Что касается представителей малороссийского направле­ния, работавших на Украине, то надо отметить, что даже те из них, кто писал по-малороссийски, значительную, если не большую часть своих произведений создавали на рус­ском языке. Тот же Маслович является автором не толь­ко поэмы «Основание Харькова» (1815-1816 гг.), в которой речь идёт, понятно, об украинских сюжетах и в некоторых диалогах употребляется «хохлацка» речь, но и автором русских стихов и басен. Квитка писал романы, Забела был автором ряда песен, музыку к которым написал знамени­тый М. И. Глинка. А Гребёнка вошёл в историю благодаря своему знаменитому стихотворению «Чёрные очи», став­шему, после того, как оно было положено на музыку, зна­менитым романсом «Очи чёрные» — своего рода визитной карточкой России и русской культуры в мире.

Кстати, пример Евгения Павловича Гребёнки (1812­1848 гг.) весьма показателен. Для своего времени (первой половины XIX века) он был, пожалуй, одним из самых последовательных сторонников развития малороссий­ской речи как языка литературы. Он расстраивался, видя, что его земляки смотрят на малороссийское наречие лишь как на просторечный народный говор или способ «похохмить». Гребёнке же принадлежит перевод на него пуш­кинской «Полтавы». Но вместе с тем основную часть сво­их прозаических и поэтических произведений (особенно поздних) он написал по-русски, вовсе не считая, что заня­тия малороссийской словесностью должны подразумевать неприятие литературы русской. И, горячо любя Украину и являясь её патриотом, свою малорусскую идентичность Гребёнка не противопоставлял общерусской.

В этом можно убедиться не только, скажем, читая его поэму «Богдан Хмельницкий» (1839-1843 гг.), в которой политические события середины XVII века подаются как долгожданное воссоединение родных по крови и духу Малой и Великой Руси. Что, кстати, было прямой противо­положностью той их трактовке, которую старались при­вить малороссам поляки. Не менее красноречиво и вос­торженное описание Киева, которое Гребёнка поместил в одном из своих рассказов (1838 г.). «Как ты красив, мой родной Киев! добрый город, святой город! Как ты красив, как ты светел, мой родной старик! Что солнце между пла­нетами, что царь между народом, то Киев между города­ми. На высокой горе стоит он, опоясан зелёными садами, увенчан золотыми маковками и крестами церквей, словно золотой короною; под горою широко разбежались живые волны Днепра-кормильца. И Киев, и Днепр вместе. Боже мой, что за роскошь! Слышите ли, добрые люди, я вам говорю про Киев, и вы не плачете от радости? Верно, вы не русские»[118].

Эти проникновенные слова, поданные как авторский текст, лучше всего отражают мировоззрение и культурно­-национальные ориентации участников того самого ма­лорусского направления первых десятилетий XIX века (и даже таких местных патриотов, как Гребёнка), видевших Малороссию и самих себя частью Русского мира.

Тематика литературных сочинений о Малороссии была обусловлена духом времени: сентименталистско-чувствительным отношением к миру и романтическим вниманием к народной культуре, быту и нравам народа, ко всему загадочному и необычному и таким же ярким и экзотическим проявлениям истории края. Об интересах пишущей и читающей публики (а общество того времени было литературоцентричным, и писали тогда очень мно­гие, вот почему писатели и читатели были в немалой сте­пени одной средой), равно как и об интересах литературы романтизма вообще и его малороссийского направления в частности, могут дать представление названия повестей и рассказов Сомова. Это малороссийские были и небыли­цы «Кикимора», «Русалка», «Оборотень», «Сказка о кла­дах», «Киевские ведьмы», «Приказ с того света», «Юроди­вый» (1827-1833 гг.) и другие.

Орест Михайлович Сомов (1793-1833 гг.) (псевдоним Порфирий Байский) являлся одним из создателей жанра русской повести, разрабатывал он, в том числе, и украин­скую тематику. «.Народу Русскому, — писал он в своём трактате «О романтической поэзии» (1823 г.; далее курсив автора), — .необходимо иметь свою народную поэзию, неподражательную и независимую от преданий чуждых» (имелась в виду распространённая в те годы ориентация на «западные, чужеземные туманы и мраки» — немецкие поэтические и эстетические образцы). А для этого есть вер­ный путь — обращение к богатейшему внутреннему миру России, к собственным источникам русской народной жиз­ни и поэзии[119]. Следуя в русле своей эстетической програм­мы, большое внимание Сомов уделял фольклорным сю­жетам (малорусским и великорусским). Целенаправленно собирая этнографический материал и широко используя описательность, он много сделал для формирования твор­ческого образа народной Украины, передачи её духа, в том числе выраженного через поверья, фантастику и юмор[120].

Десятилетием позже точку зрения Сомова на народную поэзию в своей статье «Петербургская сцена в 1835-36 г.» почти дословно повторит Гоголь. Рассматривая обраще­ние к народной культуре (сказке, песне — великорусской и малорусской) не только как дань времени, но и как есте­ственное стремление к корням, к национальному самопо­знанию, он напишет: «.стремление это — возврат к нашей старине после путешествия по чужой земле европейского просвещения». Причём возврат торжественно-ликующий, «на русской тройке, с заливающимся колокольчиком, с ко­торой мы привстаём на бегу» (как видим, уже тогда по­является у него мотив летящей тройки как образа Руси и русской жизни). И точно так же, как и Сомов, Гоголь по­нимает обращение к малороссийскому народному матери­алу как часть русского самопознания вообще[121].

Одним из первых беллетристов, пробудивших инте­рес к краю, был Алексей Перовский, в своём «Двойнике, или Моих вечерах в Малороссии» (сборник рассказов и по­вестей, 1828 г.) и романе «Монастырка» (1830 г.) давший довольно точную картину нравов и быта малороссиян[122]. Также надо отметить повесть «Змей» А. Подолинского. За­метный вклад в разработку темы внесли сочинения Васи­лия Нарежного, которого Белинский не без основания на­зывал родоначальником русских романов и романистов. Его прозаические, драматические и стихотворные произ­ведения были посвящены отнюдь не только украинским сюжетам. Но в романах «Аристион, или Перевоспитание» (1822 г.), «Два Ивана» (1825 г.), «Бурсак», повести «Запоро­жец» (оба сочинения — 1824 г.) дано историческое и быто­вое описание Малороссии[123].

Нередко для придания достоверности образам и той среде, в которой они действовали, в произведения на ма­лороссийскую тематику вставлялась народная речь (да и в «Сорочинской ярмарке» Гоголя каждая часть пред­варяется эпиграфом из украинских песен или сочинений, а к обеим частям «Вечеров на хуторе близ Диканьки» при­лагаются словарики малопонятных малороссийских слов). Литературные опыты на малороссийском наречии вполне благожелательно встречались русской публикой, не видев­шей тогда в этом культурного и, тем более, политического сепаратизма. Тем более, что в первой трети XIX века его там действительно не было. Наоборот, языковые нюансы придавали произведениям этнический колорит. «Малорос­сийские анекдоты» Квитки и его же «Ещё малороссийские анекдоты» были напечатаны в «Вестнике Европы» с благо­желательным отзывом редакции. Отрывки из выполнен­ного Гребёнкой «вольного перевода» «Полтавы» привели «Московский телеграф» и «Утренняя звезда», а в 1836 году он вышел отдельным изданием[124].

К этим же языковым опытам можно отнести шуточный перевод на народный язык (причём подчёркнуто просто­народный) «Энеиды» Виргилия, сделанный Иваном Котляревским, тогда военным, а в дальнейшем главным ди­ректором Полтавского театра. Кстати, опубликованный (в 1798 г.) не где-нибудь, а в Петербурге. Сюда же надо до­бавить его пьесы «Наталка-Полтавка» и «Солдат-чародей» («Москаль-чаривнык»), игравшиеся на императорской сце­не с 1819 года, а также поэзию и прозу харьковских литера­торов. В этом же ряду находятся и литературные занятия отца Гоголя, Василия Афанасьевича, который, по воспоми­наниям его жены Марии Ивановны, «писал много стихов и комедий на русском и малороссийском языках» (среди последних — пьесы «Собака-овца» и «Простак, или Хитро­сти жены, перехитрённой солдатом»)[125].