В итоге «кружок Крайзау» постановил ликвидировать фюрера в Бергхофе 2 июля 1944 года, но тщательно продуманную операцию пришлось отсрочить, так как ни Геринга, ни Гиммлера, которых тоже намеревались убить, не оказалось на месте. Нападение было отложено на три недели, до того дня, когда Гитлер и главные военные советники соберутся в «Волчьем логове». Не подозревая о нависшей опасности, Гитлер со своей свитой отправился назад в Раустенберг.
За годы войны Гитлер провел больше восьмисот дней в «Волчьем логове». В лесной чаще, в своей бетонной крепости под охраной батальона СС, он чувствовал себя в безопасности. Ева с радостью присоединилась бы к нему, если бы он позволил, но ставка «Волчье логово» была исключительно военной базой, и Гитлер не имел времени для отдыха и тем более для развлечений. Комнаты в бункере были крошечные, душные, а лето 1944 года выдалось на редкость жарким. Фюрер и его окружение сутками сидели под землей. Его четырем секретаршам едва хватало места. Траудль Юнге выделили уголок в секретарском бункере. «Мне выдали пропуск, и я жила примерно в ста метрах от фюрера. Новое обиталище меня отнюдь не радовало: я люблю свет и воздух и ненавижу прятаться под землей, как крыса, и спать в неудобной каморке без окон». Воздух стоял спертый и зловонный от дыхания почти пятидесяти человек, плохо питающихся и страдающих от недостатка кислорода. Даже снаружи подышать свежим воздухом не удавалось при температуре 90 градусов[31] и высокой влажности. Гитлер иногда выходил с подчиненными погулять по густому сосновому лесу, но в них тут же впивались комары. Гитлеру приходилось носить специальный защитный шлем, как у пасечника, чтобы избежать укусов. «По сей день я ощущаю эту удушливую атмосферу, словно все произошло вчера, — пишет Траудль Юнге. — Мы не могли заснуть, от зноя в воздухе дрожало марево». Гитлеру было не до разминок, он целыми днями изучал карты за громоздким, внушительным столом для совещаний, вокруг которого свободно размещалось двенадцать человек.
Двадцатого июля 1944 года стояла невыносимая жара, от какой люди становятся раздражительны и мучаются головной болью. На этот раз способность Гитлера интуитивно улавливать приближающуюся опасность не предотвратила события, нарушившего неуязвимость «Волчьего логова». Полковнику графу фон Штауффенбергу удалось незаметно пронести на ежедневное совещание Гитлера со старшими офицерами вермахта двухфунтовую бомбу с запущенным механизмом. «Кружок Крайзау» выбрал его на роль убийцы, так как он один имел беспрепятственный допуск к Гитлеру, хотя из-за своих увечий не мог стрелять из пистолета, отсюда необходимость воспользоваться бомбой, более неуклюжим и заметным оружием. Он пришел в комнату для совещаний с чемоданом, в котором была спрятана бомба, и поставил его под стол, близко к тому месту, где должен был стоять Гитлер. Потом фон Штауффенберг покинул помещение под предлогом, что ему нужно сделать срочный телефонный звонок. В 12:42 пополудни бомба взорвалась, вызвав хаос и разрушение.
Траудль Юнге вспоминала:
Мы с фрау Кристиан пошли купаться после полудня, затем я вернулась к себе и села писать письмо. Внезапно что-то загрохотало — в чем не было ничего необычного, — но тут раздался истерический крик: «Врача!». Не от взрыва у меня замерло сердце — мы привыкли к звукам стрельбы. Наши люди постоянно проверяли оружие, да и зенитная артиллерия тоже упражнялась, так что мы и внимания уже не обращали. Но случившееся в тот день повергло меня в смятение и ужас.
Заговор провалился, но был на волосок от успеха. В последний момент место проведения совещания решили изменить, и все перебрались на поверхность, в барак с тремя большими окнами. (В замкнутом подземном помещении разорвавшаяся бомба произвела бы куда более страшный эффект.) Взрывное устройство сработало на совесть, но через несколько секунд после того, как услужливый полковник отодвинул чемодан от фюрера и поставил за тяжелую подпорку стола, что значительно снизило силу удара. Тем не менее четыре человека были убиты на месте и двадцать ранены, но Гитлер выжил. Его брюки были изодраны в клочья, но помимо сильного ушиба, ожогов и сотни дубовых щепок, глубоко впившихся в правую ногу, его телесные повреждения на первый взгляд казались сравнительно легкими. Его правая рука была временно парализована, пострадали барабанные перепонки, и он ненадолго потерял слух. Последствия дали о себе знать позже. До конца жизни у него непрестанно и заметно тряслась левая рука. Это видно на фотографиях, где он либо обхватывает ее правой, либо прячет за спину. Впоследствии фюрер часто во всеуслышание повторял: «Я неуязвим. Я бессмертен». Погибни он 20 июля 1944 года, Вторая мировая война унесла бы вдвое меньше жертв.
Клаус фон Штауффенберг наблюдал за взрывом с безопасного расстояния и был совершенно уверен, что Гитлер погиб. Полчаса спустя он уже находился на пути в Берлин с намерением приступить к операции «Валькирия»: совершить переворот и учредить новое правительство. Он и еще трое заговорщиков были арестованы в тот же вечер и расстреляны вскоре после полуночи, почти ровно через двенадцать часов после взрыва. Им повезло. Они умерли быстро и безболезненно. Позже, на показательном процессе Народного суда, еще двести человек выслушали смертный приговор за участие в неудавшемся перевороте. Их переправили в тюрьму Плетцензее и там повесили. Их медленную, мучительную агонию снимали на пленку. Поговаривали, что Гитлер с наслаждением просматривал запись в компании своих приспешников и хохочущих офицеров СС. Альберт Шпеер, отказавшийся присоединиться к ним, сообщает, что видел фотографии казни на рабочем столе Гитлера. Если так, то фюрер изменил своим привычкам: он был брезглив и не любил лицезреть результаты своих кровожадных приказов.
После июля 1944 года, как и каждый еврей Европы, и многие рядовые немцы, Ева Браун проводила остаток своей жизни, ожидая смерти и готовясь к ней. В течение девяти месяцев войны от бомб каждый месяц погибали 13,5 тысячи гражданских лиц, еще сотни и тысячи умирали от голода, холода и болезней. В лагерях смерти на территории оккупированной Польши — в Освенциме, Треблинке, Бельзеке, Майданеке, Собиборе и Хелмно — Черные События бушевали вовсю. Отряды СС торопились завершить свой дьявольский труд.
В Бергхофе все разговоры вертелись вокруг покушения фон Штауффенберга. В письме к Еве, написанном сразу же после происшествия, Гитлер пытается успокоить ее:
Моя дорогая Tschapperl!
Не беспокойся, со мной все в порядке, разве что устал немного. Надеюсь, что скоро смогу вернуться домой и отдохнуть в твоих объятиях. Мне совершенно необходим перерыв, но долг перед немецким народом превыше всего… Посылаю тебе униформу, что была на мне в тот злополучный день. Это доказательство тому, что Провидение хранит меня и никакой враг нам не страшен. Рука моя все еще дрожит после покушения на мою жизнь. [Окончание:] Я исполнен надежды на нашу грядущую победу.
Разодранные и залитые его кровью брюки являли как нельзя более наглядное свидетельство того, насколько близок к гибели он был. Это ужасно расстроило Еву, и она ответила душераздирающим письмом:
Любовь моя, я не нахожу себе места. Я в отчаянии, в беспросветном отчаянии. Я знаю, что тебе грозит опасность, и это убивает меня. Возвращайся как можно скорее. Я, кажется, схожу с ума. Здесь погода чудесная и все дышит таким покоем, что мне становится стыдно. <…> Ты знаешь, я всегда тебе говорила, что не смогу жить, если что-то случится с тобой. С наших первых встреч я дала себе клятву следовать за тобой повсюду, даже в смерти. Ты знаешь, что вся моя жизнь заключена в любви к тебе.
Твоя Ева
Гитлер был глубоко тронут этим выражением ее преданности. В ответ он написал ей ласковое письмо, заканчивающееся словами «От всего сердца, твой АГ».
От всего сердца Гитлера.
