В паре национальных таблоидов, освещавших это происшествие, приводилось высказывание Шейна Фентона — который теперь вернулся в Тор Теп под псевдонимом Элвин Стардаст, — он сравнил своего покойного брата с Родом Стюартом. Ринго, естественно, тоже спросили, что он думает о своем бывшем работодателе, с которым уже давно потерял связь. Нет, он не придет ни на похороны, ни на поминки: «Меня ведь не приглашали, когда он родился». Газетные ищейки, никогда не слышавшие о Сторме, ухватились за другую знаменитость, Силлу Блэк, которая, приехав из Блэкпула, где выступала в варьете, пожертвовала единственным выходным, чтобы записать — при поддержке Старра и Харрисона — «When Every Song Is Sung», песню, изначально сочиненную Харрисоном для Ширли Бэйси.
Дебют Старра на шоу «Cilia» оказался столь успешным, что Ринго предложили сняться в нескольких следующих сериях. Одна из этих серий была снята на скандинавском лыжном курорте; это и без того не слишком веселое событие омрачилось тем, что профессор Торольф Рафто продал случайный разговор с экс–битлом, выдав его за эксклюзивное интервью, норвежской газете. За этим «интервью» последовал еще один репортаж о том, как подвыпивший Старр отказывался пожертвовать даже символическую монетку в пользу благотворительной организации World Refugee, пока ему не принесут результаты английских футбольных матчей.
Теперь, когда лопнула защитная оболочка под названием «The Beatles», стало ясно, что из Ринго так и не получился Мистер Нормальность, — но он к этому никогда особо и не стремился. Предполагалось, что типичный вечер Ринго проходит в гостиной перед цветным телевизором, однако, когда требовалось, он мог напустить свой коронный битловский шарм, как это однажды произошло — его собачьи глаза, ухмылка и автографы уладили дело, когда полиция хотела арестовать Старра по подозрению в вождении автомобиля в нетрезвом состоянии. Когда Ринго бывал навеселе, он отстранял своего шофера и пытался выиграть спор с Морин, насколько быстро он сможет домчаться на своем «Мерседесе» до какого–нибудь модного лондонского ночного клуба — обычно это был Tramps или Jermyn Street, где их уже ожидали вспышки фотоаппаратов. Во время одного из таких налетов Старр вписался в поворот на слишком большой скорости — машина отрикошетила от дерева и вылетела обратно на дорогу.
Для Силлы добродушие Старра казалось очевидным даже тогда, когда Старки случайно поселились в бунгало на территории того же гостиничного комплекса в Антибе, где разместились Блэки. Когда Силла с мужем и ребенком в коляске вышли подышать свежим воздухом, Старр выскочил из–за скалы и зарычал как лев. Эта беззлобная выходка послужила началом совместного приятного отдыха двух семей. Единственная печальная нота прозвучала во время прощального ужина, который Старки устроили в честь Блэков. После того как Ринго отверг экзотические блюда, которые были в меню, французский официант принес заказанную им яичницу и — как понял повар — хрустящий картофель (чипсы). Никто из сидящих за столом не смог удержать Старра, разгоряченного шампанским «Дом Периньон», когда тот с бранью набросился на менеджера отеля, обвиняя его в том, что он «испортил последний вечер моих друзей в Антибе».
Помня печальный опыт в Антибе, Старр старательно объяснял судовому коку, что со всеми блюдами подается «'pommes frittes (жареный картофель — фр.), а не чипсы, потому что в вашем языке слово chips обозначает то же, что и в нашем crisps (чипсы — англ.)», когда Блэки и Харрисоны были среди гостей на SS Marala, роскошной яхте с подлинными произведениями искусства на стенах, которую Ринго нанял в 1971 году на все время Каннского кинофестиваля. Как когда–то во время морского путешествия у Ринго родилась идея «Octopus's Garden», так и на этот раз они с Джорджем сочинили песню «Photograph»; по словам Силлы, «каждый из тех, кто был на борту, внес в нее свой маленький вклад». Несколько месяцев спустя Ринго предложил свой новый опус, «Back off Boogaloo», когда Силла выбирала материал для очередного сингла. Ей больше нравилась «Photograph», но на ее просьбу подарить ей демопленку с этой песней Ринго ответил:
«Ну уж нет, эта вещица слишком хороша для тебя. Я оставлю ее себе».
С теми артистами, которых он не знал слишком близко, Старр мог обходиться еще более грубо; особенно это касалось современных кумиров молодежи, таких, как «The Osmonds», «Jackson Five», «Bay City Rollers» и «этого дровосека» Дэвида Кэссиди. Хотя «Роллермания» на несколько месяцев охватила в основном девиц школьного возраста, ни один из этих неоперившихся новичков даже отдаленно не напоминал «новых «The Beatles»» и «нового Элви», однако пренебрежительное отношение Старра к ним, как к «группам, абсолютно лишенным таланта», было неоправданным. Под давлением он признался, что слушает «Jackson Five» из–за маленького солиста Майкла («…единственный ребенок, который мне нравится в этом отношении. Как правило, ребенок, участвующий в шоу, получает большинство аплодисментов: «Ах, он такой маленький, а вышел на сцену и спел эту песню!» Чушь собачья»).
В первые годы после распада ливерпульского квартета Старр стал грубым и заметно увеличил дозы алкоголя. Он тяжелее всех перенес события 1970 года и дольше, чем остальные экс–битлы, «продолжал надеяться, что мы когда–нибудь еще выступим вместе. Возможно, все из–за моего природного оптимизма». Он надеялся, что, если это случится, «ни один из битлов не будет доминировать над другим». Ходили слухи, что без Маккартни, который стал для группы «ложкой дегтя в бочке меда», Леннон, Старр и Харрисон соберутся вместе, а в качестве басиста возьмут к себе Клауса Формана, назвавшись «The Ladders».
Когда Мик Джаггер пригласил Старра и Маккартни на свое бракосочетание в Сан–Тропе в мае 1971 года, Ринго предпринял неловкую попытку заговорить с Полом, с которым они не виделись с тех пор, как семейство Маккартни покинуло Лондон и обосновалось на ферме в Шотландии вскоре после скандала на Кавендиш–авеню. Две недели спустя Старр получил от своего старого приятеля копию его второго постбитловского альбома. Такой же скупой, как и сам Маккартни, «Ram», по мнению Ринго, даже не был «достоин обсуждения. У меня сложилось впечатление, что Пол решил признать, что он больше не умеет писать красивые мелодии. Он меня здорово разочаровал».
Еще более резкой была оценка Джона, который считал, что его бывший коллега занимается «полной ерундой». Если раньше Ринго беспомощно наблюдал, как два лидера «The Beatles» поливают друг друга грязью в присутствии прессы, то теперь он безоговорочно принял сторону Джона; причиной этому был, во–первых, сам Маккартни, который с каждым днем удалялся от него как в личном, так и в профессиональном плане, а во–вторых, предложение Леннона играть с ним, ведь «…мы играли вместе столько лет, что Ринго подходит мне идеально». Действительно, Старр был идеальным барабанщиком для того, чтобы поддерживать простенький ритм на «его и ее» альбомах группы «Plastic Ono Band», которые явились результатом прохождения Леннонами курса терапии «первородного крика» под руководством американского психоаналитика доктора Артура Янова. «Там не было не одного настоящего хита», — таково было весьма необдуманное заключение Старра по поводу нового творения Леннона, с его смелыми исповедями (в «Mother», «Isolation» и др.), отречением от прежних идеалов и героев (особенно в «God») и отождествлением себя с героем рабочего класса — в «Working Class Hero», песне без ударных, которую запретила Би–би–си из–за наличия в ней ненормативной лексики. Преданный Ринго и на этот раз был «на высоте»: «сидишь с людьми, и они матерятся через слово, и ты думаешь: «О Господи, когда же это прекратится!», а иной раз слушаешь ругань и понимаешь, что это такие же слова, как и все остальные. Так было и в случае с этим альбомом».
