И люди местные слишком уж в открытую пялятся на Реса и Леск, некоторые тоже спотыкаются. В империи не пялятся, не так уж много осталось глухоманей, где чужаки редкость, и даже там поглядывают исподтишка, а не таращат глаза. Ресу под чужими взглядами неуютно было.

А еще чувствовалось, что недалеко море — в переходе, не больше. Тогда понятно, почему островянин в Кустиках был так спокоен. Непонятно, где же на самом деле находится селение Первые Пороги. На востоке материка? Там, вроде бы, другая растительность, какие-то стелющиеся деревья, трава в рост человека. Впрочем, может быть и байки все это моряцкие. Тем не менее, Рес присматривался к деревьям и кустам, и обнаружил, что некоторые никогда раньше не видел. Он бы запомнил колючий куст с мелкими овальными листочками и красными ягодами. А знакомые растения все равно как-то непривычно выглядели — у сосен иголки длинноваты, у кленов листья слишком вытянутые.

Ог провел беглецов по главной улице, свернул на малозаметную тропку и вывел к большому дому — почему-то сразу понятно, что это не просто жилище, здесь сосредоточена власть.

Вошли внутрь через массивную двойную дверь, обшитую изнутри бронзой — дом к защите подготовлен. Хотя довольно давно, старая бронза.

— Вы женаты? — спросил Ог.

Рес и Леск с гордостью подтвердили.

— Тогда вас можно селить в одной комнате. — Вроде бы Ог сказал это с удовлетворением, но все же слышалось, что не хочется ему оставлять беглецов вдвоем.

Открыл еще одну дверь:

— Это комната для гостей.

Пожелал глубокого сна и ушел.

Небогато в комнате — голые бревенчатые стены, пол застлан циновками, маленькое мутное окошко. Зато настоящая кровать, а не растянутая кожа. Большая, на двоих — вот радость-то, давненько уже на кучах листьев ночуют. И все же — либо скудно здесь живут, либо не рады гостям.

Вошли, замерли, навострили уши — если кто-то подслушивает, его присутствие можно уловить по дыханию, запаху, стуку сердца. Только чувствительность нужна, как у побрежников.

В большом доме оказалось достаточно звуков и запахов, а близких вроде бы нет. Рес прислонял к стенам зажатый в зубах нож, Леск прослушивала их с помощью найденной в комнате глиняной кружки. Выяснили, что за правой от окна стеной кто-то есть, затаился. Поэтому улеглись в постель и говорили очень тихо, на ухо друг другу. И на языке побережников, понятное дело, к тому же искаженном — с перепутанным порядком слов, пропущенными слогами и лишними окончаниями. Кому язык побережников не родной, не поймет.

— Я не верю Огу, — шептала Леск.

— Ага, врет он много. А уж сколько всего не знает — и про драконов, и откуда фоликсы берутся, и про оберег… того колдуна, как его… Шелтока. Говорил, что Шелток колдовством фоликсов отгоняет. А уж про то, где мы сейчас, про эти Первые Пороги… Я, так не понимаю, где это мы.

— Усложненное заклинание прямой тропы. Понимаешь, обычное заклинание прямой тропы приближает далекие части мира, а это — действует наоборот, раздвигает близкие части мира, а между ними оказывается… что-то еще, что-то другое.

— Другой мир?

— Возможно.

— Ты уверена?

— Я очень хорошо расслышала заклинание, почувствовала, как оно работает. Я уверена.

— А мы сами сможем выбраться?

— Да, даже ты в одиночку сможешь — достаточно просто идти обратно по тропе, и тебя… вынесет обратно.

— Я без тебя не уйду.

Из-за стены донесся тихий шорох, потом шаги — скрывавшийся там соглядатай, видимо, решил, что побережники уже спят, и ушел. Им еще было о чем поговорить, но слишком долго лежали, прижавшись, соприкасались щеками, шептали друг другу на ухо, так что принялись стаскивать друг с друга одежду.

Уснули далеко за полночь, проснулись поздно. Рес первым — лежал не двигаясь, смотрел на жену. Однако пришлось вставать и одеваться — за дверью кто-то был, явно ждал. Это оказалась девочка лет двенадцати, по внешности — из народа предгорий. Она объяснила, где можно умыться, позавтракать, добавила, что Кадьор уже ждет.

— Правитель местный? — уточнил Рес.

— У нас нет правителя, — гордо ответила девочка, — Кадьор не правитель, он советник.

— Чей советник?

— Всех!

Рес хотел, было, спросить, хорошие ли советы дает Кадьор, но передумал.

Завтракали под навесом на свежем воздухе — та же девочка принесла откуда-то горячие лепешки, овечий сыр, отвар из лесных трав с медом и самое странное — фрукты с далекого юга. Апельсины и ананасы. Невероятно вкусно.

— В Кустиках ни хлеба, ни сыра не было, — заметил Рес на искаженном языке побережников.

Леск рассудила:

— Туда только местные колдуны могут ходить. То есть, дойти может кто угодно, но чтобы вернуться, нужно колдовство.

— Многовато здесь колдунов.

— Когда-то на них в человеческих странах охотились, очень многие колдуны исчезли неизвестно куда.

— Сюда сбежали.

— Похоже. Особенно странной кажется история двухсотлетней давности, когда полностью исчезло тайное общество шаманов Пятого племени. А выжить в диких местах колдуну легче. И легче найти других колдунов.

— А фрукты эти — они-то тут откуда? Опять заклинание прямой тропы обращенное?

— Усложненное. Да, наверняка.

— Так тогда, выходит, часто они за фруктами ходят…

— Возможно. А может быть — носят фрукты только для себя.

Кадьор оказался явным трехречником, ждал беглецов в небольшом дворике, в тени кустов. Полноватый, с открытым добродушным лицом, он так радостно поздоровался и так доброжелательно улыбнулся, что у Реса засосало под ложечкой, рука сама потянулась к тесаку, а лицо стало глуповатым и доверчивым.

Когда Кадьор спросил имена побережников, Рес едва удержался, чтобы не соврать. И Леск тоже чуть помедлила перед тем, как ответить. Врать особого смысла не было, наоборот — если Кадьор колдун, то он может чувствовать ложь, Леск рассказывала про особые заклинания для этого.

— Так вы действительно люди побережья? — с подкупающей простотой любопытствовал Кадьор. — Вас действительно изгнали из империи?

— Да я же говорю — нет! — возмущенно развел руками Рес. И понял, что дальше отвечать на вопросы придется ему, раз начал. Лучше бы Леск разговаривала, она начитанная, а Рес притворялся бы немногословным.

— Но что же произошло?

— Да нас наоборот выпускать не хотели. Сперва хотели всех собрать на Песчаном полуострове, а мы в бега, так на нас и вовсе охотиться стали.

— То есть, Император решил уничтожить народ побережников?

— Всех-то не уничтожил бы, мы ж не только в Равнинной империи живем. По Горькой реке, что из Холодной степи через страну девяти племен течет, и вовсе только наши живут от среднего течения до самой дельты, хотя там не расселишься особо, скудные места. И все равно — наша земля. А так везде побережники есть, даже в империи меднолицых три небольших общины серебряной дороги есть.

— Серебряной дороги?

Пришлось объяснять, что такое дороги у побережников, чем они отличаются от родов. Казалось бы, что такого — выходит женщина замуж, переходит в род мужа, но ведь для своих родителей она не чужая и дети ее не чужие, так разные роды объединяются, дорога образуется. А Кадьору почему-то непонятно, как все побережники до сих пор в одну дорогу не слились — ведь даже если бы слились, все равно разделились бы.

Многое пришлось объяснять, порой — совершенно очевидное для любого жителя империи. Не понимал Кадьор, к примеру, почему общеимперские указы оглашают через два месяца, как подпишут — ведь очень просто это, гонцы должны указ до самой дальней границы доставить. Думал, что наместникам подчиняется армия, и удивлялся, почему не так. Спрашивал, почему в империи мало разбойников — будто не знал, кто такие егеря и чем они занимаются.

Однако порой Кадьор уж очень к месту вопросы задавал, как будто уже знал ответ. К примеру, когда Рес сказал, что многие побережники бежали из империи морем, Кадьор спросил, почему имперский флот их не остановил — словно знал, что военные корабли патрулировали море, и беглецам пришлось ночью проскальзывать. Откуда-то было Кадьору известно, что на Пахотных равнинах нет и быть не может тайных дорог — однако нужно равнины увидеть, чтобы самому до этого додуматься.