– Вот и я говорю, что надо искать, – спокойно заметил Лелека. – Ну-ка, давай разберемся. Что нам известно? Знаем, кто унес ценности, куда с ними направляется. Знаем, эти двое только ночами будут идти: не рискнут по степи в светлое время, не дураки.

– Так с мешком и поперли? В мешке серебра, говоришь, пуда три? И портфель – на полтора пуда?

– Все точно.

– А мне не верится. На липу смахивает. Сам подумай: дотащат ли? Разве что лошадь у них.

– Лошади нет.

– Как же тогда?

– Мешок, конечно, бросили или, скорее всего, запрятали. Ну, а портфель… Не думаю, чтобы выпустили его из рук. Не могли оставить золото и камни – на этот счет пришел приказ Мартына Лациса. Портфель должен быть с ними, Черный.

– Да куда же они с таким грузом! – упрямо твердил полковник. – Степь нашпигована бандами и отрядами. Жди засаду на каждом кургане.

– Я знаю.

– Вот и они знают не хуже нас с тобой, эти твои «дружки». Не выставляй их глупцами.

– Хорошо, пусть так! – Лелека повысил голос, рубанул ладонью по колену. – Пусть по-твоему: спрятали клад! Но председателя ЧК и девицу можно достать? Добудь их, прижми, как ты умеешь, они и расколются, заговорят. Ты же здорово это делаешь, Черный!

Лелека видел: его доводы начинают действовать. Он и сам распалился, хоть сейчас был готов пуститься в преследование Шагина и Саши.

Полковник встал и принялся застегивать китель.

– Ладно, – сказал он. – Ладно, Костя, попытка не пытка… Пойдешь со мной?

– Конечно! И не будем терять времени. Каждый час на вес золота. – Лелека улыбнулся собственной остроте. – Поднимай людей, вели седлать… Стой! О ценностях и нашем уговоре – ни единой душе.

Черный кивнул. Сделав знак приятелю подождать в комнате, он вышел.

– Белявского ко мне пришли, – успел крикнуть вдогонку Лелека.

Вскоре дверь вновь отворилась. Вошел хозяин дома, ласково улыбнулся гостю.

Лелека тотчас уловил перемену в поведении Белявского.

– Вот что, – сказал он. – Терпение мое истощилось, жду две минуты!

– Конечно, конечно, – заторопился Белявский. Косясь на дверь, вытащил из кармана пакетик. – Как видите, я все приготовил. Извольте!

В пакете оказался литой золотой браслет, брошь с крупным алмазом и алмазные серьги.

Это были великолепные вещи, очень дорогие, и у Лелеки дрогнуло сердце. Но он ничем не выдал волнения. Небрежно оглядев драгоценности, опустил их в пакет, бросил на стол.

– Что такое? – прошептал врач.

– Выходит, расщедрился пан Белявский, – усмехнулся Лелека. – Отвалил, чего не жаль…

– Ровно треть, как мы и условились, – заторопился хозяин дома, пытаясь вложить пакет в руки собеседнику. – Клянусь господом богом, что я…

Лелека пренебрежительно дернул плечом, но пакет все же взял и спрятал в карман.

– Не о том речь. Верю, что не обманываете. Дело в другом. Видите ли, обстановка изменилась, и теперь одной трети базыкинских ценностей мне уже недостаточно. Урок вам, Белявский. Впредь будете знать, к чему приводит медлительность при расчетах с партнерам. И обманывать тоже поостережетесь на дальнейшее.

По лицу Белявского прошла судорога.

– Чего же вы хотите? – простонал он.

Лелека наклонился над креслом, в котором лежал побледневший собеседник.

– Ровно половину! И учтите: я знаю, что именно оставил вам на хранение Харитон Базыкин.

Худой, с длинным костистым лицом, узкоплечий в сутулый, Лелека насмешливо глядел на Станислава Белявского.

– Вы и сейчас медлите, – прошипел он. – Медлите и на что-то надеетесь. Не оставили надежду облапошить того, которому всем обязаны в этом деле. Крайне глупо. Время работает против вас. Подумайте, что случится, если сейчас сюда пожалует атаман Черный. Он мой друг. С ним я не умею фальшивить. А Черный тоже любит алмазы. И он мужчина решительный… Ну!

Через несколько минут Лелека, теперь уже с нескрываемым удовольствием, рассматривал платиновый перстень и нитку крупного жемчуга, которые дополнительно передал ему Станислав Белявский.

История Константина Лелеки

В феврале 1917 года поручик Константин Лелека и два пластуна, посланные на рекогносцировку, сбились во вьюжной ночи с верного направления и напоролись на вражеский аванпост. Оба пластуна были убиты немцами, поручик поднял руки и сдался в плен. Этой же ночью он был допрошен и увезен с передовой.

Сутки спустя разговор с ним возобновили в некоем тыловом штабе, куда пленный был отправлен в автомобиле. Специально предоставленный легковой «бенц», отдельная комната с мягкой постелью, а в довершение всего отличный обед с бутылкой вина – и все это для какого-то поручика!

Под вечер пленного повели на допрос.

В зале, где он оказался, не было ни обязательных при таких обстоятельствах писарей или стенографистов, ни даже строгих следователей. Возле камина был сервирован стол – отсветы жаркого пламени играли на хрустальных бокалах и серебряном ведерке с бутылкой шампанского…

Лелека нерешительно остановился, полагая, что доставлен сюда по ошибке. Но с кресел поднялись два офицера, улыбнулись, пошли навстречу поручику.

Его будто ударило. Он вдруг все понял.

– О, наш гость в дурном настроении! – воскликнул румяный оберст[6]. – Еще бы, устал с дороги, проголодался!..

Лелека был взят под руку, препровожден к столу. Солдат ловко откупорил шампанское, разлил его по бокалам и вышел.

– За успехи в вашей новой работе, – провозгласил оберст и выпил.

Лелека выронил бокал. Опустив голову, он смотрел на пятно, расплывавшееся по скатерти. Почему-то вспомнился пластун – в тот миг, когда пулей ему разнесло голову.

Он поднес руку к лицу, коснулся ею щеки – сюда брызнули капельки солдатской крови. Казалось, они в сейчас жгут… А второй пластун в ту минуту еще жил – корчился на снегу, царапая его бурыми охотничьими постолами… Разведчики лежали у ног поручика, а выстрелы все гремели. Это чудо, что ему, Лелеке, удалось уцелеть.

Вырваться из пекла для того лишь, чтобы снова сунуть туда голову? Ну нет, не бывать этому!

Он поднял глаза на немцев, решительно качнул головой.

– Понимаю: родина, честь, присяга на верность э-э… императору всероссийскому? – участливо проговорил оберст. – Ваш отказ продиктован именно этими высокими соображениями, поручик?

– Вы не ошиблись. – Лелека гордо выпрямился. – Или у немцев другие понятия о чести офицера?

Оберст посмотрел на майора. Тот выложил на стол сколотые листы бумаги, неторопливо полистал их, чтобы Лелека мог видеть свою подпись в конце каждой страницы.

– Это протокол допроса, – сказал майор. – Сообщено много интересного, секретного. И подписано. Могу заверить: каждая строчка документа достаточна для вынесения смертного приговора, если мы передадим господина поручика русским властям и перешлем туда же протокол.

– Приговоры русских полевых судов, я слышал, приводятся в исполнение немедленно? – сказал оберст, адресуясь к майору.

Тот утвердительно наклонил голову.

– Но, видит бог, мы не хотим этого! – вскричал оберст и с улыбкой посмотрел на Лелеку. – Скажу больше: германское командование будет в отчаянии, если такой ценный сотрудник… Нет-нет, поручик, вас будут заботливо оберегать! Шпионские операции, риск, тайные переходы через фронт, когда гремят выстрелы и рядом рвутся снаряды, – это для других. Вам определена иная задача.

Майор достал новый документ. На стол легла телеграмма ставки верховного командования германских вооруженных сил. Сообщалось, что в России произошла революция, царь отрекся от престола.

Эта известие Лелека воспринял спокойно. Волновала его не судьба России или ее бывшего владыки, а своя собственная судьба.

– Как можно уяснить из этой телеграммы, теперь вы свободны и от присяги, – ласково сказал оберст. – Таким образом, устранено последнее препятствие…

– Ничто не затронет чести бывшего поручика Лелеки, – вставил майор.