— Это вовсе не шаг назад, — протестовал Ринго. — Это еще один тип песни от «The Beatles».
После всех авантюрных путешествий Ринго предстал перед журналистами помолодевшим и более уверенным в себе. Старр пытался отвыкать от алкоголя — «самый обычный бурбон и пиво» — при помощи кофе и огромного количества сигарет American Larks. Верхом безнравственного поведения для него теперь стало «просто поставить на лошадь, но ни один букмекер не обогатится на моих ставках».
Его жена, хотя и была довольно безрассудной в других жизненных аспектах, вела очень продуманную политику в отношении «небольшой суммы денег для детей на карманные расходы каждую неделю». По словам Ринго, «как только они их потратят — хватит, мы больше не дадим, хотя, как любой отец, я думаю, я буду покупать им то, о чем они попросят, а потом получать нагоняй от мамочки».
Морин очень раздражала привычка Ричи бросать грязную одежду на пол ванной комнаты, зато она была ужасно рада, что ее муж стал гораздо реже посещать ночные клубы — «я вроде ожидал, что будет так же здорово, как и раньше, но увы, прошлого не вернуть» — и довольствовался (какое–то время) спокойной домашней жизнью в Brookfields, их новом доме недалеко от Элстеда, деревни рядом с городом Фарнем, на границе Суррея и Гэмпшира.
Вместо рыбалки, охоты и стрельбы, которые всегда были традиционны для этого поместья с его фруктовым садом, озером и лесом, новые жильцы предпочитали выгуливать в колясках своих детей.
«Почему мы должны чувствовать себя одинокими? — задал Ринго риторический вопрос в интервью Rave. — У меня есть Морин, у нее есть я, и мы никогда ни с кем не знакомились в Уэйбридже…»
На потребу читателям подобных журналов Ринго подкинул парочку безобидных анекдотов и сильно урезанных сказочек, посвященных Заку и Джейсону: «Жили–были Папа–медведь, Мама–медведь и Сынок–медведь. Мама–медведь сварила кашку, но тут ворвался вор и украл ее». Те несколько месяцев, когда размеренная сельская жизнь вдали от столицы еще доставляла ему удовольствие, Ринго божился:
— Мы не могли бы снова жить в городе — слишком много шума и событий. Конечно, как и все, я начинаю скучать, но теперь вместо трех ночных часов у меня на скуку есть целый день!
В число строений, расположенных вокруг феодального замка шестнадцатого века с центральным отоплением, входили гараж, конюшни и — что было экзотикой даже для сельской местности — отдельно стоящая сауна. Внутри особняка с обвитыми плющом стенами и торчащими балками Старки устроили домашний кинотеатр и комнату для бильярда, где Ринго «включал видеопроигрыватель и смотрел фильм с собственным участием». Первый частный владелец записывающего магнитофона в Британии, Ринго с его непостоянными увлечениями тратил на оборудование тысячи фунтов. «Я называл все эти устройства моими игрушками, да они по сути ими и были». Часто Ринго терял интерес к новоприобретенной «игрушке», лишь взглянув на инструкцию по ее эксплуатации. Когда пришли хмурые зимние дни, Ринго разгонял тоску, предаваясь привычным развлечениям: «Всю неделю я сижу и слушаю музыку. Я могу целый день баловаться с магнитофоном».
Иногда его посещало вдохновение: он внезапно приходил в крайнее возбуждение, бросал все и хватался за инструменты; затем, немного побренчав на гитаре или постучав на барабанах, Ринго понимал, что ему становится скучно, и надеялся, что кто–нибудь позвонит по телефону. Если никто так и не звонил, то он шел есть яичницу с жареным картофелем (а то она остынет!) или смотрел по телевизору MASH (не пропустить бы начало!). Может, завтра работа будет плодотворнее. Песенное творчество Старра выглядело примерно так:
«Сначала у меня есть только первая строфа, и тогда я понимаю, что дальше дело не пойдет. Я не могу сесть и сказать: «Вот, сейчас я напишу песню». Мне нужно, чтобы рядом было пианино или гитара, и тогда что–то может получиться. Обычно, если я в настроении, я иду включаю пленку (если у меня вертится в голове какая–нибудь мелодия), а потом проигрываю эту мелодию раз сто с разными словами. Затем я снимаю пленку, прослушиваю ее и «выуживаю» некоторые строчки, чтобы соединить их вместе».
Чтобы расширить диапазон своих возможностей, Старр даже взял уроки гитары, предприняв похвальную попытку продвинуться дальше «…моих знаменитых трех аккордов» — ля, ре и ми мажор.
В 1968 году, работая над одной из своих незаконченных песенок, «It Don't Come Easy», он обратился к Джорджу, чтобы тот помог ему с аранжировкой; так же как и Старр, Харрисон был недоволен политикой «правящих композиторов», которые проявляли воистину бессердечное безразличие к творческим попыткам своих коллег. Другой свой опус, «Three Ships in the Harbour» (в котором было девяносто три куплета (!), Ринго принес Хэрри Нильссону, который незадолго до этого получил солидный гонорар за свою «One» в исполнении группы «Three Dog Night», которая оказалась коммерчески успешной.
Не менее прибыльной оказалась и кавер–версия песни «It's For You» Леннона — Маккартни в исполнении этой североамериканской группы; в качестве поддержки на сингле был также записан хит Силлы Блэк 1964 года. Наследство Брайана Эпштейна, благодаря которому Силла попала на телевидение, включало еженедельный пятидесятиминутный сериал «Cilla»; переговоры о его съемках начались незадолго до смерти Эпштейна. Колоссальный бюджет сериала мог быть оправдан только не менее внушительным зрительским рейтингом. Для этого шоу Пол Маккартни написал музыкальную заставку, в качестве приглашенных артистов фигурировали звезды такого масштаба, как Том Джонс, Хэрри Секомб, Тони Беннетт, Джули Дрисколл (новичок в чартах) — и Ринго Старр, которого пригласила сама Силла.
На Би–би–си-1 шестого февраля 1968 года он стал первым битлом, который спел без остальных в качестве гостя на чужом шоу — миллионы невидимых зрителей стали свидетелями начала сольной карьеры Ринго («без Джона, Пола и Джорджа я чувствую себя не в своей тарелке, как султан с гаремом из трехсот жен, который однажды вышел купить себе мороженого»). Когда перед своим выходом Ринго нервно курил одну сигарету за другой, ему принесли телеграмму «от твоих старших братьев».
Дружба Блэк и Старра началась еще в 1961 году, когда Силле приходилось перегибаться через установку Ринго, чтобы спеть с ним дуэтом «Boys» в Aintree Institute. Ринго даже напялил фетровую шляпу для их очередного дуэта «Do You Like Me Just a Little Bit», который им подкинул отец Пола из репертуара своего танцевального ансамбля двадцатых годов. Гость следующей недели, стильный Донован, собирался просто спеть свой последний сингл, «Jennifer Jumper», но, как с гордостью заявила Силла, его так поразила ливерпульская парочка, что «он вознамерился сделать что–то подобное». В мешковатом черном костюме, рубашке и белом галстуке, Ринго исполнил сольный вариант «Act Naturally», а затем проделал тоже самое в качестве «чревовещателя» — в роли куклы в этом скетче выступала Силла.
С тех пор как Ринго весьма удачно снялся в «A Hard Day's Night», за ним (не без помощи Брайана) охотились киномагнаты в поисках новых талантов — или они цинично рассудили, что он «им нужен как Ринго–кинозвезда» («потому что я все равно ничего не сочиняю, так, что ли!»). В шестидесятые годы не проходило и недели, чтобы кто–нибудь из поп–знаменитостей не попробовал себя в роли «настоящих» актеров: Дэйв Кларк, Пол Джонс из группы Манфреда Манна, Мик Джаггер и даже Силла. Но что потерял мир, когда «вечный» Эрик Бердон, по слухам, провалился на кинопробах экранизации романа Ивлин Во «The Loved one» с Родом Стейгером?
После того как Леннон сыграл рядового Грипвида в «How I Wan the War», Ринго тоже впервые сыграл свою первую эпизодическую роль в кино — и впервые поцеловался перед камерами — в «небитловском» фильме. («Лучшее, что я сделал в тот момент, так мне казалось»). В итальянско–французской картине с пометкой «х» — «Candy» («Кэнди») — Ринго появляется на экране всего на несколько минут в роли Эммануэля, мексиканского садовника, который готовится принять духовный сан, но не может совладать с плотским вожделением. По определению Старра, его герой — «очень нервный парень. Во время съемок я тоже сильно нервничал и поэтому как нельзя лучше справился со своей ролью».
