Общественный статус и «хорошая кровь» очень много значили для Германии двадцатых и тридцатых годов. Дворянство почитали высшим сословием и относились к его представителям с трепетным подобострастием. Высший средний класс превосходил просто средний класс, который, в свою очередь, превосходил низший средний класс. И все они стояли выше рабочих, задействованных как в индустриальной, так и в сельскохозяйственной сфере. Рабочий класс принимал это превосходство как должное. Исключение составляли евреи. На них смотрели сверху вниз все сословия немецкого общества, от высших до низших.

Гитлеру чрезвычайно трудно было преодолеть наследие своей злополучной семьи. Не один скелет хранился у него в шкафу: пьянство, браки между родственниками и, вполне возможно, инцест. Иоганна Пельцль, его тетка по матери, была горбатая и «убогая», не исключено, что она страдала шизофренией. Его двоюродный брат Эдвард тоже имел горб. Одного из родных братьев описывали как идиота, но поскольку мальчик умер в раннем детстве, неясно, кто ставил подобный диагноз и на каких основаниях. Многие родственники Гитлера умерли и не могли раскрыть своих секретов, за исключением его младшей сестры Паулы. О ней люди, должно быть, недвусмысленно крутя пальцем у виска, говорили: «Не все в порядке с головой». Впрочем, Паула никогда не мозолила глаза общественности. Гитлер всю жизнь держал ее подальше от любопытных взглядов и заставил сменить фамилию на свой любимый псевдоним «Вольф» — будто бы отменил родственную связь, но не полностью. С нескольких сохранившихся ее фотографий смотрит низенькая некрасивая женщина с квадратным лицом. Нос как у брата, в остальном сходства мало. Волосы черные, как у него, но густые и волнистые. Она выглядит довольно простодушной — наверное, такой и была, так как однажды после войны сказала журналисту, что каждый раз, проходя мимо церкви, заходит и молится о своем брате. Только наличие сводной сестры Ангелы Раубаль, трое детей которой были абсолютно здоровы, свидетельствовало о том, что у Гитлера все же есть родственники. По крайней мере, эта ветвь риска не представляла.

С другой стороны, предки Евы по линии Кронбургеров, хоть и происходили из сельской местности, но имели связи с Веной и пользовались расположением императора.

У них никогда не было причин подвергать сомнению свое общественное положение или стыдиться его. Ее бабушка и дедушка Браун были уважаемыми членами своей общины в Штутгарте. Они жили в солидном доме с красивой мебелью, их дети имели профессии и достигли в них успеха. И здесь никакой нужды в ложной скромности.

Новый покровитель Гитлера Путци Ганфштенгль и его ослепительная жена Хелена представили своего интригующего, но неуклюжего протеже высшему обществу Мюнхена. Благодаря им он познакомился с людьми, чья моральная и финансовая поддержка в дальнейшем обеспечила нацистской партии уличных бойцов столь необходимых ей влиятельных сподвижников, высокий престиж и приток средств. Но сначала следовало поработать над его манерами и одеждой, придать подобающий светский лоск. Надо было замаскировать это новое воплощение Элизы Дулиттл так, чтобы он не выглядел белой вороной в приличном обществе.

Очень важен для Гитлера оказался открытый ему Ганфштенглем доступ в гостиные двух состоятельных мюнхенских дам, Эльзы Брукман и Хелены Бехштейн. Очарованная гостем фрау Брукман вскоре взяла на себя задачу сделать его salonfähig — светским. Она научила его целовать даме ручку, скромно и изящно заходить, здороваться и прощаться, удалять кости из форели, есть артишоки и омаров. Она умерила его вкрадчивые манеры и заискивающую почтительность по отношению к вышестоящим. Обе дамы, без ума от своей новой находки, наперебой старались заменить его дешевый синий саржевый костюм английскими пиджаками, ладно скроенными смокингами и лакированными ботинками. Гитлер без зазрения совести принимал в дар элегантные обновки. Они достигли таких успехов, превращая своего гадкого утенка в лебедя, что одна старая дама вспоминала: «Он умел поцеловать руку пятью разными способами, и точно знал, когда какой уместен».

Некоторые из его новых почитателей пробовали сводничать, знакомя преображенного Гитлера с подходящими молодыми женщинами. Фрау Бехштейн даже хотела женить его на своей дочери Лотте, но, когда речь заходила о сердечных делах, а тем более об интимных отношениях, Гитлер оставался безучастен. Путци окрестил его «бесполым героем», добавляя: «С тех пор как мы познакомились [конец 1922 г.], он, по-моему, ни разу не имел нормальной связи с женщиной. Быть может, он вообще не способен был испытывать должные ощущения от физической близости». Живое эротическое воображение Путци в данном случае ввело его в заблуждение.

Гитлер не желал иметь ничего общего с невестами на выданье, поскольку, как многие, кто пытается вырваться за пределы своего класса, боялся стать уязвимым. Но существовала и другая, более веская причина. Он никогда не забывал о том, что его гены хранят тайну, противоречащую самой основе нацистской расовой идеологии. В детстве Адольф не осознавал значения неполноценности своих братьев и сестер, но как только понял, чем это грозит, запятнанная кровосмешением родословная стала его тайным кошмаром. Всю жизнь он уклонялся от вступления в брак. Риск породить ущербных детей был слишком велик.

Гитлер с удовольствием эксплуатировал своих благодетелей, пусть и не готов был жениться на их дочерях. Они и их друзья пополняли фонды НСДАП, убеждали людей своего круга вступить в ряды партии, расширяя ее классовый состав. Благодаря им его апокалиптические прогнозы выглядели гораздо достовернее. Большинство новообращенных состояли в церковных комитетах, деловых, светских и спортивных клубах, связывая неотесанную и неопытную партию с солидными горожанами, привносящими в нее дух респектабельности. В течение двух-трех лет нацистская партия принимала в свои ряды землевладельцев, школьных учителей, специалистов различных профессий — консерваторов, присоединявшихся к нацистам, чтобы уберечь от опасности свой образ жизни, семью, традиции и духовные ценности. В то же время у Гитлера хватало ума не забывать и о старых последователях. Он продолжал встречаться с ними за чаем с пирогами в своих любимых кафе — Heck и Weichand — и будоражить их воображение в шумных мюнхенских пивных. Герман Геринг пренебрежительно называл их «хлебателями пива и тягловыми животными с ограниченным провинциальным кругозором», и часто так оно и было, но они явились оттуда же, откуда пришел Гитлер, и он чувствовал себя с ними гораздо свободнее, чем в надушенных гостиных фрау Брукман и фрау Бехштейн.

Поставлял партии интеллектуально развитых сторонников и Бернхард Штемпфле, профессор Мюнхенского университета, с которым Гитлера познакомил Генрих Гофман. Штемпфле издавал газету — расистскую брошюру, не более того — под названием Miesbacher Anzeiger («Мисбахский вестник»), и его студенты горячо поддерживали нацистов. Их неистовое поклонение укрепляло в Гитлере веру в свое мессианское предназначение.

Мечты юности начали наконец осуществляться, и Гитлер принялся выращивать из своей партии политического гиганта. Возмущенная властями чернь была у его ног, и хотя среднее буржуазное сословие взирало на их хулиганские выходки с презрением, Гитлер знал, что руководитель партии должен терпеть — а подчас и втайне поощрять — уличные демонстрации, чтобы рабочий класс мог получить свою порцию адреналина. Им необходимо было время от времени публично выплескивать расистскую злобу, устраивая беспорядки на улицах. Им было намного проще избивать евреев и политических противников, чем заниматься серьезными делами: привлекать новых сторонников и собирать средства. Молодежные нацистские организации сочетали дисциплину с разбоем. Партия закрывала на это глаза, но Гитлеру следовало беречь свой имидж. К 1923 году власти забеспокоились. Воинственность нацистов, стремительный рост их движения, бесцеремонное обращение с оппонентами и грозовая атмосфера публичных митингов — все это было неприглядной изнанкой облагороженного облика Гитлера.