Литмир - Электронная Библиотека

– Где его возьмешь, фельдшера? – возразила другая. – До Николаевки шестьдесят верст махать.

– В Щеглах, слух прошел, тоже фельдшера наняли в прошлом месяце.

– Слух – он слух и есть…

Шагин профессионально запомнил короткий диалог, оглядел женщину в сапогах.

– Воды, что ли, принести, – сказала она, нерешительно посмотрела на конвоиров и ушла.

Толпа раздвинулась, пропуская на площадь группу людей. Впереди шел пожилой поджарый мужчина в синем щегольском френче и лаковых сапогах со шпорами, звеневшими при каждом шаге. Он был при шашке и маузере. На голове лихо сидела квадратная польская конфедератка, но без кокарды. Это был атаман.

В нескольких шагах от пленников он остановился и положил ладонь на рукоять шашки.

Откуда-то сбоку выскочил «хорек», пнул ногой Сашу:

– А ну, подымайсь!

– Я те подымусь! – Шагин решил, что при таких обстоятельствах лучше всего держаться независимо, шагнул к бандиту, гневно сжал кулаки: – Не дам измываться над бабой. Гляди, будет случай, встречу тебя да посчитаюсь. Ух ты, кикимора!

Кто-то из зрителей рассмеялся. «Хорек» вскинул руку с нагайкой.

– Погоди! – сказал атаман.

Переступив с ноги на ногу, он коротким точным ударом свалил Шагина на землю.

– А теперь встань! – приказал он.

Шагин поднялся с земли. Лицо его было разбито. От угла рта по подбородку ползла струйка крови.

– Ты с ним встретишься, – сказал атаман. – В раю свидишься, зараз и почеломкаетесь. Только на том свете раньше него будешь: дюже торопишься туда.

Дружный смех вырвался из десятков бандитских глоток.

«Хорек» глядел на атамана преданными глазами.

«Матрос» вскинул карабин и выпалил в воздух.

– Не балуй! – строго сказал атаман. И прибавил: – С толком расходуй боеприпасы.

«Матрос» загоготал, вновь вскинул к плечу карабин, навел на пленников.

Площадь притихла. Все решали секунды. Саша поднялась с земли, загородила Шагина.

– И меня заодно! – крикнула она. – Разом кончай! Всех троих разом! Ну, чего ждешь, герой?

Толпа загудела. Женщины перешептывались и неодобрительно смотрели на бандитов. Те, что были с мужьями, подталкивали их к атаману.

Шагин обнял Сашу за плечи.

– Твердил же тебе, – сказал он громко, чтобы всем было слышно, – ведь сколько твердил: останемся в городе, не помрем, как-нибудь перебьемся. Так нет же: «В село поедем, до мамы, в степи тоже православные, разве тронут мирных людей?» Вот те и не тронули!

В толпе возникло движение. Женщина в сапогах с короткими голенищами протиснулась в крут, поставила перед пленниками полное ведро, поклонилась в пояс:

– Пейте, страннички добрые!

– Вот спасибочко, – сказал Шагин и шагнул к ведру. – Бабе вовсе невмоготу без воды.

«Хорек» ногой пнул ведро. Оно опрокинулось, вода широкой струей плеснула по земле.

– Ах ты!.. – Хозяйка подняла вывалившийся из ведра черпак с длинной ручкой, в сердцах хватила им до лбу «хорька».

Удар был силен, бандит едва удержался на ногах.

Площадь загоготала. Теперь смеялись все – бандиты и сельчане. И громче всех – атаман. Но глаза у него были серьезные, внимательно оглядывали крестьян. Атаман понимал, что разбросанные в степи редкие села да хутора – единственная его опора и база. Здесь банда хоронится после налетов, зализывает раны, набирается сил, здесь же черпает пополнение и запасает продовольствие, фураж. Стоит ли на глазах у всего села убивать беременную женщину и ее мужа?

Вот и люди, что недавно прискакали из города и переполошили банду, подняв ее на поиски затерявшихся в степи чекистов, одобрят ли они эту спешку с расстрелом?

Нет, по всему выходило, что следует подождать. Сперва надо хорошенько допросить задержанных. А убить их можно и ночью, без лишнего шума…

Атаман поднял ладонь, требуя тишины.

– Кто мы есть? – громко сказал он и оглядел площадь. – Мы есть православное воинство. – Рукой, на запястье которой болталась нагайка, он показал на свое окружение. – Свободное православное воинство, а не якие мазурики. Зараз будем говорить с этим людыной. Спытаем, шо он такое есть. И тогда решим. – Атаман обратился к Шагину: – Покажь документы!

Шагин отвернул полу пиджака, рванул ветхую подкладку. Она лопнула, на землю вывалились бумаги. Их подобрали, отдали атаману. Тот долго вертел перед глазами две тоненькие серые книжечки, потом громко сказал:

– Очки принесите!

– Так ты же разбил их, батько! – крикнул «хорек». – На запрошлой неделе разбил. Ночью до ветру ходил, так ненароком наступил на них и разбил. Неужто запамятовал?

– Верно, – солидно кивнул атаман. – В таком разе позвать писаря Прокопенку!

Подошел рыжий увалень – тот, что грыз морковь, охраняя лошадей возле оврага. Он и сейчас ел – крепкими белыми зубами обдирал остатки мяса с большого бычьего мосла.

– Здесь я, батько, – сказал он и руку с едой завел за спину. – Слухаю вас.

– На-ка! – Атаман протянул ему обе книжечки.

Прокопенко спрятал мосол в карман, сальные руки вытер о собственную шевелюру, затем осторожно взял документы и стал рассматривать.

Пленники были спокойны за документы. Фальшивые эсеровские карточки, которыми они предусмотрительно запаслись перед походом, оказались здесь к месту.

Шевеля губами, рыжий писарь силился разобрать записи. Все ждали. «Хорек» приблизился к Прокопенко и, дыша ему в ухо, с любопытством разглядывал бумаги. Время шло, нетерпение присутствующих нарастало.

В наступившей тишине послышался стук колес и голос возчика, понукавшего лошадь. К площади приближалась подвода.

Саша вздрогнула, осторожно передвинулась за спину товарища. Она узнала и каурую кобылу, и ее хозяина – бородатого биндюжника.

Между тем рыжий писарь закончил наконец возню с документами, вытер рукавом вспотевшую физиономию и ткнул пальцем в сторону Шагина.

– Этот будет Иван Щукин, – провозгласил он. – А баба есть жинка его, Настасья.

– Православные? – крикнул мужик из толпы.

– Должно, так, – сказал писарь, вновь поднося к глазам бумаги.

– Добро! – Атаман хлестнул нагайкой по сапогу. – А шо за люди? Какого звания? Не комиссары?

– Не, батько, – возразил писарь. – Написано: учитель. – Он снова уткнулся в документ, засопел от натуги и с трудом выговорил: – Социал-революционер.

– Так. Значит, эсеры. Ну-ну, побачим. – Атаман посмотрел на пленника: – Эй, одежу скидай!

Шагин снял пиджак, стащил с плеч рубаху, все это положил на землю.

– И сапоги, и портянки!

Пленный сбросил обувь. Помедлив, распустил шнурок на брюках, вылез из них.

Теперь он стоял голый по пояс, в одних кальсонах, стараясь не глядеть на Сашу.

«Хорек» присел на корточки, встряхнул пиджак, вывернул карманы, отодрал подкладку. Затем так же тщательно осмотрел брюки. Ничего не обнаружив, отбросил вещи, выпрямился.

Атаман все видел.

– Зачем ушли в странствие? – спросил он Шагина. – Баба еле ногами двигает, а ты ее по степи мотаешь.

– Голодно стало в городе…

– Голодно… Куда путь держите?

– До ее матери. – Шагин показал на Сашу. – Четвертые сутки в пути.

– А в селе небось заждались вас. – Атаман подбоченился, оглядел крестьян, адресуясь к ним. – Гонцов со всех сторон слали, истомились ожидаючи, все очи проглядели: приезжайте, желанные городские гости, курей наших жрать, да сало, да калачи!

Бандиты негодующими криками поддержали своего главаря. Крестьяне хмуро глядели на пленников.

– Нам сала не надо, – сказал Шагин. – Нам бы картошки да хлеба, какой найдется. Только бы вволю. И за все это я отработаю. – Он выставил вперед руки, раскрыл кулаки. – Много буду работать. Только бы жинка в заботе родила.

– Это где же ваше село?

– Добираться надо через Николаевку, – сказал Шагин, держа в памяти недавний разговор селянок о фельдшере, – а потом… – Он посмотрел на Сашу, как бы приглашая ее завершить описание пути.

– Свернуть треба после Николаевки на закат, – сказала Саша. – Еще верст тридцать – и будет хутор Лесной.

15
{"b":"205238","o":1}