– Ночевать собрались, – сказал человек в матросском бушлате и алых галифе с желтыми леями[7]. Он выдвинул винтовку, передернул затвор, досылая патрон в ствол. – Вот сейчас они у меня заночуют!

– Не дури! – Сосед «матроса», малый лет тридцати, с острым носом и уродливо выпяченной нижней челюстью, властно взял его за плечо.

Третий наблюдатель, молодой рыжеволосый увалень, в разговор не вступил. Лежа на животе, он сосредоточенно грыз морковь.

Всадники были дозором банды, расположившейся в селе, верст за пятнадцать отсюда. Накануне в степь выехало с десяток таких дозоров. Приказ атамана для всех был один – встреченных на пути людей тащить в село. Дозорных строго предупредили: задержанных не обыскивать, глядеть в оба, чтобы узлы, котомки, мешки они доставили в целости, ничего оттуда не выбросив.

Парень, остановивший бандита, готового сделать выстрел, был старшим дозора. Сейчас он сосредоточенно размышлял. Сунуться в овраг прямо с конями – значит раньше времени переполошить мужика и бабу. Путники, если у них есть что спрятать, успеют это сделать – бросят в кусты, утопят в ручье. Самое верное – ждать до утра и перехватить незнакомцев, когда они будут выходить из оврага. Но это долго, да и жажда томит, и коней надо поить.

Старший повернул голову к рыжеволосому.

– Здесь побудешь, с конями. А мы – вниз. Сиди и слушай – как свистну, веди коней к ручью.

– Лады… Ты громче свисти, я тугой на ухо. – Парень ухмыльнулся собственной шутке, перевалился на бок и, достав из брезентовой торбы новую морковь, сунул ее в рот.

Два бандита стали осторожно сползать по откосу. Винтовки были наготове. Впрочем, неожиданностей не опасались: люди в овраге не скрытничали – вон какой огонь развели. И оружия не имеют: вымывшись в ручье, мужчина поворачивался и так и этак, будто нарочно показывал, что нет у него ни револьвера, ни гранат. О бабе и говорить нечего – брюхатая, вот-вот разродится.

Шагин уголком глаза наблюдал за спускавшимися в овраг. Разделаться с ними было бы нетрудно. Но наверху оставался еще один. А поблизости могли быть и другие…

– Что будем делать? – спросила Саша.

– Погоди… Ага, они подходят. Сейчас будут. Ты спокойнее, может, все обойдется.

Окрик бандита. Приказ поднять руки.

Пока «матрос» держал Шагина на прицеле, старший дозора скользнул в сторону и стволом винтовки разворошил приготовленные для костра солому и хворост.

– Посунься, баба, – донесся до Шагина его высокий голос. – А ну, живее!

И снова шорох, возня за спиной председателя УЧК. Сзади протянулась рука бандита, ловко и умело ощупала карманы пленника. Удар в плечо – и Андрей повалился в сторону. Столкнув Шагина, бандит расшвырял сушняк, на котором тот сидел.

– Встань!

Шагин поднялся с земли.

«Ну и рожа!» – подумал он, разглядывая физиономию бандита с выпяченной челюстью.

– Мешок есть?

Шагин покачал головой.

– Котомка, сумка?

– Нету.

– А что имеется?

– Ничего.

Шагин понял: враги что-то разыскивают. Иначе не были бы столь настойчивы в своих расспросах. Похоже, знают о портфеле с ценностями.

– Так-таки ничего и не было?

– Было, – вдруг сказал Шагин. – Было, да сплыло, отняли. Все как есть взяли.

– Кто?

– А я знаю? Какие-то люди.

– Когда взяли? Говори, матери твоей черт!

– Вчера было дело. – Шагин показал куда-то за овраг. – Верстах в тридцати отсюда.

– Мужики?

– Мужик и баба. – Шагин быстро взглянул на Сашу и убедился, что она поняла его игру. – Вдвоем были, вот как мы с ней. Шли мы по степи, как вдруг они выскочили из балочки, «пушку» наставили.

– А чего шукали?

– Мне это неведомо. Верно, оголодали, а у нас в торбе полкаравая было да шмат сала. Из рук вырвали торбу, тут же все и сожрали. Пришить нас хотели, да, видать, духу не хватило – баба-то, сами видите…

– У них что из вещей было?

– Не помню. Напужались мы…

Саша приподнялась на локте, поманила бандита.

– Портфель у них был, – зашептала она. – Портфель из черной блестящей кожи. Тяжелый, будто свинцом налит. Мужик, который тащил его, аж скособочился.

«Хорек», как мысленно окрестила Саша бандита, метнул быстрый взгляд на коллегу в бушлате. Разинув рот, тот прислушивался к разговору.

– Портфель, говоришь? – пробормотал «хорек». – Как свинцом налитой?

– Точно, – подтвердил Шагин. Он тронул бандита за рукав: – Хлеба не дашь?

– Чего? – крикнул «хорек».

– Хлеба дай. Не мне – бабе, видишь же, совсем невмоготу ей. Пожалей бабу, воин!

В ответ «хорек» сунул под нос Шагину кукиш и замысловато выругался.

«Матрос» громко расхохотался. Он был в восторге.

Старший дозора зашептал ему на ухо. Бандит слушал, согласно кивал. Потом закинул винтовку за спину, стал карабкаться вверх по склону. Вскоре он исчез за гребнем оврага, и оттуда донесся затихающий топот копыт.

Теперь пленников сторожил только «хорек». Впрочем, вот и еще один, – ведя в поводу коней, осторожно спускается к ручью.

Итак, обстановка улучшилась. Один из бандитов уехал. Оставшиеся – здесь, совсем рядом. Кони тоже в овраге. Все будто по заказу. Можно надеяться, что удастся уничтожить двух противников, завладеть конями. А тогда во весь опор в степь, на юго-запад. Благо теперь до Крыма рукой подать. В Крыму Советская власть…

Саша смотрела на Шагина не отрываясь. Скосив глаза, он поймал ее взгляд, все понял. Украдкой согнул указательный палец, будто спускал курок.

Она чуть кивнула. Вот рука ее медленно поднялась к вырезу кофточки, нащупала рукоять нагана. Только бы не промедлить, выхватить револьвер по сигналу Андрея!..

Саша видела: Шагин чуть расставил ноги, напрягся. Вот-вот кинется на «хорька».

Она крепче ухватила рукоятку револьвера, оттянула курок.

И вдруг Шагин сник, беспомощно опустил руки. Теперь и Саша услышала шум, доносившийся сверху. Оба дозорных подняли голову, насторожились.

Сомнений не было: к оврагу скакали всадники.

Лобастый курган – четкое полукружие на ровной, как заштилевшее море, степи. Будто вдавили в землю гигантский шишак чудо-богатыря да так и оставили здесь на вечные времена. И прижился он, порос ковылем, ржавой щетиной перекати-поля…

На кургане двое пеших – мужчина и женщина, пятеро всадников. Остановились, глядят на село. Оно в полуверсте отсюда, просматривается из конца в конец – церковь и четыре десятка белостенных хат, выстроившихся по сторонам единственной улицы. Каждый домишко будто кораблик в море: село утопает в зеленых волнах вишневых и яблоневых садов.

Двое верховых, дав шпоры коням, устремляются вниз по склону кургана. Остальные конвоируют Сашу и Шагина.

Их вели всю ночь: появившийся у оврага второй бандитский дозор привез приказ атамана – всем, кто в степи, немедленно возвращаться в село.

Саше совсем плохо. Она повисла на руке спутника, едва переставляет ноги. Кажется, больше не выдержать. Но «хорек» заехал сзади, напирает конем.

– Крепись, Саша, – шепчет Шагин. – Во что бы то ни стало надо держаться!

И она делает шаг по склону кургана, еще шаг и еще…

Центр села. Подобие площади перед ветхой церквушкой.

Шагин усадил Сашу на землю. Сам остался стоять, разглядывая собравшихся.

Вокруг было много любопытных, в большинстве – женщины. Они стояли плотной молчаливой группой и с острым интересом наблюдали за пленными. Позади на церковном крыльце расположились бандиты – люди разного обличья, в германских френчах и русских косоворотках, в цивильных пиджаках и даже телогрейках, несмотря на жару, все с винтовками, гранатами и револьверами. Здесь же, на паперти, торчали рыльца пулеметов – «максима» и английского «гочкиса».

К площади подходили все новые люди – сельчане и обвешанные оружием мужчины.

– Фельдшера надо бы, – сказала женщина в сапогах с обрезанными голенищами. – А то беда случится, здесь опростается.