Дэвид никогда не забудет, что все эти акры плодородной земли были украдены у его недальновидного отца, что они были его наследием и что по праву они должны принадлежать ему. Но он понимал: сила и горячность, основные постулаты «Диких парней Найроби», никогда не вернут ему землю назад. Четкий расчет и осторожность, когда ты двигаешься, словно лев, внимательно изучаешь добычу, следуешь за ней, оставаясь все время настороже, и наносишь удар в самый критический момент — такую тактику собирался избрать Дэвид Матенге.

Он хотел вернуть эту землю себе и сделать это по закону, как и подобает истинному владельцу.

Дэвид окинул взглядом пять тысяч акров кофейных деревьев и принял решение.

Дэвид обнаружил Мону Тривертон в юго-восточной части поместья, неподалеку от съезда на дорогу до Киганджо.

Она стояла в кузове грузовика, прикрыв ладонью глаза от солнца, и оглядывала окрестности.

— Черт! — выругалась она и уже собиралась спрыгнуть вниз, когда заметила Дэвида.

Он поднял голову и посмотрел на нее. Ему припомнилось много всего: как стоически она переносила судебное разбирательство над матерью; как умело управлялась с лошадью на поле для игры в поло; как отважно вела себя при пожаре, застигнувшем их двоих в хижине больницы.

Мона смотрела на него, и почему-то в этот жаркий день ей стало холодно. Несколько раз в зале суда она поднимала глаза и встречалась с пристальным взглядом Дэвида Матенге. Сейчас он смотрел на нее точно так же. Его лицо оставалось неподвижным, словно маска.

— Что вы потеряли, госпожа? — спросил он по-английски.

— Работников. Они снова ушли. Уже в четвертый раз за этот месяц. — Она слезла на землю и отбросила темные пряди от лица. — Здесь уже пора убирать урожай.

— А где же женщины и дети?

— Я отправила их на северный участок на прополку. Здесь мне нужны мужчины!

Дэвид изучающе смотрел на нее. Госпожа злилась. Она не знала, что ей делать. Женщина, оставшаяся в этом большом доме совсем одна, без мужа, на которого она могла бы опереться.

Она засунула руки в карманы и отошла на несколько шагов в сторону. Мона повернула голову, глядя на засаженные кофейными деревьями холмы. Она сделала глубокий вдох, успокаивая себя.

— Как мне заставить их работать? — тихо спросила она.

— Я знаю, где сейчас работники, — произнес Дэвид.

Она повернулась к нему.

— И где же?

— Пошли пить пиво в Мвейгу. Их не будет несколько дней.

— Но кофе нужно собрать! У меня нет нескольких дней! Через неделю весь мой урожай будет потерян!

Дэвид мысленно поправил ее — «мой урожай» — и сказал:

— Я могу привести их обратно.

Мона недоуменно посмотрела на него.

— Зачем вам это?

— Затем, госпожа, что вам нужен управляющий, а мне нужна работа.

Ее глаза округлились.

— Вы хотите работать на меня?

Дэвид кивнул.

Она ошеломленно смотрела на него.

— Вы думаете, у вас получится? Ну, в смысле, все это… — И обвела руками окрестность.

Он рассказал ей о своих занятиях в Уганде, о том, что получил диплом.

Мона задумалась. Она была в замешательстве, не зная, можно ли ему доверять.

— Вообще-то я уже давно пытаюсь найти управляющего, — медленно проговорила она. — Но все хотят владеть собственной фермой, а не работать на кого-то еще. Я буду хорошо вам платить, и вы сможете построить себе дом на территории поместья.

— Мне потребуется полная власть над рабочими. А также полная свобода действий. Это мои условия.

Мона снова задумалась. Но затем представила написанные в своих расходных книгах красным карандашом цифры, обозначающие все возрастающие долги. Ведь во время разбирательства и в течение нескольких месяцев после него плантацией никто не занимался.

— Хорошо. Договорились.

Когда она протянула ему руку, он невольно отшатнулся.

Но Мона и не думала ее убирать.

Дэвид Матенге в нерешительности пожал протянутую ему ладошку.

— Можете приступать немедленно, — тихо сказала она.

Он опустил взгляд и удивленно уставился на две ладони, белую и коричневую, сомкнувшиеся в рукопожатии.

Когда у Ваньиру начались схватки, она сразу же поняла, что что-то не в порядке, и встревожилась.

Прижав одну руку к пояснице, а вторую к животу, молодая женщина выпрямилась и сделала несколько глубоких вдохов. Мама Вачера предупреждала ее, чтобы она была поосторожнее с этой беременностью, но Ваньиру, упрямая и неумевшая находиться без дела даже минуту, не послушалась совета свекрови и отправилась в лес собирать листья лантаны.

Это все Дэвид виноват, решила Ваньиру, пережидая, пока стихнут схватки. Его мать была уже в том возрасте, когда ей требовалась помощь нескольких женщин, а ей приходилось довольствоваться лишь обществом Ваньиру. Но Дэвид, после того как женился семь лет назад, ни разу не заикнулся о том, чтобы купить хотя бы еще одну жену. Именно поэтому Ваньиру и пришлось сегодня отправиться за реку в поисках листьев лантаны, которые требовались маме Вачере для изготовления снадобий.

Ваньиру эгоизм Дэвида возмущал гораздо больше, чем маму Вачеру, которая была чересчур снисходительна к своему безответственному сыну. Вачера защищала его, утверждая, что у Дэвида все впереди и что он успеет еще обзавестись новыми женами, а пока управление имением Тривертонов отнимает у него слишком много времени, чтобы он мог исполнять свой супружеский долг с несколькими женами. Пожилая женщина заявляла, что Ваньиру и так видит своего мужа гораздо реже, чем ей бы того хотелось. Что же будет, если ей придется делить его с другими? Ваньиру возражала на это, что помощь одной жены значительно облегчила бы работу на шамбе, дав им возможность хоть немного отдохнуть.

Схватки повторились, и Ваньиру прижала к животу обе руки. Она не может потерять этого ребенка.

За семь лет замужества Ваньиру Матенге была беременна шесть раз. Одна беременность закончилась выкидышем, другой ребенок родился мертвым, трое малышей умерли во младенчестве. Выжила лишь последняя, Ханна, крепенькая малышка, которая осталась на шамбе со своей бабушкой. Ваньиру страстно хотела родить хотя бы еще одного здорового ребенка и молилась, чтобы это был мальчик, в котором мог бы возродиться дух ее отца.

Что касается имени будущего ребенка, то тут Дэвид и Ваньиру никак не могли прийти к согласию. Если родится мальчик, она хотела назвать его Камау, в честь своего отца, как требовали того законы кикую. Но Дэвид настаивал, чтобы его дети носили имена мзунгу, белых людей, говоря при этом: «Придет день, и мы станем свободным и независимым народом, живущим в современной стране. Поэтому мы должны будем идти в ногу со временем. Родится девочка — назовем ее Сарой, а если будет мальчик — Кристофером. При всем своем сильном и независимом характере Ваньиру вынуждена была подчиниться воле мужа. Но про себя она будет звать своего сына Кристофер Камау Матенге.

Когда ее снова охватила резкая и сильная боль, Ваньиру посмотрела на небо, чтобы определить, который час. Некоторое время назад европейские власти ввели в округе Найэри комендантский час, объяснив, что это «вынужденная мера, вызванная нарушениями законности и правопорядка, совершаемыми определенными элементами». В округе действовали незаконные формирования, а по ночам происходили несанкционированные собрания. Ваньиру знала, что они имели в виду неуловимую, таинственную организацию, которая называла себя никому не понятным именем May May. Члены этой группировки прятались в лесах, стремительно и неожиданно нападали на фермы белых поселенцев и затем вновь исчезали на окутанных туманами склонах горы Кения. Власти заявляли, что в округе орудует всего лишь кучка радикально настроенных, плохо организованных смутьянов и что нет совершенно никаких причин для беспокойства. Самое большое, на что они способны, — кража скота у белых поселенцев. Для борьбы с ними и был введен комендантский час, который запрещал африканцам покидать стены своих жилищ после наступления темноты и до первых лучей солнца.