— А вы его уже вязали?
Крис издал странный звук, будто закашлялся. Потом снова ухватил палку и отбежал в сторону, за деревья.
— Да, но только за границей.
— А сколько ему лет?
— Шесть.
— И всё же, мадмуазель, хотя бы ошейник на него наденьте. Помимо всего прочего, без ошейника его могут принять за бродячего пса.
— Может, вы и правы, — с некоторым сомнением сказала я. На бездомную собаку Кристиан, с его ухоженной пышной шерстью, по-моему, никак не походил.
Мой собеседник поставил успокоившуюся собачку на землю, и та деловито принялась вынюхивать что-то на обочине дорожки. Хозяин дёрнул за поводок, болонка недовольно фыркнула.
— А вы свою собаку с поводка не спускаете? — спросила я.
— Что вы! Ещё убежит, чего доброго, и что я тогда скажу своей матери? Ей Кики едва ли не дороже меня.
Я улыбнулась.
— Вы живёте в Париже? — спросил мужчина.
— Ну… В последнее время.
— Вы иммигрантка?
— Да.
Мы медленно пошли по дорожке. Кристиан вышел из-за деревьев и остановился неподалёку, глядя на нас. В темноте его глаза горели зелёным огнём.
— И впрямь — вылитый волк, — сказал мужчина. — Как его зовут? Крис?
— Ага.
— А меня — Антуан.
— Сандрин.
— Немного странно, что мы сначала назвали имена наших собак, а только потом — свои.
— Собачники, мне кажется, так и знакомятся, — сказала я.
— Вы часто здесь гуляете?
— Сегодня — впервые.
— А я вот каждый день. Матери трудно много ходить, Кики приходится выгуливать мне. Здесь хорошо. Чистый воздух, мало людей… И собакам приволье.
— Да. Особенно тем, кому необходимо много бегать. Может, всё же спустите вашу Кики?
— Когда ваш зверь рядом? Пускай на людей он и не бросается, но насчёт собак не уверен. Тем более, если он действительно наполовину волк.
— Ну, да… — пробормотала я.
— Вы сюда придёте завтра?
— Не знаю… Вряд ли.
— Приходите, здесь действительно прекрасное место для прогулок.
— А как же сохранность вашей Кики?
— Пока она рядом со мной, ей вряд ли что-то угрожает. Так придёте?
Я пожала плечами, и тут Крис решительно подбежал ко мне и, ухватив меня зубами за рукав, потянул обратно, в сторону машины.
— Намекаешь, что нам пора? — спросила я.
— Вы говорите с ним, как с человеком, — заметил Антуан.
— Можете мне поверить, он всё понимает.
Крис потянул ещё настойчивее, так что я вынужденно сделала пару шагов за ним.
— Ладно, ладно, иду, — сказала я. — Доброй ночи, месье.
— Доброй ночи, мадмуазель. Приятно было побеседовать с вами. А насчёт прогулки подумайте.
— Что это ты? — удивлённо спросила я, когда мы сели в машину, и Крис, уже в человеческом облике, решительно устроился за рулём. — Мне казалось, что ты ещё хочешь побегать. Ты же всегда гулял подолгу.
— Сначала хотел. Но вы с этим Антуаном так мило беседовали, что я начал чувствовать себя лишним.
— Ну, раз ты в волчьем облике говорить не умеешь, то в любом случае не мог принять участия в беседе.
— Вот именно. Сначала он тебя на завтрашнюю прогулку приглашал, а кончилось бы всё тем, что зазвал бы в кафе прямо сейчас.
— Не сейчас, — улыбнулась я. — Под столиком ты не поместишься, да и ни к чему светиться лишний раз. Но вообще-то что в этом плохого?
Кристиан фыркнул. Потом сказал:
— Он всего лишь человек.
— К твоему сведению, я вовсе не считаю простых людей чем-то второсортным.
— А я этого и не говорил. Но дружить с обычным человеком магу неудобно, слишком многое приходится скрывать.
— Ну, может быть, ты и прав…
— Конечно, я прав.
— …но дело даже не в этом. Никуда бы он меня не пригласил, да я бы и не пошла. Ты же слышал — он выгуливал болонку своей матери.
— И что из этого следует?
— А из этого следует, во-первых, что он не мог задержаться сверх обычного времени. А во-вторых, он успел мне пожаловаться, что мать любит эту болонку больше, чем его. Из чего я сделала вывод, что передо мной маменькин сынок. С таким можно поболтать, прогуляться по парку, может быть, выпить чашку кофе, но вообще-то лучше держаться от него подальше.
— Это ещё почему? — Кристиан скосил на меня заинтересованный взгляд.
— Да потому, что его маменька встретит в штыки любую женщину, которой заинтересовался её сын. Если она не сама её выбрала, разумеется. Боюсь, у тебя не хватит фантазии представить, на что она способна, чтобы удержать его при себе.
— Ты это серьёзно?
— Более чем. Материнская ревность — страшная вещь.
— Так далеко идущие выводы на основании единственной фразы?
— Можешь считать это образчиком женской интуиции. Но я уверена, что дело так и обстоит.
Я не стала рассказывать, какие усилия прилагала моя покойная бабушка, чтобы разрушить брак моих родителей. В конце концов ей это удалось, но вот жениться по её выбору отец не захотел. У мамы тогда хватило ума и такта сохранить добрые отношения и с ним, и даже с бывшей свекровью, и в результате после бабушкиной смерти мне досталась её квартира. Наверно, надо написать маме, чтобы она её сдала…
— Ладно, верю тебе на слово, — Кристиан снизил скорость, повернулся ко мне и состроил шутливо-недовольную мину: — Так значит, у меня сомнительная родословная?
Я засмеялась, радуясь тому, что неприятный разговор закончен.
— Ну, надо же было как-то объяснить, почему ты так выглядишь, — и добавила уже серьёзнее: — Говорят, что волки и собаки — это как бриллианты и стразы, кто их видел, тот уже не спутает. Конечно, волков во Франции давно нет, но мало ли… А кстати, о родословной — Леконт де Лиль [поэт XIX века] тебе, часом, не родственник?
— Кажется, да, но очень дальний. Он был креол, а наша семья никогда не покидала Францию, даже во времена Революции. Ты его читала?
— В переводе. Он показался мне слишком многословным.
— Мне тоже. Но ты меня удивила. Чаще спрашивают, не родня ли я автору «Марсельезы».
— Ах да, Руже де Лиль… Я о нём забыла. Всё же я иностранка.
— А знаешь, я об этом тоже забыл. Настолько привык считать тебя своей, что даже акцент перестал замечать.
— Спасибо, Крис, — сказала я. Для француза это и в самом деле был комплимент, причём из высших.
На следующий день я отправилась на службу, пребывая в превосходном настроении. Уже настал март, светило солнышко, украшенные лепниной дома казались ещё наряднее, чем обычно. К тому же я сегодня, против обыкновения, вышла пораньше, а потому могла не торопиться, наслаждаясь каждым мгновением недолгой прогулки. Даже встреча в дверях офиса с мадмуазель Десайи не испортила моего радужного настроя. Она, не здороваясь, прошла мимо меня, сняла на ходу замшевое пальто, распространяя вокруг себя тонкий аромат дорогих духов, кивнула выглянувшему начальнику охраны и зацокала каблучками к лестнице на второй этаж. Охранник вежливо, как всегда, поздоровался со мной и снова ушёл.
Время до обеда пролетело быстро. Выйдя в холл, я увидела там Кристиана. Мы обменялись парой слов, когда сверху снова зацокали каблучки и показалась секретарша, нежно улыбнувшаяся при виде него. Как ни странно, Крис на улыбку не ответил, и мне даже показалось, что он едва заметно поморщился. Решив, что мне незачем торчать рядом с ними, я кивнула ему и направилась к выходу.
— Пойдём обедать? — спросила за моей спиной мадмуазель Десайи. Кристиан в ответ довольно долго молчал, и я даже заинтересованно оглянулась от самой двери.
— Извините, Алин, — наконец сказал Крис, — я сегодня занят. Давайте в другой раз.
Выйдя на улицу следом за мной, он глубоко вздохнул, потом спросил:
— Сандрин, ты где обычно обедаешь?
— Вон там, — я махнула рукой вдоль улицы, — в «Дионисе». А что?
— Просто, — извиняющимся тоном сказал Кристиан, — мне одному скучно. Давай сегодня сходим куда-нибудь ещё, как ты на это смотришь?
— А с ней не хочешь?
— Нет, — он потёр нос. — Не хочу.
— Почему?
Кристиан снова поморщился и помотал головой.