Леск повела перед зеркалом рукой — изображение переместилось, как будто Рес верхом на птице сидел и любовался битвой. Вот птица остановилась в воздухе над правым краем войска лунников, перелетела им в тыл. Потом вдруг мир в зеркале опрокинулся, стало видно только безоблачное синее небо. Леск тихо ругнулась, снова повела рукой — изображение качнулось, и теперь они видели землю строго сверху, как будто окно не в стене, а в полу… На траве — несколько десятков окровавленных трупов, лучники Лунного княжества, судя по стеганным курткам и колчанам стрел с белым оперением. Леск все же настроила так, что можно было видеть битву целиком. Происходило сражение на выходе из ущелья между невысоких гор — скорее всего, северо-восток княжества. Лунники отступали, уводили степняков к россыпям крупных камней, растягивали ряды — надеялись сражаться рассеянным строем, свести общую битву к множеству поединков. А степняки были и не против — выхватывали свои излюбленные прямые мечи, смело начинали схватку и чаще всего побеждали. Потом пешие степняки резко, видимо по приказу, расступились, и в поредевшие ряды лунников клином ворвалась конница. Лунники смешались, их строй распался окончательно, степняки рубили их с коней мечами, взрезали палашами, крушили дубинами. Несмотря на большое расстояние, было видно, как брызжет кровь. Рука Леск дрогнула, изображение снова переместилось.

— Хватит, — сказал Рес.

Леск сглотнула:

— Надо посмотреть… кто командует.

Она поводила рукой, нашла несколько белоснежных шатров — ставка вождя степняков. Приблизила — стало видно плотную кучку вооруженных всадников, и среди них самого вождя. Могучий мужчина в самом расцвете верхом на огромном вороном коне, в расшитом серебром кафтане и красных шароварах. А рядом на обычной степняцкой лошади — хрупкий с виду человек в простой полотняной одежде. Леск еще приблизила. Смолистые волосы, светлые глаза, сложение… это был побережник. Рес и Леск долго рассматривали соплеменника, а тот не двигался, невозмутимости степняков подражал. Наконец, вождь тронул коня вперед, побережник поехал рядом.

Леск еще поводила рукой. Битва завершилась, немногие выжившие лунники стояли на коленях, опустив головы и сложив руки на груди — сдавались. Леск сделала так, что высота стала просто огромной — будто на карту смотришь, горы пригорками кажутся. Прошептала что-то, и картинка в зеркале исчезла, сменилась обычным отражением книгохранилища с Ресом и Леск.

— Не нужно колдовать здесь слишком часто, — объяснила Леск. — Кадьор может заметить.

— А так не заметит?

— Думаю, нет.

Рес кивнул на волшебное зеркало:

— Странно, что он его прямо так повесил. Я бы спрятал… или это он решил спрятать на самом видном месте? Думал, тайники будут искать, а на то, что в открытую на стене висит, не глянут даже?

— Нет, это было бы глупо. Слишком странно смотрится зеркало в книгохранилище. Скорее всего, у Кадьора много волшебных зеркал, а это он повесил здесь, чтобы далеко не ходить, если нужно будет что-то посмотреть.

— Да, наверное. Только… что это было? Какая-то старая война?

— Волшебные зеркала показывают то, что есть прямо сейчас, прошлое или будущее не показывают.

— Выходит, лунники со степняками прямо сейчас воюют?! Чего это они?!

— Не знаю. И, выходит, лунники не такие уж хорошие воины, как принято считать.

— Почему? А, ты думаешь, раз здесь разгромили, тогда вообще ничего не могут? Но здесь-то понятно, почему разгромили: от лунников всего-навсего ополченцы воевали, а от степняков — телохранители вождей, гвардия, если по имперски. Спешенными — точно они, уж больно мечи хороши. Да и командовали лунниками совсем плохо — видишь, степняки лучников перебили всех. Какой-то наместник Лунного княжества, видать, в приграничных селениях ополчение собрал и на степь двинул, все надеется закрепиться на север от гор. А степняки им навстречу отборные войска. Непонятно только, как успели — телохранители возле ставки степняцкой живут, сейчас это город Круг Ветров — далеко до любой границы.

— Очень просто — прошли прямой тропой.

— Заклинанием?! Да у степняков и колдунов-то нету давно, прогнали всех!

— Теперь есть. Тот побережник, наверняка это он провел войско прямой тропой.

Вечером снова отправились в кабак. Может, и не стоило Леск идти — в прошлый раз там других женщин не было, а на нее посматривали не то со злорадством, не то с сочувствием. Если здесь кабаки только для мужчин, то почему не разобъяснят с самого начала? Видно же, что Рес и Леск люди новые, порядков местных не знают. Или здешние обычаи должны быть понятны из самых общих соображений? А из каких? Они же разные могут быть. Что у одних народов доблесть, то у других — трусость, а у третьих — глупость. Как бы выяснить, что тут за порядки?

Рес осмотрелся, нашел, что нужно: рыжебородый мужик смешанной крови — беглецы уже знали, что таких здесь называют средняками — сидел за столом один, отпивал неторопливо из кружки. Явно растягивал, чтобы на дольше хватило. Рес взял кувшин браги, подсел к средняку и молча налил ему. Вскоре выслушивал жалобы пополам с советами:

— Вот зря ты жену привел сюда. Не любят колдуны, когда женщины пьют с мужьями. Им надо, чтобы жены мужей изводили за пьянство. Так разве одна кружка в день — пьянство? Вот скажи?

Рес пожал плечами — если согласиться, то выйдет как бы намек, что средняк уже четвертую допивает, причем две за счет Реса.

— А потом же обязательно припомнят на весеннее равноденствие, — вздыхал средняк.

— И что сделают?

— А возьмут и решат, что ты для промежутка не нужен. И выгонят.

— Промежутка?

Средняк удивленно посмотрел на Реса, хохотнул:

— А ты что, не знаешь, куда попал? Весь Первый Порог и есть промежуток. В промежутке все — и город, и поля, даже море.

— И что это означает?

— А то, что идти отсюда некуда, куда не пойдешь, все равно возле Колдуньи окажешься, на тропе от прибрежных складов до смолокурни. Даже если к югу уйти да в море заплыть, все равно на Колдунье окажешься. Что правда — на воде, а не в лесу, с воды только на воду выпускает. А обратно только колдуны могут вернуть, а их попробуй уговори. Потому страшно далеко от города уходить.

— А могут и насильно выгнать?

— И выгоняют. Каждое равноденствие кого-то ненужного находят. Или если кто провинился слишком…

— А сами не уходите?

— Зачем?! Уйдешь — а потом куда?! В Кустики — так и там не примут, у них все места на отмели размечены. Разве помрет там кто или сюда оттуда кого заберут, или в другие промежутки. А вверх по реке — то же самое, в поселения так просто не возьмут, а в промежуток — с колдуном договариваться надо.

— А за что могут выгнать? К примеру?

— Так чуть не за что угодно! Разоришься — выгонят, разбогатеешь слишком — все равно выгонят. Кузнец у нас был, хороший кузнец, так его выгнали, что молчаливый был слишком.

— Чего?! Да разве болтливые кузнецы бывают?!

— Тот даже как для кузнеца молчал много. По правде, не только за молчаливость выгнали его, он вдовый был, а по новой жениться не хотел. За что угодно могут погнать. Даже и не говорят, бывает, просто скажут, что не нужен, и все, проваливай.

— А отказаться?

— Да ты вообще ничего не знаешь! Откажешься — вглубь отправят.

— Куда?

— А есть такие промежутки, с которых без колдуна не выберешься. А отбиваться надумаешь, так сожгут огнем колдовским.

— Огнем?

— Ну! Глянет на тебя, заклинание пролопочет, а ты уже и поджаренный, как поросенок на вертеле. А одного тут, было, прямо в доме сожгли столбом огненным. И пепла не осталось, дым только.

Рес сразу же вспомнил самое начало их с Леск затянувшегося бегства, когда она сожгла остролицего селянина — тоже огненным столбом, и тоже пепла не осталось. Ошиблась в заклинаниях — а не ошиблись ли и тут? Нету же никакого смысла дом сжигать вместе с хозяином.

— Так промежутки бывают разные? — спросила Леск. Смотрела в сторону, но все равно было видно, что ее глаза блестят от любопытства. Рес свои спрятал на всякий случай — тоже не терпелось узнать, что за промежутки.