– Ничего не будет, Стефа. Я все предусмотрел. – Белявский вытянул из жилетного кармана толстые золотые часы на цепочке, щелкнул крышкой. – О, время позднее!.. Сейчас они на очередном обыске. Мне известно: в городе будут шарить до утра, а уж потом вернутся в свое учреждение, чтобы сдать награбленное. И только тогда может выясниться… Но скорее всего обойдется… Они отнюдь не ювелиры. Да и золото я не зря им скормил.

– Вдруг все же обман обнаружится?

– Никакой это не обман. Я уже говорил, что конфискованные монеты – настоящие.

– А камни, украшения?

– Камни – да… Но кто виноват, что они пожадничали и вместе с золотом сгребли стекляшки? Нет, вопить по этому поводу не станут. Не в их интересах. Кому охота выставить себя дураком?.. Да, могут снова пожаловать. Однако не раньше чем утром. Но нас уже не найдут.

– Значит, мы уезжаем?

– Недалеко и совсем ненадолго. – Белявский понизил голос. – Со всех сторон в город стягиваются отряды и… банды. Знающие люди утверждают: большевики не продержатся. И не только здесь, в нашем городе. Подобное происходит повсеместно. Словом, назревают события.

– Банды… – Стефания тревожно оглядела гостиную. – Мы уедем, а они дом разграбят.

– Дом запрем. Да и Полина будет на месте. – Белявский помедлил, раздумывая, упрямо тряхнул головой. – Но если и разграбят – невелика беда. Один перстенек из коллекции моего друга Базыкина – и мы совьем себе гнездышко куда роскошнее этого. Не кручинься, Стефа, теперь мы очень богаты!

Он вновь привлек к себе жену, уже не сопротивлявшуюся.

Доводы Белявского были убедительны. Рассудив, что, кажется, на сей раз им и впрямь улыбнулась удача, Стефания позволила поднять себя на руки и унести в спальню.

В дверь постучали.

Белявский прислушался. Стук повторился.

– Это Полина, – сказала Стефания, натягивая одеяло до подбородка. – Иди-ка узнай…

– Постучит и уйдет, – пробурчал супруг. – Завтра всыплю ей, чтобы не тревожила по ночам.

Снова постучали.

Белявскому пришлось встать. Прошлепав босыми ногами по полу, он приложил ухо к двери.

– Кто там?

– Гость к вам, – сказала горничная. – Просит принять.

– Не Харитон Базыкин? – Станислав Оттович привалился к дверному косяку, пытаясь унять противную дрожь в коленях. – Если он, скажи: барыня, мол, легла, а хозяина нету дома…

– Другой гость, барин, – ответила горничная. – Молодой господин, у нас не бывал. Он, как я отперла, сразу вошел. В гостиной ждет.

Белявский стал одеваться.

Стефания молча наблюдала за ним. Вот он застегнул последнюю пуговицу, гордо вскинул голову и вышел из комнаты.

Она вздохнула, отвернулась к стене.

Вскоре Белявский вновь появился в спальне.

– Представь, мой однокашник, – весело оказал он. – Лет семь не виделись. Из Москвы прибыл. Следовательно, новости привез. Времени у нас много – раньше полуночи не выедем. Так что одевайся и выходи.

Стефания застала мужчин за накрытым столом. При ее появлении гость встал. Она невольно отметила, как это было сделано – одним быстрым движением. Гость оказался высок, с широкими плечами и выпуклой грудью. Полная противоположность Белявскому, который располнел за последние годы, к тому же был несколько кривоног и потому косолапил.

Словом, Стефании гость понравился. Она улыбнулась ему и поплыла навстречу.

Приятель мужа щелкнул каблуками, коротко наклонил голову.

«Военный», – подумала Стефания, протягивая руку для поцелуя.

Белявский фамильярно ткнул кулаком в спину гостя:

– Рекомендую – Тулин Борис Борисович. В гимназии вместе учились. Только он был классом старше. Однако в пятом задержался на повторение. Там я его и настиг.

– Болел всю зиму, – сказал Тулин низким грудным голосом. – Инфлюэнца одолела, а потом скарлатина. Месяца три маялся. Посему и отстал.

– Да-да, – подхватил Белявский. – Вообще-то вполне сносно учился Борис Тулин. И первый был игрок в перышки. А прозвище имел – Дылда.

– За рост, конечно? – Стефания снова с удовольствием окинула взглядом внушительную фигуру Бориса Борисовича. – А как же именовался Белявский?

– С вашего позволения, он был Алтын.

– Это за что же?

– Столько воды утекло… – Тулин сощурился, покачал головой. – Помню, что Алтын, а вот по какому поводу его так нарекли – запамятовал. Эх, годы, годы!

Тулин солгал. Он сам наградил этим прозвищем Белявского – тот копил медяки, выдаваемые на школьные завтраки, и снабжал ими товарищей под большие проценты.

Белявский мысленно поблагодарил приятеля за сдержанность, пододвинул жене стул.

Тулин поднял рюмку:

– Мадам должна извинить меня за этот туалет. – Он повел плечом, демонстрируя выцветшую, залатанную на локтях гимнастерку. – Но такова жизнь, как говорят французы. Иначе не пройти было сквозь сотни проверок, облав, кордонов. Что поделаешь, с волками жить…

– Сегодня ты счастливо избежал еще одной такой акции, – сказал Белявский. – Хорошо, что явился поздно. Пришел бы часа три назад…

– О, я знал!

Белявский удивленно присвистнул.

– Знал, – повторил Тулин.

– То есть как это – знали?! – воскликнула Стефания. – Вам известно было, что у нас происходил обыск? Но каким образом? Вы же только приехали…

– Я неточно выразился. – Тулин поставил рюмку на стол. – Разумеется, ни о чем не догадывался, когда шел сюда с вокзала. Но у подъезда вашего дома стоял экипаж с вооруженным солдатом на облучке. Я травленый зверь, счел за благо повременить с визитом. Короче, прошел мимо дома, стал в отдалении, принялся наблюдать. Видел, как из подъезда вышли еще шестеро. Четыре человека влезли в экипаж и уехали. На тротуаре остались дворник и женщина в черном салопе. Вскоре дворник ушел к себе. А женщина пересекла улицу и вошла в лавку, возле которой я находился.

– Она владелица этой лавки. Присутствовала при обыске в качестве понятой, – сказала Стефания. – Скупая, жадная тварь, в лавке которой всегда одно старье.

– О том, что она была понятой, я сразу догадался. Надеюсь, мадам извинит меня, если скажу, что некоторые представительницы прекрасного пола… несдержанны. Рассудив так, я решил попытать счастья и тоже вошел в лавку.

– Она болтлива как сорока, – подтвердила Стефания.

– Верно. И я быстро выяснил, что же у вас произошло. Вынужден был также выслушать рассказ о каких-то драгоценностях… Вот не думал, что ты так богат, Станислав!

– Чепуха… Но об этом позже. – Белявский поспешил перевести разговор на другую тему. – А меня ты не видел? Я ведь тоже был неподалеку.

– Нет, – сказал Тулин. – Не заметил. Но и ты проглядел Дылду!

– Что верно, то верно.

– Зато я увидел другое, – продолжал Тулин. – Господа, я опознал двоих чекистов!

– Были знакомы с ними раньше? – воскликнула Стефания.

– Именно так, сударыня. – Тулин скривил губы, лицо его стало злым. – Я опознал их, хотя было далековато и уже смеркалось. Да, вас навестили мои старые знакомые. Однажды я чуть было не дотянулся до них. Самой малости не хватило… Что ж, еще представится случай – не ошибусь!

– Расскажите, Борис Борисович! – Белявская прикоснулась к руке гостя, кокетливо повела плечом. – Кого из четверых вы имеете в виду?

– Во-первых, того, кто распоряжался, когда они вышли на улицу. Это Андрей Шагин, в недалеком прошлом унтер-офицер в моем полку.

– А другой? – Станислав Оттович протянул гостю портсигар, предупредительно зажег спичку.

– Другая! – поправил его Тулин. – Это была женщина, Стась.

– Нахальная молодая девица? – вскричала Стефания.

– Она самая… Но уже поздно. – Тулин нерешительно поглядел на Белявского: – Ты говорил – вам сегодня уезжать?..

– Есть время, рассказывай.

Тулин рассказывает

– Когда же это произошло? Ну да, весной семнадцатого года. Надо ли воссоздавать картину тех месяцев на фронте? Царя низложили. Власти никакой нет. Калейдоскоп партий, комитетов. Ночью и днем – собрания и митинги. А оружия нет, и сапог нет, и жрать нечего доблестному русскому воинству. И никаких вестей о том, что творится в Петербурге, Москве, вообще в тылу. Только слухи, тысячи слухов, один нелепее, невероятнее другого. И каждый приказ до исступления дискутирует солдатня, ставит под сомнение, опровергает… Извольте при таких обстоятельствах воевать, держать фронт и отстаивать святую матушку-Русь от подлых западных варваров!