Мона содрогнулась.

— Кения вовсе не такая.

— А тогда какая же? Ты живешь в хижине?

— У нас большой дом.

— Белладу, — сказала Шарлотта. — И что же должно означать это название?

Мона нахмурилась. Название имело что-то общее с этим домом, Белла Хилл; она знала, что они как-то связаны друг с другом. Это также было связано с тем, что этот великолепный дворец гораздо в большей степени является ее родным домом, а не Шарлотты, что ее дядя, и тетя, и кузина здесь были только гостями, домоправителями, как однажды сказала Роуз. Но все это было слишком сложно для Моны.

— Ну, хорошо, — произнесла Шарлотта со вздохом мученицы, — тебя научат хорошим манерам в академии. Они это умеют!

Мона нашла Нджери спящей на раскладушке возле своей двери, разбудила ее и прошептала:

— Вставай! Мы убегаем!

Нджери терла глаза.

— Что случилось, мемсааб Мдого? — сонно спросила она, называя ее по имени, как того требовала Роуз, которое означало «маленькая хозяйка».

— Вставай! Мы убегаем!

На Моне был костюм для верховой езды: красный бархатный жакет и белые бриджи. Ей показалось, что этот костюм больше подходит для побега, чем платье. В руках она держала узел с вещами, сделанный из наволочки, там были ее расческа и щетка для волос, мочалка, полпакета конфет и несколько смен одежды.

— Куда мы направляемся, мемсааб Мдого? — спросила Нджери, поднимаясь с раскладушки и дрожа.

— Просто подальше отсюда. Они не должны найти нас как можно дольше. Они должны думать, что я умерла. А когда они найдут меня, они даже не подумают о том, чтобы снова увезти меня из Кении.

— Но я не хочу убегать.

— Ты должна делать то, что я говорю. Ты слышала, как мой дядя назвал тебя? Негритоска! Ты знаешь, что это значит?

Нджери покачала головой.

— Это значит — «глупая». Ты же не собираешься быть глупой, ведь так?

— Но я не хочу убегать!

— Успокойся и пошли. Сначала мы пойдем на кухню, возьмем немного мяса и кукурузной муки. Мы уйдем надолго, и нам понадобится еда.

Несчастная Нджери последовала за ней вниз в темный холл, она в ужасе шарахалась от теней и с испугом смотрела на плоских людей на стенах. Мона несла факел, который высвечивал на ковре впереди них небольшое пятно. Их шаги заглушала толстая ковровая дорожка. Дом спал в ночной тишине.

В дальнем конце холла свет факела на минуту выхватил что-то, что привлекло внимание Моны. Она остановилась и взглянула вверх на портрет, осветив факелом знакомое лицо.

— Ой, — выдохнула она, — это же тетя Грейс! Она здесь такая красавица!

Нджери тоже взглянула вверх, заинтригованная ее словами. Она узнала хозяйку-доктори.

— Но какое на ней смешное платье! — воскликнула Мона. Потом она поняла, что это вовсе не ее тетя, а лишь женщина, которая была очень похожа на нее.

Мона отвела факел в сторону и продолжила движение вниз, в холл, так и не осознав две вещи: что на портрете, которое она только что видела, была изображена ее бабушка Милдред, которую она не знала, мать Грейс, Валентина и Гарольда, и что ее черты удивительно напоминают ее собственное лицо.

Когда они свернули за угол, Мона остановилась на мгновение, и Нджери врезалась в нее.

— Кто-то идет! — шепотом сказала Мона. Девочки осмотрелись по сторонам и быстро забрались в альков.

Двое детей, дрожа от страха и холода, наблюдали, как полная фигура в халате приблизилась к закрытой двери. Это был дядя Гарольд. Он постучал. А потом вошел, закрыв за собой дверь.

Услышав голоса внутри комнаты, Мона подползла ближе и прижала ухо к деревянной панели. Она узнала голос своего дяди, а затем матери.

— Прости, что побеспокоил тебя в такой час, Роуз, — произнес Гарольд, — но я должен сообщить тебе нечто важное и не могу ждать до утра. Поэтому сразу перейду к делу. Роуз, тебе следует сказать Валентину, чтобы он обуздал свою расточительность.

— О чем это ты говоришь?

— Он не ответил ни на одно из моих писем. Следующее письмо поступит уже от адвоката семьи, ты можешь сказать ему, что это от меня. Роуз, пожалуйста, перестань зевать и взгляни на меня.

Послышалось бормотание, а затем Гарольд выпалил:

— С той скоростью, с какой Валентин тратит деньги, скоро не останется ничего от Белла Хилл! Он распродает земли направо и налево. Поместье теперь едва дотягивает до половины того, каким оно было десять лет назад.

— Но он владеет Белла Хилл, Гарольд! — раздался мягкий голос Роуз. — Он может делать с ним все, что ему захочется. В конце концов это не твой дом.

— Роуз, я прекрасно сознаю тот факт, что мой брат позволяет мне жить здесь. Но я не могу стоять в стороне, когда он разрушает собственность семьи и наш семейный очаг. Ты должна сказать ему, чтобы он сократил свои расходы.

— О, Гарольд, у тебя разыгралось воображение.

— Роуз, ферма по выращиванию кофе убыточна. Так было с самого начала.

Мона услышала, как ее мать рассмеялась.

— Какая глупость! У нас приемы каждую неделю, у нас полно гостей. Нас вряд ли можно назвать обнищавшими, Гарольд!

Он глубоко вздохнул.

— И еще одна вещь, — сказал он. — Вот, прочти. Это письмо от Грейс. Она хочет, чтобы ты немедленно вернулась домой. Это имеет отношение к твоему сыну.

— Бедный маленький Артур. Он никак не перестанет быть нескладным мальчишкой. Ты знаешь, он постоянно падает, разбивает голову, обдирает локти. Валентина это просто бесит.

— Роуз, это очень серьезно. Прочти письмо.

— Гарольд, я смертельно устала, не сейчас.

— Есть и еще одна вещь, Роуз. Ты не сможешь отдать Мону завтра в Фарнсворт.

— Почему же?

— Потому что такие расходы Валентин не может себе позволить. Я не разрешу ему продать еще кусок земли от Белла Хилл только для того, чтобы послать дочь в дорогую школу.

— Ну разумеется, мы можем позволить себе послать Мону в Фарнсворт!

— Роуз, ты живешь в раю для дураков. Разве Валентин не говорил тебе ничего о вашем финансовом положении? Эта ферма существует на банковский кредит, который пополняется за счет продаж Белла Хилл! Это просто вопрос времени, все это предприятие рухнет!

— Мона поедет в академию, и покончим с этим.

— Боюсь, что нет, Роуз. Для того чтобы ее приняли в эту школу, у нее должен быть спонсор здесь, в Англии, который станет отвечать за нее. Это одно из правил. Я заберу свое предложение и откажусь быть ее опекуном. Ты должна забрать Мону с собой обратно в Кению и отплыть первым же пароходом. Насколько я понимаю, дело закрыто.

— Тогда я найду кого-нибудь другого, кто сможет быть ее спонсором.

— Кого? У тебя никого не осталось из семьи, Роуз. Будь же благоразумна. Держи ребенка в Кении, где вы сможете быть рядом с ней. Я точно знаю, что племянница леди Ашбери посещает европейскую школу в Найроби и что эта школа имеет очень хорошую репутацию. Подумай, Роуз. Это лучшее, что можно сделать.

По другую сторону двери двое детей посмотрели друг на друга. Затем Мона оперлась на стену и улыбнулась.

Она поедет домой.

— Доктори! Доктори!

Грейс подняла голову и увидела Марио, вбегавшего во двор. Он пронесся по ступенькам ее новой, крытой тростниковой крышей клиники вверх, миновал толпу пациентов, ожидающих своей очереди на веранде, и ворвался внутрь.

— Мемсааб доктори! — закричал он, задыхаясь от бега. — Пошли скорей!

За годы, проведенные вместе с мальчиком, она впервые видела ее таким взволнованным.

— Что такое? — спросила она, передавая ребенка, которого осматривала, няне.

— Моя сестра! Она умирает!

Схватив свою медицинскую сумку и тропический шлем, Грейс поспешила за Марио вниз по ступенькам веранды. Через двор, образованный шестью домами, крытыми тростником, они бежали мимо веревок, на которых недовольная медсестра развешивала матрасы и постельное белье для просушки, миновали загон для коз. Пробежали мимо нескольких хижин, в которых размещались десять ее наемных работников, и выскочили за ворота ограды, окружавшей миссию Грейс Тривертон. Пересекли поле для поло, прошли мимо хижины Вачеры, через деревянный мостик и вверх по холму, где женщины собирали урожай зрелых бобов и останавливались, чтобы посмотреть, куда мемсааб бежит так быстро, что развевается ее белая юбка и мелькает хорошо знакомая всем черная сумка в ее руках.