— Нет, лучше о том, что происходило недавно.

— Ага… Ну, что конные латники и другие служивые получше, отправились воевать куда-то в иные миры, мы знаем уже. И что дороги сейчас охраняет кто попало, тоже… Ага, вот: Квирас стоял в заставе ночью… Он прислужником в армию нанялся, а сейчас в дорожной страже оказался. Так через их заставу прошел отряд степняков при легком оружии. Три тысячи бойцов со сменными конями. И у них была подорожная на всех.

— Да, это важно, — рассеяно отметила Леск. — Ты знаешь, заклинание еще действует. Можно тебя еще в кого-то вселить.

— Что, опять в Квираса?!

— Даже не знаю… трудно прицелиться.

— Тогда давай. Может, перебьет этого Квираса, а то меня и самого уже на выпивку тянет.

— Это не от Квираса, твоя душа и твоя тень не изменились. Это от расстройства. Тебе не нравится, что есть на свете такие, как Квирас.

— Я и так знал, что они есть, чего же не спился? И чего меня в него вселило — я же в Ринка хотел.

Немного подумав, Леск пожала плечами:

— Ты, наверное, был зол на Ринка, что он от нас спрятался, и потому попал в того, кто тебя особенно злит.

— Сложно все…

— Да, мир очень сложен.

— Ну да ладно. Давай попробуем еще кого-то.

Панх смотрел, как одевается Фупа. Хороша. Зубы кривые, ноги короткие, сама костлявая, как мальчишка. Поставить ее рядом с остальными женщинами, что были у Панха, так могут и за самую худшую признать, а все равно хороша. Особенно в постели — такое устраивает, что потом Панх весь день сонный и раскорякой ходит. Да просто нравилось слушать ее голос, смотреть, как она двигается. А еще Фупа нравом веселая, готовить умеет. Жениться, что ли? Пожалуй, пора. Хватит женщин перебирать, все равно не найдешь самую лучшую.

Любопытно, отец порадуется за сына, что тот наконец-то решил остепениться, или опечалится, что тот из успешного торговца драгоценными камнями превратился в полунищего беглеца? Порадуется. Уже хотя бы тому, что сын жив.

Повезло тогда Панху, что задержался у одной стареющей красавицы-дворянки — не могли друг от друга оторваться, — да и опоздал к обозу, с которым собирался ехать в Камышовый Затон. Поехал с селянами на телеге, запряженной тяжеловозом. Вовсе медленно, в дороге ночевать пришлось. В город въехали почему-то с запада. Панх и вспомнил, что тут недалеко живет одна вдовушка-равнинница. Стерва, но в меру, а до любви жадная. Как не зайти? Так что еще на ночь задержался. Кормить его с утра вдовушка и не подумала, зашел в обжорную лавку лепешку с мясом съесть. Туда же заглянул приятель и нашептал, что торговцев драгоценностями стража хватает — что-то там старшины цеха накрутили с налогами. Панх знал, что ни в чем не виноват, но приятель предположил: «Может, не в налогах дело. Может, кто-то из ваших у мытаря женщину увел». А запросто, у Панха было столько подружек на одну ночь, что не перечесть, и любая могла оказаться женой мытаря. Или дочерью. Или матерью. Потому к цеху Панх шел с оглядкой, а когда стражники впереди переглянулись и навстречу двинулись — свернул в переулок и бегом. Погнались и гнали до самой реки. Со свистом, чтобы других стражников подозвать. Панх, как выскочил на берег, то глянул в одну сторону, в другую и прыгнул в воду. В Камышовом Затоне река Тихая не оправдывает свое название — стремительно течет. Понесла, едва не утоп. А еще преследователи бежали вдоль берега и стреляли из луков. Стрел Панх не слишком боялся — обычный городской стражник не попадет по движущейся цели, особенно на бегу. Зря не боялся — когда выплыл к другому берегу, одна стрела вонзилась-таки в ногу, в икру. Больно было, жуть. Выдернул стрелу, а наконечник-то остался — он съемный был и с заусенцем. Забыл Панх, что стрелы надо не выдергивать, а проталкивать. Укрывшись в кустах, залил рану мочой, кое-как перевязал обрывком рубахи. И похромал, неизвестно на что надеясь. Все же повезло: дождь пошел, наверное поэтому никто не гнался — сначала не хотели мокнуть, а потом следы смыло.

А сам он заблудился. Не представлял до сих пор, что леса Приморских Равнин такие дикие. Уже на следующий день и следов человеческих не было, а Панх все хромал, ждал, что начнется лихорадка от наконечника — рана-то глубокая. Но жара не было, только нога болела. Аж повеселел немного, уже надеялся встретить охотничью заимку или лесной хутор, лишь бы с гостеприимными хозяевами. Лучше всего, чтобы одинокая женщина попалась, тогда Панх точно не пропал бы. А в лесу с раненой ногой… нет, не выжить. Хорошо, что после дождя часто попадались грибы, так бы голодал. А еще не хватало фляги: забрел в совсем непролазный подлесок, да к тому же сухой, и аж два дня воды не пил, жаждой мучился. Потом нашел-таки лужу — ничего вкуснее этой затхлой, считай болотной, воды в жизни не пробовал.

Потом, уже сбившись со счета дням, нашел дорогу, точнее — давно нехоженую широкую тропу. На запад вела, ну и побрел по ней, лишь бы в зарослях не путаться.

И неожиданно увидел посреди тропы человека — парня не старше двадцати пяти лет. Тонкокостный, но видно, что не хлипкий, а жилистый и сухой, волосы черные, глаза светлые, на поясе жуткого вида тесак. Побережник. Стало быть — жди коварства. Вот почему он не тянет руку к оружию? Умеет быстро выхватывать из любого положения? У него метательный нож в рукаве? А может он колдун и, если что, атакует волшебством? Впрочем, жди коварства, не жди, все равно будет неожиданным, иначе не коварство это.

Сошлись, поздоровались. Побережник назвался Синтом из рода хранителей янтаря стальной дороги и напрямую спросил, с кем имеет счастье встретиться в диких лесах. Панх честно ответил, что удирает от имперской стражи — побережники во вранье хорошо разбираются, чуют его. Этот пожал плечами и сказал кому-то за спиной у Панха:

— Не врет.

Панх быстро обернулся и увидел, как из кустов выходят двое побережников с луками. Да уж, коварство.

— Пойдем в стан, — немедленно предложил Синт. — Ты, я вижу, ранен.

Мелькнула мысль отказаться — Панх побаивался людей побережья. Они едят много рыбы, потому умные, перехитрить их почти невозможно, а уж когда сами начнут хитрить, или, не допусти небо, подличать, то не спасешься никак. Впрочем, берегут свое коварство, как змеи яд. Умные же.

По дороге Синт рассказал, что побережники — беженцы. Как-то прознали, что Император решил переселить весь их народ на Песчаный полуостров, и предпочли удрать. Умные, а против Императора идут, спастись надеются.

В стане собралось десятка три побережников — сидели вокруг костров, негромко переговаривались. Даже дети играли тихо.

Седой, но крепкий старик заговорил с Синтом на своем языке, который Панх можно считать, что не знал — так, слышал на нем несколько хороших песен, запомнил, просил перевести. Однако сейчас разобрал ответ Синта: «Такой же беглец, как и мы». Стало быть, беглецы. Куда бегут-то из самой середины Империи? Следовало расспросить, но побережники первым делом занялись раной. Шиск, женщина непонятного возраста — лицо и даже шея молодые, а руки и глаза старые, — приказала Палху снимать штаны. Казалось бы, не впервой раздеваться перед женщиной, а тут вдруг застыдился, только штанину задрал. Шиск хмыкнула и разрезала повязки.

Когда Панх увидел, что в ране копошатся черви, то понял: это конец. А побережница довольно кивнула:

— Повезло тебе. Черви гниль из раны выедают, потому гниль в кровь не пошла, и лихорадки не было. Так бы помер давно.

Потом она протерла запястья Панха крепким белым вином — «Чтобы гниль в кровь не занести», — воткнула в них по иголке, объяснила, что это, чтобы боли не чувствовал. И действительно, когда вытаскивала наконечник, было почти не больно. Вытащив, вручила:

— Будешь перед девками хвастать.

А в рану залила пахучий бальзам и наложила чистую повязку. Не забыла и пошептать — Панх узнал целительское заклинание. Удивился:

— Неужели действует?

— Даже на тех, кто не верит. В последнее время.

Еще и накормили — дали половинку лепешки и пустую миску, а из котла с похлебкой сам набирай, сколько хочешь. Панх из предгорников, по обычаям его народа, если пускают к котлу, значит, принимают в семью или ватагу. Но, видимо, побережники не знают этого обычая — чего бы им принимать чужака, к тому же хромого, который будет задерживать беженцев? Не возьмут с собой, смысла нет. Панх выяснил, что места здесь и вправду дикие, ближайшее селение — Камышовый Затон. Обдумывал, как бы выпросить у беженцев одеяло, флягу, котелок. Может быть, удастся осла купить. Серебра маловато, придется потратить зашитый в поясе сапфир. Настоящая цена у него, конечно, такая, что стадо ослов купить можно, но вдруг получится выпросить разницу золотом или серебром?