, что такое была советская власть — ну, на ее излете, будем говорить. Ведь тогда порядочные люди даже искренне оскорблялись, когда их называли антисоветчиками. Это феноменально, но это так. Вот Андрей Вознесенский на той знаменитой встрече в Кремле сказал Хрущеву: «Я, как и мой великий учитель Маяковский, не коммунист…» Никита возопил: «И вы этим гордитесь, что не коммунист? А я вот горжусь тем, что я коммунист!» В зале свист, вой. «Позор Вознесенскому!» Идиоты! Ведь это было открытое признание связи с системой, преемственной связи. Андрей в этом признавался искренне, я глубоко в этом убежден. Искренне. Он не пытался увильнуть. Так что на вопрос, советские они были люди или не советские, у меня есть странный ответ. Они были больше советские, чем многие члены ЦК. Потому что они хотели улучшить систему, а тех сложившийся порядок вещей вполне устраивал, и наплевать им было на систему, им на свое место под советским солнцем было не наплевать. Еще с тридцатых годов боролись только за свою голову, чтоб не полетела, и за свое место. Исключением был, пожалуй, лишь фанатик Суслов Михаил Андреевич, «серый кардинал» КПСС, который годами ходил в одних и тех же галошах и старом пальто.

Е.П.:Согласен. Возможно, этим и объясняется то, что Сталин троцкистов гноил почище, чем белогвардейцев. Или вот поэт Анатолий Жигулин получил нечеловеческий срок за то, что создал подпольный комсомольский кружок, исповедовавший правильный коммунизм. Мне кажется, что и в семидесятые годы правильный марксисттоже был для властей куда хуже, чем какая-нибудь вражина, повесившая на стене портрет Черчилля или Николая Второго.

А.К.:Так что на вопрос, был ли Вася советским человеком, я бы ответил так: да, Вася был советским человеком, но его сама же советская власть довела до антисоветизма.

Е.П.:Тут сразу же возникают вопросы — когда и зачем? Ведь если бы советская власть вовремя, а не устами Горбачева во время перестройки, сказала: «Вы знаете, мы тут немножко погорячились, зря мы семьдесят лет сажали, стреляли, людей гнобили, мы все это чуть-чуть неправильно, извините, делали», — то это, между прочим, многих бы устроило.

А.К.:Пожалуй, устроило бы. Но давай вернемся к нашему герою. Ты спрашиваешь, когда и зачем. Так я считаю, что для этого потребовались годы усилий советской власти — годы! На верхнем уровне, на среднем, на нижнем уровне, на уровне холуёв — чтобы из Аксенова сделать жесткого, непримиримого антисоветчика. А вместо «зачем» попытаемся понять, чтодля этого потребовалось. Потребовалась эстетическая тупость советской власти, этическая тупость советской власти, политическая и идеологическая тупость советской власти, потребовались в совокупности все эти составляющие, чтобы из Васи и таких, как он, сделать врагов.

Е.П.:В пользу твоей версии свидетельствует и вечный вопрос «чего ему еще не хватало?», который, например, часто задавали во время погрома «МетрОполя».

А.К.:Когда Вася перелез через стенку, но при этом не разрушал ее, он должен был стать для этих мудаков вроде как своим. А они вместо того чтобы сказать — ну ладно, раз уж перелез, то все, черт с тобой, живи как хочешь… Они ему вдруг — это нельзя, это нельзя. Он и подумал: «А зачем я, собственно, через стенку перелезал, зачем здесь оказался?»

Е.П.:Они понимали, что расширять пространство свободы ни в коем случае нельзя. Ты, товарищ Берлингуэр, чего это там ересь плетешь про какой-то там еврокоммунизм? А вы, чехословацкие товарищи, что, совсем охренели с вашей «Пражской весной»? А ты, товарищ Ив Монтан, падла, мы тебя привечали, а ты вон кем оказался! Ты ведь помнишь, Саша, гулявшее в самиздате знаменитое «письмо» будущего редактора «Юности» Бориса Полевого «прогрессивному американскому писателю» Говарду Фасту, которое начиналось гениально: «Эх, Говард, Говард!» А дальше уже прямым текстом. Тебя в Крым возили? Возили. Радиопостановку «Тони и волшебная дверь» по радио крутили? Крутили. Коньяк, икру жрал? Жрал. Деньги получал? Получал. Так че ж ты, мужик, не по-честномусебя ведешь? Многих этих «прогрессивных» под конец уже тошнить стало от советской власти. Андре Жид, Дос-Пассос, Стейнбек, Сартр…