А.К.:Я, по-моему, уже вспоминал этот эпизод? Когда после аксеновского спектакля «Всегда в продаже» в «Современнике» мы все стояли отдельной толпой у выхода из театра, который тогда помещался на «Маяковке», ныне Триумфальной площади… Лишь прохожие таращились на такое скопище звезд, среди которых и я, никому тогда не известный, оказался: Галина Борисовна Волчек, Олег Табаков — ну все, кто в спектакле был занят. Плюс Вася, плюс Высоцкий вдруг появился. Михаил Козаков, помню, еще был… И все мы поехали в театр на Таганке, где контролеры билетов не спрашивали, а пропускали, заглядывая каждому в лицо. Весна была, май и один из первых подпольных концертов группы Леши Козлова «Арсенал». Где тогда еще, значит, солистом у него был и прекрасно пел такой страннейший парень, вроде бы украинский возвращенециз Канады, кажется. «Арсенал» показывал куски из “Jesus Christ — superstar”, еще какую-то самую модную тогда музыку, и я запомнил, что они все время как-то вместе держались, Аксенов и Высоцкий. Этот эпизод не имеет, пожалуй, никакого прямого отношения к нашей сегодняшней теме, но это было какое-то такое братство«шестидесятников». Ночной концерт… Запрещенная музыка… Сейчас милиция придет и всех разгонит… Юрий Петрович Любимов… Просто заглядывали в лицо, пытаясь понять, «свой» или «не свой»… Семьдесят третий, по-моему, год…
Е.П.:Да и я, наверное, повторяюсь, но снова вспоминаю ту новогоднюю ночь в Пахре на даче Эдуарда Володарского с семьдесят девятого года на восьмидесятый. Думаю, что это вообще была последняя встреча Аксенова и Высоцкого на этой земле. Трифонов… Высоцкий… Аксенов… Никого уже нет… Разошлись под утро, а днем пришла весть, что Володя разбился на своем «мерседесе», когда гнал с дикой скоростью в сторону Москвы по ледяному Калужскому шоссе. Слава богу — не до смерти! Я все голову ломал — что его так рано, спозаранок в столицу понесло после бессонной ночи? И лишь через много лет добрые люди объяснили, что все дело было опять же в наркотиках. К весне Высоцкий куда-то уехал, Васю летом «уехали», перед Олимпиадой, а во время Олимпиады и Володя скончался… Думаю, они очень нужны были друг другу. А считать ли их друзьями? Увы, не знаю.
А.К.:И вот я думаю, кто ж еще был Васе настоящим другом? А вот Олег Павлович Табаков, с которым дружба была большая и с которым тоже они…
Е.П.:Поссорились?
А.К.:Не нашего с тобой ума дело. Вспомни лучше, какую потрясающую трогательную речь Олег Павлович произнес на вечере памяти Аксенова в ЦДЛе, где мы все вместе были. Вася восхищался, помню, как Табаков в его «Всегда в продаже» изумительно играл. И вообще он Олега очень любил.
Е.П.:Да, и мне он множество историй рассказывал из их общей юности, суть которых сводилась к тому, что Олег Павлович, актерище, играл всегдаи везде— в театре, кабаке, ЦК КПСС. Вася приехал в Болгарию и там в холле гостиницы случайно встретил Табакова. Олег Павлович сначала разыграл пантомиму на тему «глазам своим не верю», потом, кривляясь, ужаснулся, посуровел и, заняв позицию за пальмой в кадке, принялся палить в Аксенова из воображаемого пулемета. То-то радости было советским болгарам!.. Я только теперь вспомнил, что ведь Василий Олега Павловича изобразил под его настоящим именем и, следовательно, с его согласия — в антисоветском романе «Ожог».
А.К.:Вообще-то в «Ожоге» из тойтусовки не только Табаков присутствует. Там фигурируют еще несколько персонажей, чьи прототипы были в Москве широко известны. Например, Андрон Михалков-Кончаловский, человек, с которым Василий был… ну, во всяком случае, в таких… в тесных отношениях, они много пересекались. Эта компания творческой молодежиперемещалась по одним и тем же центровымместам — ЦДЛ, Дом актера, Дом кино…
Е.П.:Еще он нежно к Михаилу Козакову относился. Они как-то встретились в Прибалтике, сидели в кафе, и вдруг какой-то там мужик, случайный прибалтиец, увидевши Козакова, сказанул ему нечто антисемитское, после чего немедленно получил по морде от крепкого спортсмена Аксенова.
А.К.:Таинственные отношения были у Васи с художником Стасисом Красаускасом. Помнишь посвященный ему рассказ про баскетболистов? Мне кажется, он для Васи был такой частью Прибалтики…
Е.П.:Господи! Мы же Окуджаву забыли!
А.К.:Думаю, с Булатом Шалвовичем у Васи были хорошие, ровные, товарищеские отношения. Не более того. Хотя бы потому, что между ними была разница в возрасте. Не очень большая, но существенная, учитывая, что Окуджава успел побывать на фронте. А это принципиально важно! Ну и, думаю, у них было немножко разное отношение к окружающей действительности. Окуджава с советской действительностью не сразу рассорился. А Вася с ней, можно сказать, находился во вражде всегда. Полагаю, Высоцкий ему ближе был. А вообще-то меня изумил твой рассказ, что, когда вы ехали в Крым, Вася Высоцкому подпевал. Вася — джазовый человек. А джазовые люди к бардам относились с кривой усмешкой. И к Высоцкому, и к Окуджаве… А уж к остальным — и говорить нечего. Джазовые люди — у них другие немножко уши, им музыки надо больше, а не антисоветских или лирико-романтических стихов… разного качества.
Е.П.:Между прочим, Вася как-то во время одного из своих явлений в Москву из Америки с превеликим удовольствием слушал у нас в доме Мишу Кочеткова, Андрея Анпилова, Бачурина, Туриянского. Клянусь!.. И еще, кроме возрастных различий, между ними была одна существенная разница. А именно: Окуджава был членом КПСС, понимаешь?
А.К.:Был. Но, с другой стороны, Васины приятели, они же соавторы книги «Джин Грин — неприкасаемый», не то что в КПСС состояли, но и еще бог знает где: военно-морской поэт Григорий Поженян, советский разведчик Овидий Горчаков. Это что?
Е.П.:Он и о том и о другом отзывался с восторгом. Про Горчакова рассказывал, что «советского разведчика» за какие-то чекистские провинности свои же коллеги загнали в убогую дыру на Дальнем Востоке, где он начал спиваться и задумываться о самоубийстве. Горчаков Василию хвастался своими военными подвигами…
А.К.:С Поженяном я познакомился у Васи, потом он меня встретил как-то на улице возле «Известий» и почему-то хотел подарить мне огромный нож из своей коллекции. Я еле отбился. И вот, казалось бы, что общего у Васи с такими людьми?
Е.П.:Думаю, дело в том, что и Горчаков, и Поженян под завязку были набиты гениальными историями. Вот Поженян при мне рассказывал Васе, как в конце войны служил в Дунайской военной флотилии на торпедном катере, и они вошли в какойто румынский город, а в этом городе взяли банк со всей его наличностью. Как люди умные, они два чемодана денег сразу же отдали особистам, а с остальными не знали, что делать: в городе все закрыто, света нет, купить нечего. Заглянули в единственную освещенную лавку, где, как выяснилось, торговали бюстгальтерами. А у них был украинец-старшина, который особо горевал от жадности, что завтра в бой, и деньги, стало быть, пропадут даром. Он и говорит: «Лифчики так лифчики. Будем покупать». Но когда продавщицы увидели, сколько у русских освободителей денег, то они их поняли превратно и стали раздеваться. Что дальше с дамами было — Поженян умолчал, но закончил тем, что старшина, купивший целый мешок бюстгальтеров, следующей ночью, когда они плыли по Дунаю, устроился в темноте под луною на корме… ночь лунная, и он бросает эти лифчики один за одним туда, в бурлящую темную воду…
А.К.:Пили они еще зверским образом во время сочинения «Джин Грина», Вася рассказывал. Хотя Овидий Горчаков лежал в лежку, поскольку у него было что-то с позвоночником и его мучили жуткие боли. Но, тем не менее, пили…
Е.П.:А вот еще мы о ком не поговорили — о Васиных друзьях казанского детства и юности. Его школьных соучениках, однокашниках по мединституту…
А.К.:Ты знаешь, я честно скажу: для меня это белое пятно. Может, на нашу книгу они откликнутся. Если, конечно, живы. Хотя что они могут вспомнить, когда целая жизнь у них врозь с Василием прошла? Как девчонок за косички дергали?
