Ну а его хозяева? Сейчас, когда в уезде, да и не только здесь, готовится волна выступлений против Советской власти, немцы не простят ему отхода от борьбы… А ЧК начнет охоту за своим бывшим сотрудником. Таким образом, он окажется между молотом и наковальней.

Внезапно Лелека вспомнил, что должен идти в буфет, где его ждет Гроха.

Письмо было вложено в конверт и брошено на пол – на прежнее место, бумаги собраны со стола, заперты в сейф, роль которого выполнял железный ящик с висячим замком.

Минуту спустя Лелека уже входил в буфет. Заботливый Гроха расставил на столе миски с борщом и очистил несколько луковиц.

Обед прошел в молчании. Лелеке было не до разговоров.

– Что с тобой? – спросил Гроха. – Болит голова?

Лелека поспешно кивнул. Ему требовалось побыть одному, собраться с мыслями, многое обдумать. Поэтому «разболевшаяся голова» была хорошей причиной, чтобы отказаться от вечерней встречи с Грохой.

Они уже выходили из буфета, когда Гроха вдруг вспомнил о письме, забытом в кабинете приятеля.

– Письмо? – переспросил Лелека. – Какое письмо? Говоришь, упало за стол? Не видел. Но все равно, вот ключ, отопри комнату, забери его. Ключ пусть будет у тебя – я выйду на улицу, проветрюсь. Может, голове полегчает. Да и папирос надо купить. Вернусь – зайду за ключом.

Поезд, который вез Сашу, был смешанный – за паровозом тащилось несколько обшарпанных пульманов, далее следовал хвост из разнокалиберного товарняка.

Она оказалась в пассажирском вагоне, даже завладела там узкой, как гладильная доска, боковой койкой. Это было неслыханной удачей, так как садилась Саша не на вокзале, а на первой от города станции, куда Кузьмич доставил ее в автомобиле.

Посадка была совершена без чьей-либо помощи: никто не должен был знать о Сашиной командировке, даже местные железнодорожные чекисты…

И вот ей здорово посчастливилось. Не успел поезд подойти к платформе, как из него стали вываливаться группы галдящих людей. Это выдворяли спекулянтов, которые невесть какими путями проникли в вагоны без документов и посадочных ордеров.

Спекулянты вопили, рвались назад. Стрелки железнодорожной охраны отпихивали их от вагонов и кричали машинисту, чтобы тот поскорее уводил состав. Суматоха, словом, была изрядная. Саша воспользовалась ею, проникла в первый от паровоза пульман.

Нет, ей положительно везло в этот день! Только она вошла в вагон, как увидела пассажира, перетаскивавшего мешки и котомки с боковой койки на другую, более широкую – эту последнюю, вероятно, занимал один из высаженных спекулянтов. Пассажир взглянул на Сашу и пришлепнул ладонью по освободившейся койке:

– Владей, баба!

Саша швырнула на койку рюкзачок и пальто, влезла туда и улеглась. Она даже рассмеялась от счастья.

Тот, кто уступил койку, вертлявый мужичок лет за семьдесят, старательно обживал свое новое место – расстелил на нем старенькую шинель, уложил в головах какие-то пожитки.

Поезд тронулся. Мужичок обернулся, подмигнул Саше.

– Спасибо вам, – сказала она.

– А на кой ляд мне твое спасибо? – усмехнулся старик. – Что я с ним делать буду, почтеннейшая? Может, шубу сошью?

– С одного спасибо, конечно, вряд ли получится, – сказала Саша. – Но если всегда делать добро людям, она, может, и выйдет, шуба.

Ответ старику понравился. Он глядел на Сашу, и глаза у него смеялись, а неправдоподобно редкая бороденка тряслась, и он ухватил ее рукой, будто боялся, что бороденка эта вдруг оторвется. Вот лицо его стало серьезным. Он поманил Сашу пальцем:

– Слазь-ка, баба. Есть дело…

Саша подсела к старику.

– Грамотная?

– Ну, грамотная. А что?

– И по печатному можешь?

– По печатному легче, дедушка.

– Это ежели знаешь, что к чему. Все легко, когда знаешь… Газету мне почитаешь?

– Давай.

Из внутреннего кармана шинели пассажир извлек свернутые в трубку газетные листы. Саша расправила листы. Это была пачка номеров «Бедноты».

– Так они же старые, – сказала Саша, бегло просмотрев газеты. – Все старые.

– Как так?

– Гляди, здесь написано: «Среда, 9 апреля 1919 года». А эта за второе апреля. Впрочем, вот два майских номера. Но все равно старье. Сейчас, дедушка, сентябрь на дворе. Сентябрь, а не май.

Некоторое время старик молча смотрел на Сашу, потом взял газеты, ушел с ними в конец вагона. Вернулся огорченный, подавленный. Видимо, ходил проверять, правду ли сказала попутчица.

– Последние деньги за них отдал, – пробормотал он, бросив газеты на полку. – Ах ты, горе луковое! Что же делать теперь? Ведь и не продашь никому…

Саше стало жаль старика.

– Хотите, прочту самое интересное?

– Давай! – обрадовался пассажир. – Подряд читай, мне теперь нет разницы. – Старик взял одну из газет, пришлепнул по ней рукой. – Начинай отсюдова.

– Сперва заголовки заметок, хорошо? А потом будете выбирать, что поинтереснее.

Вся первая страница «Бедноты» за 9 апреля была усеяна короткими заметками. Заголовки были красноречивы; «Одесса взята», «Перекоп взят», «Овруч занят», «Сдался батальон белых», «Пололки очищаются от петлюровцев», «Восстание против Колчака», «Восстание в Либаве».

Старик сидел, склонив голову набок, прикрыв глаза. Казалось, дремлет. Но стоило Саше сделать остановку, как он встрепенулся:

– Чего остановилась?

– Перевести дух.

– Дальше давай. Есть там про заграницу?

– Найдется. Вот, например: «Румыния в красном кольце», «Демонстрация в Японии», «В Галиции разгорается…».

– Стой! – Старик тронул Сашу за рукав. – А про Германию тоже есть?

Саша прочитала:

– «В Баварии провозглашена Советская республика».

– Я тебе про Германию, а ты – Бавария!

– Бавария – часть Германии. Ну, вроде как волость, – пояснила Саша. – А зачем тебе, дед?

– В Германии, видишь, племяш мой томится. Второй год, как в плену, бедолага… Теперь там, говоришь, революция? Вроде бы как у нас?

– Сам же слышал, как я читала. Гляди, что пишут товарищу Ленину руководители Советской Баварской республики: «Бавария последовала за Россией и Венгрией. Мы верим в пришествие дня всемирного освобождения. Да здравствует интернационализм, да здравствует всемирная революция!»

Старик взял у Саши газету, приблизил к глазам, оглядел – при этом казалось, что он обнюхивает газетный лист, Бережно сложив газету, спрятал ее за пазуху.

– Все так и написано? – Он строго посмотрел на Сашу. – Не обманула старика? Ну и хорошо. Ну, слава богу!

Торопливо крестясь, он стал собирать с койки остальные газетные листы.

Саша уже не смотрела на него. Ее внимание привлекла группа людей в соседнем отделении вагона. Сквозь щелистую перегородку были видны несколько мужчин и женщина, сгрудившиеся возле поставленного стоймя большого фанерного чемодана.

– В карты дуются, обормоты, – сказал старик, проследив направление Сашиного взгляда. – Ну, а что с них возьмешь, коли неграмотны, как вот я сам? Им бы лишь время убить, ежели выпала такая оказия, что едешь в поезде и кругом скукота…

Саша продолжала наблюдать за картежниками. Ее все больше интересовал банкомет… В сознании возник ветхий пароходик, на котором еще недавно она плыла из Одессы. Да, конечно, один из тогдашних спутников Стефании Белявской и метал сейчас банк в компании поездных картежников.

А ниточка воспоминаний все тянулась. В памяти всплыли сцены обыска на квартире Белявских, утро в ЧК, когда было обнаружено, что у пройдохи-врача вместо ценностей отобраны ничего не стоящие фальшивки, далее – загадочное убийство Григория Ревзина… Кто и зачем поднял руку на него?

Она смотрела на банкомета и ловила себя на мысли: картежник вполне мог иметь отношение ко всему тому, что заботит ее вот уже столько месяцев.

Если бы знала Саша, что именно этот человек лишил жизни старого Ящука, а теперь ехал в Харьков, чтобы совершить там второе убийство!..