Тарджи и за собой заметил, что до смерти хочет домой. Надоел мир огненных цветов — нет в них огня, серые они. И трава серая, и небо — только ночью просветы в облаках бывают, днем никогда. Враги, и те серые. Увидеть бы синее небо над синим морем, зелень на берегу. Обнять жену да повалиться с ней на постель, старые сети или солому — что рядом окажется. С родителями увидеться, братьями. Зайти в кабак у рыбацкого причала, заказать рюмку крепкого и кружку пива, рассказать, как остановил деревянными кольями стальную черепаху, а слушатели сделают вид, что верят. Приходилось отгонять желания — только мешали идти к родному миру. Простым бойцам наоборот помогали, но командующему нужна ясная голова.

Непростой вышел путь, с боями. В основном — против мелких отрядов сутулых, они устраивали засады или кидались копьями и камнями из зарослей. С этим было легко управиться — войско просто держалось открытых мест, а если где и проходило через заросли — коней-то кормить надо, — сначала путь старательно проверяли разведчики.

Дважды встречались с вражеским войском. Первое — смешанное, сутулые и всадники примерно пополам. Оружие получше, чем у всех остальных встреченных в этом мире противников — много металлических клинков, доспехи даже у сутулых, маленькие камнеметы, навьюченные на плоских существ, что-то огромное на полозьях — может, таран, может, самострел, хотя вольники вовсю доказывали, что полевая пивоварня. А Тарджи подозревал, что не пивоварня оно, а то самое, что испускало смертельный свет. Еще были луки. У сутулых костяные — концы сложенных вместе двух ножных костей обматывались травяным жгутом, и очень щедро — получалось как будто два больших наболдашника. Люди даже сначала думали, что это двуконечные булавы, однако все же вроде как луки с очень толстыми костяными тетивами. Раза в полтора дальнобойнее человеческих, хорошо, что сутулым не хватало меткости. А луки всадников — овальная рама с перемычкой, вместо тетивы — пружина. Их удерживали двумя конечностями, натягивали тетиву третьей. Стрелы — тонкие металлические трубки с наконечниками из очень твердого серого камня, любой щит прошибали. В первой же стычке от таких стрел погибли шестеро, и Таржди увел войско. Попросту сбежали от врага, опять резвость коней спасла. Вот только удирать пришлось на восток, а к переходу в родной мир надо было на север.

Едва собрались свернуть, куда надо, как встретили сутулых — не то войско, не то толпу. До сих пор видели одних лишь сутулых-бойцов, а среди этих попадалось немало слишком худых, необычно толстых, покрытых морщинами, хромых, одноглазых. Почти у всех оружие — пики и камни, обработанная кость редкость. Но уж очень много было противников. Тучей шли, до небокрая сплошные серые тела. И, что вовсе плохо — с севера, иначе бы люди снова удрали.

Пришлось поворачивать на юго-запад, потом вовсе на юг — до сих пор местность была холмистая или ровная, а тут на пути показались горы. Больше всего напугали увиденные в сумерках огни на склонах — гиблое дело, с горцами в горах воевать. А на юге — тоже враги, которые уже один раз разгромили человеческое войско и взяли штурмом совершенно неприступную с виду крепость. И с востока враги, сильные даже с виду.

Тарджи уже хотел собирать совет, потому что сам не мог ничего придумать. Но Тильх обрадовал — обнаружил прямую тропу, ведущую как раз, куда надо — на северо-восток, к переходам в родной мир. Какая-то тут подземная река протекала, а переходы всегда по большим рекам находят, да и прямые тропы на текучей воде обычно.

Однако не мог один колдун все войско разом провести прямой тропой. Пришлось по частям: Тильх читал заклинание, на тропу становились сотня-две конников и уходили на север — исчезали с хлопками. Потом, когда проскакивали насквозь вражеское войско, колдун сходил с тропы, остальные конники шли ею дальше. А Тильх точно также — колдовством — возвращался за следующими. Сначала Тарджи беспокоился, что прямая тропа проходит прямо сквозь строй врагов, но Тильх благополучно вернулся — промелькнул сквозь ряды конницы и возник впереди. И тут же увел еще несколько сотен. С холма было видно замешательство в толпе сутулых там, где проходила прямая тропа. Сначала расступались, потом наоборот сбиваться начали, строились какими-то кругами. Тильх возвращался неизменно, а всех ли удалось вывести, не знал. Может, кто и потерялся в толпе врагов.

Тарджи уходил прямой тропой в последних двух сотнях — вроде как шкипер с тонущего корабля. Странно же это было: едва колдун закончил читать заклинание, лошадь Тарджи как будто шагнула на тысячу шагов и прямо в толпу сутулых. Стоят на расстоянии пики, смотрят бездумными, как у белок, глазами, отводят оружие для удара. Следующий шаг лошади — и уже другие сутулые вокруг, перепуганные. Остальные конники тоже виднелись — хоть и плотным строем шли, а все равно каждому находилось среди сутулых место.

А потом замелькала местность без всяких врагов. Тильх был рядом, и успел объяснить, что, сбиваясь на прямой тропе, сутулые никого не остановят, наоборот — через препятствия колдовство переносит быстрее. Если бы враги впритык друг к другу выстроились, конники проходили бы их войско с одного шага.

Сойти с тропы оказалось легко — просто свернуть. И Тильх точно знал, где — возле самого перехода в родной мир.

Остальных людей там не увидели, но колдун успокоил, что они наверняка промахнулись, потому что не могут чувствовать, где переход. Их командиры должны были отсчитывать шаги лошади, по девятьсот, но, даже если считали правильно, все равно разметало бы разные отряды далеко друг от друга.

С первыми двумя потерявшимися отрядами связались сразу — через переговорные печати. А они, как оказалось, уже успели с третьим связаться, тоже на севере был, и еще раньше связался с четвертым, которые еще дальше по тропе ушел. В общем, отряд Тарджи, получается, южнее всех сошел с тропы, остальные проскочили. Так боялись остановиться раньше времени, что сошли позже. Больше всех — аж три отряда — скопились в том месте, где подземная река выходила на поверхность. Как воду под копытами коней увидели, так и поняли, что пора останавливаться. А полторы сотни вольников — те, которые первыми по тропе уходили, — и дальше на север забрались.

Тарджи переговаривался через печать, а смотрел на Тильха, как тот бормочет заклинания, перебирает обереги, вышагивает, будто отмеряя что-то. Усталым выглядел — еще бы, целое войско провести колдовством на невесть, сколько переходов.

Остальные тоже смотрели на колдуна, и Тарджи подумывал разослать их в дозоры и патрули. Все домой хотели, надеялись прямо сейчас. И до чего же сильно было разочарование, когда Тильх объявил:

— Не открывается. Вероятно, закрыт. Необычным способом, как будто этот ход сделали условным.

— Что это значит? — потребовал объяснить Тарджи.

— Это когда все условия, чтобы появился переход, есть, но ему некуда вести.

Многие явственно перепугались: как это, некуда? Что случилось с родным миром?! Тильх успокоил, что ничего целому миру не сделается. Очень уверенно говорил, твердо. Как будто и себя самого тоже убеждал.

— Может, ты просто устал? — не хотел сдаваться Тарджи. — Отдохнешь немного, и ход откроется.

Тильх невесело усмехнулся и показал оберег в виде хрустальной капли — возле переходов он должен менять цвет с белого на желтый, мутнеть, мерцать по особому. Не показывал оберег перехода, во всяком случае — неуверенно себя вел. Пожелтел едва заметно, мерцал слабо и неритмично, а прозрачность как будто даже сильнее стала.

— Я думаю, кто-то закрыл переход, — вздохнул Тильх. — Способом, которого я не знаю.

Тарджи, видя настроение бойцов, сказал, что отчаиваться рано — не единственный на весь этот мир переход, даже тропа не единственная. Сперва надо все проверить, если везде не повезет, то и тогда — хотя есть основания отчаиваться, но есть и основания надеяться.

Выспались, подкрепились, накормили коней цветами. И двинулись к другому переходу в родной мир, что на этой подземной реке. Прямой тропой за полдня добрались, а по пути три раза видели других конников — тех, кто вчера слишком поздно сошел с тропы. Выходит, не слишком поздно на самом деле, а наоборот, рано.